ДЖОН. (Отнимает бутылку, едва МЭРИ МАРГАРЕТ подносит ее ко рту). Обойдешься.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Эй! Отдай бутылку! Вор! Нарушитель неприкосновенности жилища! Я не шучу. И ударю, если придется. ПОМОГИТЕ! ГРАЖДАНСКИЙ АРЕСТ! (Они борются из-за бутылки. МЭРИ МАРГАРЕТ бросается на ДЖОНА РОУЗА, и они плюхаются на диван. МЭРИ МАРГАРЕТ не оставляет попыток добраться до бутылки). Отдай мне эту чертову бутылку! Да что с тобой такое? Почему ты не позволяешь девушке спокойно упиться до смерти?

ДЖОН. Ты слишком молода, чтобы умереть.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Я не слышала об ограничении по возрасту.

ДЖОН. Почему ты хочешь свести счеты с жизнью?

МЭРИ МАРГАРЕТ (обессилев и понимая, что до бутылки не добраться, падает на него). Уходи. Почему ты не можешь просто уйти? (Плачет, уткнувшись лицом ему в грудь).

ДЖОН (неуклюже обнимая ее одной рукой и пытаясь успокоить). Все будет хорошо.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Черта с два. Ты меня лапаешь?

ДЖОН. Нет. Пытаюсь, но, похоже, безуспешно, успокоить объятую печалью деву. (Пьет из бутылки).

МЭРИ МАРГАРЕТ. Можешь прекратить. И не смей пить мою водку! (Тянется к бутылке, но он убирает ее. МЭРИ МАРГАРЕТ садится на диван и чуть отодвигается. Вытирает глаза руками). Говнюк.

ДЖОН. Полегчало?

МЭРИ МАРГАРЕТ. Никому и никогда легче не бывает.

ДЖОН. Бывает.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Тебе легче?

ДЖОН. Нет. Мне еще хуже.

МЭРИ МАРГАРЕТ. И поделом. Дай мне водку.

ДЖОН. Нет. Извини.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Я позвоню в полицию.

ДЖОН. Дети твоих соседей съели телефон.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Так я громко закричу.

ДЖОН. Хорошо, бери. (Протягивает ей бутылку). В конце концов, не мое это дело.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Премного благодарна. Ты выпил больше половины.

ДЖОН. Подай на меня в суд.

МЭРИ МАРГАРЕТ. И что ты здесь делаешь?

ДЖОН. Я только что тебе сказал.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Нет, что ты делаешь в Голливуде? Разве ты не привык играть Шекспира и все такое?

ДЖОН. Да, когда-то я был настоящим актером. До войны. И сразу после. В гастролирующей шекспировском труппе Макдаффи. Путешествовал с Бардом по кельтскому захолустью.

МЭРИ МАРГАРЕТ. И что случилось? Тебе выперли?

ДЖОН. Нет.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Ты решил, что перерос их и приехал в Голливуд, чтобы стать богатым и знаменитым и знакомится с такими роскошными женщинами, как я?

ДЖОН. У тебе течет из носа.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Спасибо. (Вытирает нос рукавом). А теперь отвечай на мой вопрос.

ДЖОН. Давай поговорим о тебе.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Не хочу я говорить о себе. Я уже сотни лет говорю сама с собой о себе и, если честно, меня уже тошнит от этих разговоров. (Она вытягивает ноги и любуется ступнями). Хотя, должна признаться, у меня изящное, миниатюрное тело, так?

ДЖОН. Да. Это точно.

МЭРИ МАРГАРЕТ (кладет ноги ему на колени и пьет из бутылки). Так скажи мне, почему ты ушел из театра и вляпался в это мерзкое, вонючее, склизкое голливудское говно?

ДЖОН. Извини, но мой принцип – обсуждать только то, что не имеет для меня ровно никакого значения. И это хороший совет, как для жизни, так и для актерской игры: всегда оставлять за кадром все, что тебе действительно дорого.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Да какая это тогда будет игра?

ДЖОН. Игра выживания.

МЭРИ МАРГАРЕТ. По мне, это лживая игра.

ДЖОН. Я предпочитаю называть ее защитной игрой. Ложь безопасна. Убивает правда.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Нет. Я так не могу. Не то, чтобы я не пыталась. Я просто должна играть честно. Это как болезнь. Я не умею говорить, но без честности – не могу. Ты счастливчик. Умеешь говорить, пусть и говоришь ерунду.

ДЖОН. Ты умеешь говорить. Только что говорила. Я думаю, это была ты, если только твоя герань – не чревовещатель.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Я про то, что ты можешь говорить, когда играешь. А у меня язык как связанный. Когда звуковое кино возьмет верх, никто не захочет иметь со мной дело. Впрочем, и сейчас не хотят, так что какая разница?

ДЖОН. Моя сестра не может говорить.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Ты про сводную сестру?

ДЖОН. Нет, у меня нет сводных сестер. Это моя единоутробная сестра.

МЭРИ МАРГАРЕТ. У тебя сводный брат и единоутробная сестра?

ДЖОН. У меня четыре единоутробные сестры.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Четыре?

ДЖОН. Если точнее, то три, потому что одна умерла.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Тогда понятно, почему она не может говорить.

ДЖОН. Нет, я не про нее. Говорить не может Дороти.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Она родилась без рта?

ДЖОН. Рот у нее есть. И в четыре года он у нее не закрывался, но потом она тяжело заболела, а когда температура наконец-то спала, у нее пропал слух. И со временем она забыла, как произносить правильные звуки, так что теперь не может говорить. Она – самая здравомыслящая в нашей семье, но, к сожалею, бессловесная. А ты можешь говорить.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Нет, все, что я могу – так это чувствовать. Мы с тобой составили бы отличную команду. Мне не все равно, но я не могу говорить. Ты говоришь, но тебе все до лампочки.

ДЖОН. Да. Теперь я вижу, что мы созданы друг для друга.

МЭРИ МАРГАРЕТ (смотрит на него, потом резко убирает ноги с его колен). Послушай, приятель, если ты здесь для того, чтобы попользоваться мною, забудь. Я слышала о тебе немало историй. Теперь вспоминаю. Мой бойфренд говорил, что на студии ты пропустил ни одной юбки. Твоя репутация бежит впереди тебя.

ДЖОН. Моя репутация, как и в большинстве случаев, далеко отстает от реальности.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Это ты про что? Твоя штучка отвалилась?

ДЖОН. Я так не думаю, но могу проверить и доложить тебе о своих находках.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Тогда в чем причина? Решил податься в священники? Меняешь женщин на коз?

ДЖОН. Это не имеет значения. Забудь.

МЭРИ МАРГАРЕТ. С удовольствием, но не могу. Ничего не забываю. Это проклятье. Ты здесь не потому, что Дейви попросил проведать меня. Ты здесь, потому что тебе что-то нужно. Не надо притворяться, об актерах я знаю все.

ДЖОН. Актерство – это не притворство.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Что?

ДЖОН. У меня возникла глупая идея, что я, возможно, сумею помочь.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Да, ты подумал, что заглянешь и сразу поможешь. С чего у тебя вдруг возникло желание помочь мне? Ты ничего обо мне не знаешь.

ДЖОН. Я знаю, что самоубийственное поведение. И твой брат мертв.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Ты ничего не знаешь.

ДЖОН. Это правда. (Пауза). Я, пожалуй, пойду. Извини, что побеспокоил. (Встает и собирается уйти).

МЭРИ МАРГАРЕТ (смотрит на него). Когда умерла твоя сестра?

ДЖОН. Какая сестра?

МЭРИ МАРГАРЕТ. Та, что мертва, глупец. Ты сказал, что у тебя было четыре единоутробных сестры, и одна умерла. Когда?

ДЖОН. Два года тому назад. А что?

МЭРИ МАРГАРЕТ. Вы были близки?

ДЖОН. Я не хочу об этом говорить.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Как тебе будет угодно.

(Она пьет, он смотрит на нее).

ДЖОН. Да, мы были близки. Она всегда была такая жизнерадостная, так любила жизнь… это трудно объяснить. Она была гораздо моложе меня. Я покинул дом в двадцать лет, а ей было только шесть, но даже тогда… Я пытался уйти незаметно, поздним вечером, но она услышала скрип половицы и перехватила меня на лестнице. Она была очень умная, хотела все знать, ничего не боялась, влюблялась без памяти, и так вышло, что мужчиной, которого она любила больше всех, стал я. Не знаю, почему. Я ничего не сделал для того, чтобы удостоиться такой чести. Но даже в столь юном возрасте она ничего не упускала. Вот и я не сумел ускользнуть.

МЭРИ МАРГАРЕТ. Как ее звали?

ДЖОН. Джесси. Ее звали Джесси.

(Глубокая ночь, 1908 г. ДЖОНУ двадцать, он пытается спуститься по лестнице старого дома Пендрагонов в Армитейдже, штат Огайо. Он фактически готов к этому в конце предыдущей картины, ему нужно только взять дорожную сумку, которая заранее поставлена за диван. Но ДЖЕССИ уже сидит на верхней ступеньке, так что незаметно уйти никакой возможности нет. Конечно, мы видим взрослую актрису – ни при каких обстоятельствах в этой сцене или в других не должна появляться девочка, – но она играет шестилетнюю девочку голосом и манерой поведения, не гротескно, но просто и с достоинством, очень уверенную в себе и трезво мыслящую маленькую девочку).