– Да, старики когда-то говорили: «Чья скотина? Кому Бог прикажет, тому она и принадлежит», – ответил Оразгелди, стараясь не показывать, как он расстроен из-за того, что пришлось отдать колхозу свой скот.
– Ну, да, конечно, нам только и остаётся смириться… – Одной рукой придерживая ворот халата без застёжки, он пытался натянуть его на себя, но тот никак не поддавался. Пастух стал ругать себя за беспечность. – Нет, этот дон никому не доставит удовольствия, такой же противный, как Ягды-кемсит. То и дело раскрывается, полы его расходятся, и холод пронизывает тело насквозь. Надо бы, придя домой вечером, кинуть его жене и заставить, чтобы она пришила тесёмки, но ведь это же я, как только попадаю в тепло дома, обо всём на свете забываю.
Озираясь по сторонам, пастух обошёл телегу Оразгелди стороной и отправился на поиски отбившихся от стада коров.
А дальше вышло по поговорке: «Вспомни волка, и он тут же появится». Когда Оразгелди во второй раз наполнял телегу навозом из старого коровника, то вначале услышал стук конских копыт, а затем на боковой дороге появился Ягды-кемсит верхом на сером норовистом коне Гувандык бая, коне, которого забрал колхоз. Было понятно, что он как хозяин ехал проведать скотину в новом коровнике. Занятый своим делом, Оразгелди сделал вид, что не замечает того, надеясь на то, что кемсит проедет мимо. Всё равно пока что он неплохо относился к Ягды-кемиту, не считал его своим ярым противников и не ждал от него ничего плохого, однако после вчерашнего разговора с Нурджумой предпочёл не встречаться с ним. Он думал, что даже если столкнётся с ним, ничего хорошего от него ждать не следует. Поравнявшись с Оразгелди, Ягды-кемсит узнал его и остановил коня. Концом нагайки приподнял спавшую на глаза папаху, поздоровался:
– Оразгелди ага, салам алейкум!
– А, это ты, кемсит? – ответил на приветствие Оразгелди, отметив про себя, что раньше Ягды-кемсит к его имени прибавлял слово «акга», означающее родственную связь, а теперь вот он стал «ага», уважительное обращение к старшему.
– Знаю, что вы благополучно закончили газы – земляные работы, подготовили оросительные сети, это хорошо!
– Ну, да, работы закончили…
– И это самое главное, а с остальным что-нибудь придумается. В этом году и осадков было достаточно, так что земля напиталась влагой. Посмотри, как зазеленели пшеничные поля, глаз радуют! Теперь бы ещё и хлопчатник вовремя засеять.
– Думаю, с этим тоже всё будет в порядке.
Оразгелди не очень-то был настроен поддерживать восторженный разговор Ягды-кемсита, поэтому ответил сдержанно.
– Время ещё есть. И потом, вы хорошо разбираетесь в земледелии, так что вам лучше знать.
Слушая Ягды, пребывавшего в хорошем настроении, про себя Оразгелди думал: «Ну, что тут скажешь, раб он и есть раб чужой. При любой возможности старается показать себя, начинает бахвалиться». То, что должность ему досталась очень даже хорошая, Ягда кемсит понял только после того, как занял её. Естественно, в рамках своих полномочий. Он был человеком настроения, и если ему кто-то был по душе, расхваливал его, убеждая в том, что он ничуть не хуже других, а потом и вовсе мог вознести этого человека до небес. Невзирая на его недостатки, он считал этого человека мудрее, способнее других, смелее. Вот уже два-три года Ягды-кемсит был главой села Союнали, плыл по течению, считая, что эта должность дана ему пожизненно, а значит, он может использовать её в своих интересах, для удовлетворения личных потребностей.
Попрощавшись, Ягды-кемсит продолжил путь, но вдруг остановился, словно вспомнив о чём-то:
– Оразгелди ага, если у вас не хватит семян для сева хлопчатника, мы поделимся с вами, я из города выписал, достаточно привезли. Приходи в контору, когда я буду на месте!
Неожиданное предложение Ягды-кемсита о помощи вызвало у Оразгелди растерянность. Он не мог забыть слова Нурджумы о том, кто был против его вступления в колхоз. После того ночного разговора с председателем колхоза Оразгелди стал думать о том, что Ягды-кемсит, к которому он прежде относился неплохо, теперь будет всячески вредить ему и не упустит ни одной возможности для этого. И хотя предложение было сделано на полном серьёзе, поначалу Оразгелди воспринял его как сказанное для красного словца во время нечаянной встречи. И всё же, хотя слова эти и были произнесены по ходу разговора, в них не ощущалось никакого скрытого смысла, каких-то ухищрений.
Опираясь на черенок воткнутых в землю вил, Оразгелди долго ещё смотрел вслед удаляющемуся Ягды-кемситу, думая о том, что в седле коня вчерашний мальчишка кажется внушительнее, властнее. И размышлял о превратностях судьбы.
Странное существо человек, которого сотворил Бог. Ещё вчера он держал камень за пазухой и готов был в любой момент запустить им в тебя, а вот сегодня произносит такие правильные слова. Каждый раз, думая о Ягды, Оразгелди представлял Нарлы гамышчи – человека, на худощавом лице которого выделялся внушительный нос с горбинкой, чьи руки никогда не знали покоя: то он раскладывал камыши, то сплетал их, то складывал, подготавливая к перевозке. Похоже, у такого трудолюбивого человека и сын получился таким же.
Встреча и разговор с Ягды-кемситом немного успокоили Оразгелди, на душе у него и стало немного стало светло.
* * *
И в этом году в Пенди весна пришла добрая. Подходил к концу сев хлопчатника. Дайхане трудились в поле с раннего утра до позднего вечера, стараясь не упустить ни одного погожего денька. Да и земля, напитанная влагой и вспаханная ещё осенью, была готова к приёму семени. Сейчас земледельцы закладывали основы будущего урожая. Погода сопутствовала дайханам, временами шёл дождик, увлажнял почву, и поэтому на этот раз не было необходимости перед севом увлажнять землю, как это было в засушливые годы, и заново перепахивать её.
В один из таких дней секретарь Пендинского райкома партии Ата Хымлыев, вернувшись с большого совещания в Ашхабаде, решил, что надо сразу же собрать местных руководителей, чтобы по горячим следам обсудить вопросы, поднятые в столице, и на другой же день после возвращения созвал специальное совещание. Вначале приглашённые из сёл люди собрались у здания райкома и, разделившись на небольшие группы, о чём-то беседовали. Зная о том, что секретарь райкома Ата Хымлыев вернулся из Ашхабада, гадали: «Интересно, о чём он будет говорить? Какие вести привёз оттуда?». Когда же их пригласили в зал для совещаний, они увидели, что там уже сидят люди. Рядом с Ата Хымлыевым находились и другие руководители района. Возле секретаря райкома они заняли места соответственно своим должностям.
Сам Ата Хымлыев занял место за покрытым красным сукном главным столом. Позади него на стене висел большой портрет Сталина в красивом обрамлении. Кивком головы секретарь райкома приветствовал входящих в зал, внимательно всматриваясь в их лица. Взгляд Сталина с портрета на стене был направлен на сидящих в зале и напоминал взгляд голодного волка, неожиданно появившегося в дверях незапертой овчарни.
Справа от Ата Хымлыева разместился председатель райисполкома Маммет Поллы. Внимательно слушая выступающего, он время от времени поднимал голову, словно хотел задать какой-то вопрос, бросал взгляд на секретаря райкома и по привычке поглаживал начинающие седеть усы, украшавшие его крупное смуглое лицо. После назначения председателем райисполкома в этом районе, он как-то окреп, стал солиднее, превратился в уверенного руководителя. Начальник ОГПУ Иван Сызран, по-туркменски говорящий с акцентом, похожим на татарский, вместе со своим заместителем голубоглазым Аманом орусом расположился слева от него. Оба они носили одинаковую серо-коричневую, как у Сталина, военную форму, а также фуражки с огромным козырьком, напоминающим водяную тыкву в разрезе.
Чтобы донести до слушателей то, о чём говорилось в Ашхабаде, Ата Хымлыев нанизывал однозначные слова друг на друга, подчеркивая их значимость. И хотя совещание в Ашхабаде было посвящено ходу весенних полевых работ в республике, он незаметно перевёл разговор на постановление партии от 1930 года, о котором говорил назначенный Москвой первый секретарь ЦК компартии Туркменистана Яков Попок. Речь шла о том, как на местах выполняется решение партии о непримиримой борьбе с кулачеством. С трибуны Яков Попок заявил о том, что на местах эта работа ведётся крайне медленно, что некоторые из местных руководителей, забыв о том, что являются советскими руководителями, потворствуют кулакам. Слова выступавшего заронили в души находящихся в зале людей тревогу. Да и сам Ата Хымлыев, сидя за спинами других руководителей, думал: «Как бы кулак Попока не обрушился на наши головы!». В самом деле, если покопаться, всегда можно найти у человека недостатки.
