В отдалении мерцали оранжевые точки факелов.

Наверх. Она сунула бесценный зуб за пояс и рванула за плащ, подгоняя принца.

Нет, эта ветка не выдержит ее, принца Жасимира и Тавина. Как только принц взобрался и сел, она полезла искать насест попрочнее.

– Ты не можешь меня бросить! – прошипел Жасимир, широко открыв глаза.

Он паниковал, он познавал новый вид страха. Ей стоило это запомнить. Однако некоторые Вороны милосерднее других.

– Подтягивай своего Соколенка, тупица, – бросила она в ответ, – а потом передай мне мой плащ.

Появилось предплечье Тавина. Он забирался самостоятельно. Через мгновение он уже оседлал ту же ветку, что и принц. Та затрещала под его весом, напугав Фу.

Наверх.

Лошадиный топот шелестел в листве.

Внизу она углядела Па, который передавал Подлецу пеньковые веревки, привязанные к заостренным и тяжелым деревянным брускам, вырезанным в форме подобия ступней. Подлец ухватил веревки обеими руками и побежал в темноту, прочь от Олеандров, а бруски кувыркались следом, разбрасывая по дороге следы Ворон.

Па не посылал бегуна, если только дело не было совсем дрянь. Из-за такого забега в прошлом году они чуть не потеряли Сумасброда, а жена Обожателя сгинула в ночи за два года до этого. Не нашли ни ее, ни деревянных ступней. Но если кто и сможет наверняка убежать далеко и быстро от дворянства Олеандров, так это Подлец.

К Фу взлетела ее роба-веревка. Она перекинула ее через сук, и сперва принц, а следом за ним и Сокол взобрались и оказались по обе стороны от нее. Тавин остался стоять на ногах, подлаживаясь пальцами под толстую ветку и для равновесия удерживаясь за другой сук. Жасимир вытянул робу из-за спины.

Теперь в воздухе стоял топот отдельных копыт. Фу знала, что будет дальше.

Однако на этот раз Па дал колдовской зуб ей.

Как и у всех представителей Обычных каст, у Воробьев крайне редко рождались чародеи. Их зубы были на вес золота, и заполучить их оказывалось гораздо сложнее. Наследное право убежища позволяло Воробьям отводить от себя нежелательные взгляды, смягчать шаги, ускользать от угрозы незамеченными. При рейдах Олеандров Па сжигал по два зуба за раз, иногда по три. Фу только предстояло научиться этому фокусу.

Но единственный зуб воробьиного чародея, который он ей передал… это должно скрыть их с лордиками из виду.

– Приготовьтесь и держите рты на замке, братишки, – предупредила она шепотом и достала зуб из-за пояса. – Я нас спрячу.

Закрыв глаза в поисках песни, она призвала искру, и зуб в пальцах потеплел. Окружающий мир застыл. Через нее пронеслись всполохи воробьиной жизни: Сокол, который обнаружил колдовство у него в крови, когда он был еще мальчиком, годы вынужденного служения Прославленным кастам, утешение в любви. Тысячу тысяч раз он избегал внимания павлиньего лорда, голубиного ремесленника, лебединой куртизанки, чтобы изредка собирать секреты, но чаще для того, чтобы они не думали, кто подает им чай. Тысячу тысяч раз они забывали о его существовании. Тысячу тысяч раз он не забывал.

И наконец, благородная дама, которая заплатила Воробью за его тайны и услуги, а в другой год – заплатила отцу Фу его зубом.

Жизнь воробьиного чародея пролетела перед ней, как одно сердцебиение. Затем его наследное право проснулось гудением в ее костях.

Когда она снова открыла глаза, вес мальчишек по-прежнему давил на ветку, однако их самих нигде не было видно. Ее собственные руки выглядели вполне обычными, но для посторонних взглядов она была все равно что привидение.

С другой стороны лужайки еще две воробьиные искры вспыхнули в ее ощущениях. Па взялся за работу. Фу прищурилась и посмотрела на деревья, где прятались Вороны. Пока горят воробьиные зубы, увидеть их даже прямо перед собой будет трудновато.

– Погаси костер, – тихо сказал Тавин.

– И как я это сделаю с дерева, умник? – поинтересовалась она.

– Воспользуйся зубом Феникса.

Она покрепче ухватилась за ветку. До сих пор она лишь вызывала пламя, но не прогоняла его. Однако игра стоила свеч. Если Олеандры решат, что лагерь брошен, они пройдут мимо.

Как только Фу позволила воробьиному зубу бездействовать, мальчики снова возникли. Один из ее зубов Феникса загорелся, обжигая горло изнутри. Она нашла искру его обладателя – старой принцессы из далеких веков – и попыталась подчинить себе ее волю.

Кора под пальцами задымилась.

«Нет. – Фу закусила губу. – Забери огонь. Убери его».

Она попыталась почувствовать костер. Он был диким и озорным, ускользавшим от ее разума. «Уходи, – повелевала она. – Уйди прочь».

Пламя бледнело и сжималось…

– Не действует, – сказал принц.

Ее внимание рассеялось.

Костер подбросил фонтан искр, хихикая громче, чем раньше, и окликая факелы, растянувшиеся вдоль дороги подобно гирлянде.

Тавин обеспокоенно заерзал, и ветка задрожала.

Фу сделала вдох и набросилась на костер со всей решимостью, которой обладала мертвая принцесса. Какое-то мгновение он непреклонно держался, завывая от ярости… и потом сдался. Языки пламени исчезли, поленья остыли до черноты. Даже угли потемнели и стали тускло-серыми.

Она выдохнула. Зуб Феникса все еще кипел, его искры не хотели униматься. «Успокойся», – приказала Фу. Дым продолжал куриться от ее пальцев, когда она вернулась к зубу воробьиного чародея.

Мальчики снова начали растворяться. Слева от нее скрипнуло. Это Жасимир обустраивался на насесте. Потом испуганное проклятье… вспышка стали…

Кинжал принца выскользнул из ножен и приземлился на сук под ними – колеблющийся силуэт, готовый упасть и предать их при малейшем ветерке.

Когда лагерь уже наводнял неровный свет факелов, Фу заметила, что Жасимир вообще не обмотал тряпкой позолоченную и украшенную драгоценными камнями чертову рукоятку.

– Можешь заставить его исчезнуть? – прошептал Тавин.

Фу расширила влияние воробьиного зуба дальше их ветки, однако рядом с кинжалом ее кости предупредительно завибрировали. Она не должна была портить их прикрытие, растягивая его слишком далеко.

– Нет, – прохрипела она.

Кинжалу следовало оставаться, где он был. А им в кои-то веки следовало молить тысячу мертвых богов быть милостивыми.

Дворянство Олеандра кружило внизу, гулко топча землю там, где только что лежала Фу. Они были похожи на кольца огромной бледной змеи, белый пот пенился на боках лошадей, белый мел покрывал руки, гривы и уздечки, неокрашенные вуали и плащи прятали лица. Лишь пламя факелов придавало им оттенки.

Дыхание застыло в легких Фу, сердце забилось чаще. Зуб Феникса шипел на связке. Его упрямая принцесса по-прежнему мешкала – она хотела познакомить дворянство Олеандра со вкусом огня.

Спокойно. Спокойно. Фу была не принцессой, она была вождем. Она никогда больше не позволит себе такой роскоши, как трусость.

Их вожак притормозил и остановил своего рысака, его серебристая маска из песчаной сосны повернулась от пепелища костра к позабытой телеге.

– Это все?

– Это их повозка.

Фу показалось, что она узнала голос журавлиной арбитрши из долины, которую они недавно покинули. Похоже, кроме них было еще почти две дюжины других Олеандров, это была одна из самых многочисленных групп, какие Фу только доводилось видеть, с саблями, палицами и ручными косами, притороченными по бокам седел, даже с соколиным копьем с бронзовым наконечником.

Вожак спешился. В отличие от разномастных плащей остальных его бледная шелковая роба казалась сшитой специально для ночей преследования Ворон. Только у Павлинов хватило бы денег и времени тратиться на подобное. Он подержал безупречную руку над потемневшими углями.

– Еще теплые.

В голове Фу проскакала галопом тысяча непристойностей. Похоже, мертвые боги были настроены не слишком добродушно.

– Погребальный костер тоже. – Другой человек указал большим пальцем себе за плечо. – Но раз теплые, значит, они потухли, быть может, несколько часов назад. Была бы на них влага или песок, это означало бы, что их гасили в спешке.