Фу с сомнением сгрузила свою долю дров на поленницу. Было очевидно, почему Па называет Подлеца «умником на две секунды»: Тавин вовсю трудился, переманивая Ворон в стан своего принца. Сокол не был клоуном. Он был ходячей проблемой.

Когда она вернулась к телеге, олицетворение проблемы рылось в окровавленных саванах на земле. Сперва он выудил кинжал, который кинул поджидавшему принцу, затем два коротких меча, которые легким отработанным движением сунул себе за пояс. Ножны каждого стоили достаточно, чтобы год кормить всю стаю.

Фу повернулась к принцу.

– А Фениксы вообще горят?

Принц Жасимир прищурился.

– Ты это мне?

– Ага. Ты горишь? – Она ждала, набирая новые дрова, однако Жасимир, похоже, понятия не имел, что ответить. Фу вздохнула. – Нужно ли нам подделывать погребальный костер для мальчишки с наследным правом огня?

Она слишком часто размышляла о том дне, когда мертвые боги раздавали наследные права. Она не могла взять в толк, что подвигло богов Воробьев благословить свою касту даром убежища, позволявшим им становиться незаметными, когда пожелают. Что побудило богов Журавлей подарить своим детям наследное право истины, чтобы они могли видеть ложь, как грязные пятна?

Она слишком много думала о том, почему боги Ворон оставили их вообще без Наследного права.

И она считала, что, когда боги Фениксов награждали своих детей наследным правом огня, они совершенно не подумали о погребальных кострах.

За принца ответил Тавин.

– Все нормально. Фениксы горят, когда умирают. – Он подобрал и положил поверх ее охапки дров скомканные саваны. – Вот, их тоже нужно будет сжечь.

Что-то выскользнуло из-под ткани. Фу по привычке поймала.

Ее руку тряхнуло, и не успела она избавиться от этого ощущения, как паника охватила мозг. На мгновение зрение помутнело, и мир превратился в грязь и кислую жижу, визг и хрюканье, щетину и…

– Свиные кости.

Залитая светом факелов ночь вернулась вместе с голосом Тавина. Дрова валялись грудой у ног Фу. Ее руки все еще путались в ткани. Тавин откровенно сдерживал ухмылку. Похоже, он решил, что ей противно, а не ошеломительно.

– Это свиные кости, – рассмеялся он, становясь на колени и собирая рассыпавшиеся дрова, пока ее мозг подбирал человеческие слова. – Мы решили, что костер будет неполноценным без фрагментов костей.

Она уже много лун не сталкивалась с костями животных. Силу человеческих костей и зубов, вот что она умела по собственной воле извлекать или поглощать, но звери… у зверей мерзкая привычка носиться необузданно.

Руки Фу дрожали скорее от гнева, чем от потрясения.

– Послушай меня, Соколенок, и запомни хорошенько. – Она швырнула скомканные тряпки в грудь Тавину. – Никогда не смей заставать Ворону врасплох, подсовывая ей кости таким вот образом. Никогда.

– Особенно такую, как Фу, – сказал Па за ее спиной. И похлопал по плечу.

– Она костокрад? – поинтересовался принц Жасимир, косясь на девушку.

Все Вороны, которые могли слышать это оскорбительное замечание, вздрогнули. Тавин тоже. Принц этого как будто не заметил. Не спеша с ответом, Па пошарил на дне телеги, чем вызвал протестующее мяуканье Блевотки, которая забралась под мешок с просом.

– Как и всякий вождь Ворон, – сказал наконец Па, сунув под мышку кувшин трупожара. Он закатал правый рукав и показал черный колдовской знак, обвивавший запястье, – точно такой же, какой носила Фу. – Стаи недолго живут без колдунов. Я вождь этой стаи и учу Фу с Подлецом, чтобы когда-нибудь они смогли возглавить свои собственные. Но что касается Фу, колдовство не должно вас волновать. Беспокоить должен ее характер. – Па подмигнул Фу, затем раздраженно ткнул пальцами в клинки, которые мальчишки понавешали на бока. – Ножны и рукоятки сегодня же обмотать тряпками и держать их подальше от чужих глаз. Охотничьи касты не выносят, когда у Ворон цельные клинки.

– Что вы имеете в виду? – Принц Жасимир вцепился в отделанную драгоценными камнями рукоятку кинжала. – Саборианский закон разрешает всем носить сталь.

Па пожал плечами.

– Все это здорово, но только закон мало касается Ворон. Все, что нам позволено, это сломанный клинок для вождя. Либо вы спрячете оружие, либо оно полетит в костер.

Он отошел, не дожидаясь ответа.

Дурацкая ухмылка Тавина стала после этого редкостью.

Фу невольно вспомнила грустных слуг в том вонючем, аляпистом дворце. Возможно, они честно горевали по лордикам. Но если последний час чего-то стоил, она за всю жизнь не смогла бы понять почему.

Когда погребальный костер увенчался саванами и костями, Па откупорил кувшин трупожара. Густая чистая жидкость потекла наружу. Он повернулся к мальчишкам.

– Давайте-ка заодно и ваши рубашки, парни. Лучше оставить в углях какой-нибудь мусор. Фу, Подлец, дайте им ваши робы и маски.

Видимо, принц Жасимир смирился с временным перемирием, потому что, когда Фу стряхнула с плаща щепки, они со стражем уже снимали свои окровавленные туники. По зажившим шрамам она могла прочитать историю их тренировок, карту всех тех случаев, когда они оказывались недостаточно проворны, чтобы отбить клинок. Пламя факелов также подчеркнуло завитки ожога, оползавшего костяшки на левой руке Тавина. Он выглядел старым и был мало похож на результат всех известных Фу упражнений.

– Старая королева невысоко ставила королевское достоинство тех, кто бесполезен в бою.

Тавин перехватил ее взгляд. Фу покраснела. Он забрал у нее плащ и маску.

– Если возникнут неприятности, мы с Жасом не станем обузой.

Первая королева родилась марканкой, а Маркан был самым древним и гордым кланом Соколов в Саборе. Похоже, замужество за представителем касты Фениксов не слишком на ней сказалось.

Подлец перехватил необожженную руку Тавина.

– Держи…

На мгновение хрупкий мир между ними пошатнулся.

Вздох, падение маски и черных покровов, молниеносное выкручивание плоти, пламя факела, сталь, испуганное ругательство.

И вот уже Подлец стоит столбом, а кончик меча касается кожи чуть пониже его подбородка.

В Соколе больше не было ни малейшего намека на дружеское отношение. Одной рукой он заслонял принца Жасимира. Взгляд Тавина упирался в Подлеца, однако слова его были обращены ко всем:

– Я устал. Не ел три дня. И напрягаюсь, когда меня швыряют, как бревно. Так что давайте еще раз договоримся, хорошо? Мы последуем вашему требованию сойти за Ворон, хоть пряча оружие, хоть помалкивая, хоть, да поможет мне Амбра, предупреждая вас насчет костей животных. – Его издевка действовала на нервы даже больше, чем ухмылка. – А в свою очередь вы, вы все, и пальцем не притронетесь ни ко мне, ни к принцу. Ни разу.

Подлец, чье горло находилось в опасной близости от острия клинка, тяжело сглотнул.

– Мы достигли взаимопонимания? – холодно уточнил Тавин.

У Подлеца заходили желваки, будто он собирался плюнуть Соколу в лицо. Было ясно как день, чем все это закончится.

Фу встала между ними, оттолкнув Подлеца назад.

– Достигли, – сказала она, не уступая Тавину ледяным взглядом. Кончик лезвия колебался на расстоянии ладони от ее глаз.

– Он войночар, – проворчал Подлец у нее за спиной. – Кажись, я видел знак.

Разумеется, черные линии украшали нетронутое огнем запястье Сокола.

– Слышал? – Фу говорила достаточно громко, чтобы долетело до Па, стараясь при этом не думать о том, каким близким и острым был кончик расплывающегося перед глазами меча. – Он просто посмотрел на твой колдовской знак.

Она насчитала один вздох, второй, третий, удерживая взгляд Тавина, не моргая.

Потом клинок со свистом вернулся в ножны так же проворно, как появился. Тавин кивнул едва заметно.

– Конечно. Теперь я его слышу. Он понял, как пользоваться словами.

Прежде чем Подлец успел подыскать слова, которые принц и его сторожевой пес сочтут более оскорбительными, она потащила его к Па.

Когда последние капли трупожара стекли на холодное дерево, Па покачал головой.