— Терпеть не могу, когда мне не верят, — сказал я, — а то, что произошло, всем покажется невероятным.

— У тебя полно недостатков, но ты никогда не врешь, — заверила мама.

— Какие у него недостатки! — покачал головой Алеша.

— Это у тебя нет! — вздохнула мама.

— Конечно, полно недостатков, как и у большинства людей, но врать я просто не люблю. И лгунов не жалую, — согласился я с матерью.

— Мы поверим, скорее начинай рассказывать, — произнес нетерпеливый Женя.

Я вздохнул и объяснил, как сумел, свое состояние в тот последний миг, перед смертью…

— Но ты же не умер! — вмешался Виталий.

— Да, потому что за долю секунды до смерти ты вытащил меня на воздух и вы сразу стали выливать воду из моих легких. Но я умирал, уже время исчезло…

— Понятно, Андрей, не томи. А вы не перебивайте его! — сказал заинтересованный Кирилл.

— Ладно, продолжаю. Все детство я мечтал о космических странствиях — Луна, Марс, космические орбитальные станции, звездные корабли. И вдруг понял, что ничего этого мне не надо, что мне это теперь даже неинтересно. Что мне дорога только планета Земля, а на ней, по существу, лишь одна шестая часть суши — Россия. Я русский и люблю все русское и свою родину Россию. И одновременно я понял свое призвание. В этот миг я как бы увидел Землю глазами художника, у которого свое видение мира. И я должен был показать это все людям. Я даже увидел себя в будущем, и всех вас, и еще многих, кого вы не знаете. Но… вот теперь уже начинается неправдоподобное…

— Говори, — приказала мама, — о себе можешь не говорить — нескромно, а о нас расскажи. Начинай со старших.

Я покраснел, мне было неловко, все же я продолжал:

— Мама и Таня так радовались. Они получили Ленинскую премию за тот фильм, что сейчас снимают. И мама приступала к многосерийному фильму «Север»… Отец принимал участие в создании этого грандиозного фильма. Он хотел, чтобы непременно засняли все те места, по которым он когда-то проходил с теодолитом, — горы, тайга, болота, побережья рек. И еще я их увидел уже старых… в Москве. Они были вместе и казались влюбленными, как молодые, я видел их ясно.

— А меня ты видел? — поинтересовался Кирилл, не отрывая от меня заинтересованных, как у ребенка, глаз.

— Да, именно вас, Кирилл Георгиевич… Вам вручали — Нобелевскую премию. Король Швеции. Вы радовались, как мальчишка, но весь этот парад вас смешил, и вы еле удерживались от смеха.

— А за что я получил Нобелевскую премию?

— За что-то… чем теперь еще не занимаетесь.

— Черт побери!

— А как ты видел Алешу, ведь ты его видел? — спросил Виталий.

Алеша испуганно моргнул мне, чтоб помалкивал. Я успокаивающе кивнул ему.

— Видел, конечно, уже пожилым, таким красивым, осанистым. Он был уже академик, дети… несколько. Близнецы. Не пересчитал. Внуки.

Алеша облегченно перевел дух. Я его действительно видел. А женой его была Христина…

Виталий сделал было движение ко мне, он тоже хотел спросить, но чего-то испугался. И хорошо сделал, что не спросил: я видел Христину и Алешу у его могилы.

— Видел еще Женю, — продолжал я несколько смущенно (нелепо выступать в роли оракула), — Евгений Скоморохов стал известным эстрадным артистом. Маргарита инженером. Ее две дочки выросли. Старшая, Аленка, стала известной фигуристкой… Фигурное катание на льду. Видел ее в одиночном катании. А Виталий стал кибернетиком. Работал в зурбаганском НИИ «Проблемы Севера». Привез с собой любимую жену, знакомство с которой началось трагично.

— А Мишу видел? — улыбнулся Алеша.

— Да. Он заведовал этой самой пекарней, на которой выпекали лишь одно изделие — «Алешин хлеб», навсегда пришедшийся по вкусу сибирякам. Он был женат на своей немой, детей у них не было.

— А Христина? — спросил Виталий.

— Она была женой академика, я ж сказал, и сама довольно крупным ученым, доктором наук. За свой труд «Человек в экстремальных условиях» она получила Государственную премию.

Все ошалело глядели на меня.

— Однако звания ты раздаешь щедро, — рассмеялся не без неловкости отец.

— А про себя?

— А ты?

— А себя как видел? — загалдели гости.

— Мама говорит: нескромно.

— Ничего.

— Валяй, рассказывай.

— Но я не понимаю маму… Я видел себя отнюдь не лауреатом, никто меня не чествовал. Никакой славы. Я видел себя работягой. Просто усталым работягой. Будто я вел какую-то странную яркую машину, не похожую ни на одну из машин Земли. Это был не самолет, не вертолет, не ракета — наполовину прозрачный шар. И я вел его над залитым светом Земли пространством Луны, — как неприветливо и холодно мерцали острые лунные пики и кратеры. А потом я увидел полуокружность залива Радуги, где раскинулся космодром в обрамлении причудливых, изъеденных солнцем и холодом скал. Там, в укрытии скал, была наша база, обсерватория и сам лунный городок. А потом я увидел… Но это уже была не Луна. Может, Марс? Ветер гнал облака в лилово-красном небе. На горизонте угрожающе высились горные гряды. На огромной равнине подрастали деревья, и это были земные деревья!

Машина, которую я вел, была уже иного типа, нежели на Луне. Открытая. Мой товарищ позади меня распылял и раскидывал удобрения. Мы оба в скафандрах. Я оглянулся, чтоб взглянуть на улыбающееся веснушчатое лицо друга (за сорок лет, и все веснушки!). Милый мой Ванька Ракитин!

— Просто не верится, что этим кедрам всего, полтора года, — прокричал он в микрофон восторженно. — Через пятилетку они будут как вековые. Скоро на Марсе будет свой кислород.

— Не так скоро, лет через сто. Раньше скафандр не снимешь.

— Полвека — самое большое. Придумают что-нибудь еще.

— Не понимаю, значит, ты стал космонавтом? — спросил Женя.

— Не знаю. Пока я курсант летного училища.

— Андрей! Этого не было? — спросила Христина с ударением.

— Прямо словами Биче Сениэль, — усмехнулся я, — что же, отвечу всем словами Гарвея из этого же романа Александра Грина — Христина, это было. Простите меня. Было. Пусть вы не верите, не так уж это важно. Мне верит мама, мой друг Алеша и девушка в Москве, которую зовут Марина! Я еще не рассказал ей, но знаю, что она поверит. Она скажет: «Это правда, потому что это сказал Андрей Болдырев, который не лжет». Это почти по Грину. А вот цитата из романа Грина «Бегущая по волнам»: «Человека не понимают. Надо его понять, чтобы увидеть, как много невидимого».

Не верьте, вы — врач, но не психолог, скажу я вам, Христина.

— А я верю, Андрюша! — задиристо воскликнул Кирилл.

— Лауреатом Нобелевской премии хочется стать? — добродушно подмигнул ему отец.

— А кто из ученых не согласится? Но я не потому верю. Дело в том, что со мной было что-то подобное. Очень похожее…

Все удивились, стали просить рассказать. Но Кириллу Георгиевичу почему-то не захотелось углубляться в эти воспоминания.

— Однажды один бандюга хотел убить меня… Была клиническая смерть… В последний миг я испытал нечто очень похожее на то, что нам рассказывал Андрюша.

Христина пожала плечами.

— Мне, как ординатору, не раз приходилось наблюдать клиническую смерть и беседовать потом с возвращенными к жизни. Ничего похожего я не слышала.

— Не каждый пожелает рассказать, не каждый и сможет, — возразил Кирилл. — Со мной было так.

— И вы увидели будущее всех своих знакомых? — насмешливо переспросила Христина.

— Несколько иначе… разные будущие. Свои.

— Н-не понимаю.

— Я увидел сразу множество своих будущих. Они изменялись в зависимости от обстоятельств, от того, как я поведу себя в заданных обстоятельствах.

— Ох! — Я был потрясен. — Вот это да! И все эти будущие не были похожи одно на другое?

— По обстоятельствам не были (разные дороги мы выбираем), но по дорогам-то шел один и тот же человек и действовал он, как подсказывала его личность в любых обстоятельствах.

— Кирилл Георгиевич, — взволнованно допрашивал я, — вы видели всю жизнь до конца, по каждой дороге?