– Как насчет солнышка? – Викины волосы были сегодня как-то по-особому распущены и светились в лучах заходящего солнца.

– Пойдет, – девушка скинула халат, под которым была белая блузка с узкой голубой юбкой. Закрыв кабинет, Вика взяла меня под руку, и мы направились к главному входу МГУ. Цветы остались стоять в вазе на столе.

– Завтра меня будут радовать, – пояснила красавица в ответ на мой недоуменный взгляд.

Спустившись вниз, мы прошли мимо памятника Ломоносову и стали прогуливаться по университетскому парку. Тут также было множество парочек, так что мы особо не выделялись. Иногда мимо проходил патруль дружинников в красных повязках. Молодые парни строго смотрели, чтобы никто не обжимался и не целовался. Руссо студенто! Облико морале!

Прижимаясь к теплому боку девушки, я все размышлял над сакраментальным вопросом «где»? Мы оба живем в общаге, знакомых с московской квартирой у меня нет. Прямо хоть баню арендуй. Тупая шутка, Вика бы не оценила. Да и не пойдет она – ученая. Тут нужно как-то все красиво обставить.

– Леша, девчонки в общаге узнали о твоей вчерашней… стихотворной дуэли, – Вика замялась, заторопилась. – Я ничего не говорила! Честное комсомольское!

Понятно. Москва при всех ее размерах – маленький город. Главный канал информации при тотальной цензуре – слухи. Говорят, даже в КГБ есть специальный отдел, который собирает слухи и вбрасывает в общество нужные.

– И?

– Ты можешь почитать нам свои стихи? Аудитория будет! Ленка обещала.

– Что за Ленка?

– Подруга моя.

Я задумался. Идти по пути Евтушенко и Вознесенского? Греметь в стиле Маяковского:

А потом еще найти «собственного Есенина» и устроить с ним «батл»?

– Я подумаю. Меня сегодня декан вызывал.

– По поводу драки? – Вика сжала мой локоть.

– И по поводу нее тоже.

Мы помолчали.

– Леш, мне пора, – вздохнула Вика. – Я к экзаменам готовлюсь на биофак, а еще ужин приготовить нужно…

– Когда мы теперь увидимся? – Я беру девушку за вторую руку.

– В воскресенье? Давай в «Ленком» сходим. Там, говорят, хорошая пьеса идет. «Вам 22, старики».

Я мысленно взвыл. Какой «Ленком»?? Я за день не успею достать билеты. Да и на какие шиши?? Или это такая проверка?

– Конечно, солнышко. – Мой язык – враг мой. – Я все устрою. Тогда до воскресенья?

В совершенно мрачном настроении я возвращаюсь в журфаковскую общагу. В нашей комнате застаю такого же угрюмого Когана с фингалом под глазом. Кузнецов заваривает другу чай и попутно учит жизни.

– …Разорвал дистанцию, двойку в корпус и голову. И опять рывок…

Я рассматриваю тщедушного Леву и понимаю, что для того не то что «двойка» проблема, но даже разорвать дистанцию малореально. Все кроссы на физре проходят по одному сценарию. Мы с Димоном и Петровым занимаем первые места – Коган еле добредает до финишной черты.

– Что случилось? Откуда фингал? – я присаживаюсь за стол, тащу к себе бутерброд, что сердобольный Кузнецов успел настрогать Леве. Мм… Вареная колбаса. Вкуснотища!

– Побили хулиганы. Во дворе дома. – Кузнецов подает Когану чай, присаживается к нам.

– Во дворе дома?? – Я искренне удивляюсь. – Вы живете в высотке на Котельнической! Элитное же место!

– У соседнего дома побили, – уныло отвечает Лева. – Очки разбили.

– И что ты там делал?

– Искал скрипку брата. Дорогую, между прочим. Они хотят пять рублей. Завтра в полдень должен принести.

Совершенно нереальная сумма. При средней зарплате в стране в 80–90 рублей.

В ходе долгих расспросов выяснилось следующее. Коган-младший занимается в музыкальной школе, дорога к которой проходит через соседние полукриминальные кварталы. Где обитают целые банды подростков, которые очень трепетно относятся к тому, что на их территорию попадают чужие. Сначала слегка побили и забрали скрипку у Когана-младшего. Школьника пятого класса. Затем как следует побили Когана-старшего. Третьекурсника МГУ. Вытащили из кошелька всю наличность. Лева демонстрирует нам синяки на теле. Мы сочувствующе киваем. Местные гопники, разумееться, не знают истинной цены скрипки. Им покуражится важнее.

– И что теперь делать? Отец нас прибьет.

– Все рассказать родителям. Или идти в милицию, – в комнату входит Индустрий, который с ходу врубается в ситуацию. – Они быстро приструнят хулиганов.

– Не по-пацански, – грустно отвечает Коган. Даже странно слышать такое от эмгэушного отличника. Насколько же глубоко в нас укоренились криминальные привычки.

– Индустрий прав, – жестко говорит Кузнецов. – Иди в милицию.

Коган набычился, молчит. Мы переглядываемся, пожимаем плечами.

– Ладно, поможем товарищу, – решаюсь я. – Завтра пойдем выручать твою скрипку.

– Я не пойду, – мотает головой Индустрий. – Вы забыли? Завтра консультация у Розенталя! Экзамен по практической стилистике через две недели.

Ох, как же я пропустил такое! Закрываю глаза, погружаюсь в память Русина. Розенталь – главный русский и советский лингвист. Величайший лингвист. Причем польский еврей! Написал больше сотни учебников, словарей и учебных пособий. По его книгам будут преподавать и через сто лет. Живой классик. Если бы я сказал нашей русичке, ратовавшей за Толкина, что увижу Розенталя…

– Мы пойдем выручать скрипку Левы, – я открываю глаза и пристально смотрю на Индустрия. – А ты как хочешь.

Лева сразу приободряется, Кузнецов одобрительно кивает. Индустрий бледнеет, отводит взгляд. Вот так и проверяется мужской характер.

– Парни, я… мне… позаниматься надо.

Пожимаю плечами, доедаю бутерброд. Димка презрительно хмыкает.

Еще четверть часа болтаем ни о чем. Рассказываю Леве о Маяке, свидании с Викой и шраме… Слушаю восторженные охи. Потом провожаем друга и ложимся спать.

– Лева, а сколько стоит скрипка?

Коган молчит. Долго молчит. Даже Кузнецов начинает беспокоиться, вертеть головой. Мы идем по Котельнической мимо знаменитой сталинской высотки. Солнце в зените, жарит. Я закатал рукава рубашки.

– Ребята, а зачем вам лопаты? – по-еврейски, вопросом на вопрос, отвечает Лева.

Лопаты мы взяли в подсобке университетского парка. Утром она всегда открыта – садовники начинают свою работу.

– Лева, я жду, – приходится немного надавить на Когана.

– Две тысячи, – парень опускает взгляд, мнется. – Она старинная, известного французского мастера Вийома.

Кузнецов качает головой, я тоже в легком шоке.

– Школьник со скрипкой ценой в «Москвич» разгуливает один по городу?

– А что такого? – защищает брата Коган. – Скрипка застрахована. Это во-первых. Во-вторых, у нас спокойно. Было спокойно, пока не выпустили из тюрьмы этого Хриплого.

– Что за персонаж? – интересуется Димон.

– Какой-то блатной. Собрал вокруг себя местных пацанов, травит им тюремные байки, угощает пивом.

Понятно. «Украл, выпил – в тюрьму. Романтика!»

А вот и «джентльмены удачи». Мы заходим во двор серой длинной четырехэтажки и видим шестерых парней, сидящих на спинке скамейки. Вся земля вокруг скамейки заплевана шелухой от семечек. Среди пацанов выделяется главный – высокий худой мужик с испитым лицом. Руки синие от татуировок, в зубах папироса-«беломорина» с мятым мундштуком, на голове заломлена кепка-восьмиклинка.