ОНЕГИН. Когда твой отец проматывает твое наследство до того, как ты успеваешь заполучить его, а богатый дядюшка призывает к своему смертному одру, разве у человека есть выбор? Поверь, мне совершенно не хотелось сидеть у кровати этого старикана, который или потчевал бы меня высокопарными лицемерными советами, или хихикал, вспоминая, скорее всего, вымышленные амурные победы полувековой давности, или пердел, как тромбон. Но дяде хватило такта откинуться до моего прибытия и оставить мне это поместье. До сих пор мне неясно, из доброты или с тем, чтобы сыграть со мной злую шутку. Самая большая услугу, которую старый может оказать молодому – заползти в гроб и надвинуть крышку, предварительно выложив деньги на стол.

ЛЕНСКИЙ. Потом, к своему удивлению, ты обнаружил, что здесь не так плохо, как ты думал, и решил остаться.

ОНЕГИН. Я ничего не решаю, если есть возможность этого избежать. Это инерция, знаешь ли. Инерция, а также тот факт, если говорить честно, а я делаю раз-другой между двумя полнолуньями, меня начала доставать моя городская жизнь. Мне обрыдли женщины и я оставил их ради книг. Потом оставил и книги, обнаружив, что с ними невозможно совокупляться. После этого мог выбирать только между азартными играми и самоубийством.

ЛЕНСКИЙ. Но теперь ты, разумеется, оценил очарование мирной деревенской жизни.

ОНЕГИН. Господи, нет. Я ненавижу ее еще сильнее. Месяц в этом месте равносилен году в любом другом. Как текла моя городская жизнь? Rost-beef, трюфли, лимбугский сыр, потом в театр, посмотреть какую-нибудь глупую пьеску, и насущный вопрос: чью жену я отымею этим вечером? Здесь я сижу на крыльце и смотрю на коз. Местные глупы и все пахнет коровьим навозом. Только не обижайся. От тебя пахнет нормально. Во всяком случае, когда ты рядом, ничего неприятного до моего носа не доносится. И чтобы быть справедливым, ты далеко не так глуп, как большинство этих людей.

ЛЕНСКИЙ. Если тебе так противна здешняя жизнь, почему ты до сих пор тут?

ОНЕГИН. Понимаешь, или я тут, или стреляю себе в голову, а пули у меня закончились. Но я продолжаю размышлять, какой вариант лучше.

ЛЕНСКИЙ. Не так у нас и плохо.

ОНЕГИН. Без вдохновляющей беседы – это ад, да только я не могу согреться. Постоянно мерзну. За исключением особо жарких дней. И мухи здесь размером с маленьких собачонок, и женщины выглядят, как лошади, за исключением разве что Лариных, которые, пожалуй, могут сойти за привлекательных лошадей. А в целом о домашнем скоте хочется говорить больше, чем о людях.

ЛЕНСКИЙ. Не странно ли тогда, что мы с тобой так подружились?

ОНЕГИН. Странно. Но все интересное странно.

ЛЕНСКИЙ. То есть я такой же интересный, как домашний скот. Я польщен.

ОНЕГИН. Имеешь право. Поначалу ты мне совершенно не понравился. Я нашел тебя скучным и невероятно наивным.

ЛЕНСКИЙ. Я подумал, что ты легкомысленный и грубый.

ОНЕГИН. Я легкомысленный и грубый. Вообще-то мы оба были правы. Как же нам повезло, что в этом богом забытом краю все остальные такие отталкивающие. Иначе, охваченные отчаянием, не проводили бы мы столько времени вместе.

ЛЕНСКИЙ. На самом деле я прихожу сюда, потому что у тебя так много чудесных книг.

ОНЕГИН. Да, я даже прочитал некоторые, и что засело в голове, как это спуск в ад из «Энеиды». Страна теней, населенная исключительно призраками. Как это похоже на мою жизнь. И с какой из моих книг ты намерен сбежать сегодня?

ЛЕНСКИЙ. Лорда Байрона. Ты читал Байрона?

ОНЕГИН. Все читали Байрона. За исключением, возможно, самого Байрона, который, вероятно, не успевал прочитать написанное, потому что прелюбодействовал со всеми, кто попадался под руку, дабы соответствовать собственной репутации. Мой друг, поэт Пушкин, любит Байрона. Пушкин молод, почти как ты, но не такой невинный. Маленький уродец. Ни одна женщина не может перед ним устоять.

ЛЕНСКИЙ (раскрывает книгу, читает вслух).

ОНЕГИН. Подобную чушь заучивают люди, когда они влюблены. Надеюсь, ты не страдаешь от этого специфического наваждения.

ЛЕНСКИЙ. Если на то пошло, страдаю. И не смотри на меня, как на слабоумного. Я влюблен всем сердцем и навсегда.

ОНЕГИН. Да, поначалу иначе и не бывает. Это пройдет.

ЛЕНСКИЙ. Нет. Ты не понимаешь. Я действительно влюблен.

ОНЕГИН. Этим ты хочешь сказать, что наткнулся на девушку, чья внешность позволила тебе с легкостью спроецировать на нее свои детские грезы, а такое неизбежно повергает нас в состояние полнейшей глупости. Мой друг Пушкин питает слабость к женским ступням. Одному Богу известно, откуда это взялось. Я уверен, Пушкин не сможет ответить, если спросить его, как и почему он дошел для жизни такой. Мы всегда выдумываем причины нашей влюбленности уже после того как. Плюс мы – русские, а в вопросах любви русские инстинктивно делают неправильный выбор.

ЛЕНСКИЙ. Я только наполовину русский.

ОНЕГИН. Но вторая половина не в счет. Как только ты почувствуешь, что катастрофически глупеешь из-за какой-то конкретной девушки, самое лучшее, что ты можешь – отойти от нее подальше и трахнуть кого-то еще. Только осел приковывает себя к одной женщине.

ЛЕНСКИЙ. Эта женщина того стоит.

ОНЕГИН. Дурень, дурень, дурень. Ты еще ребенок. Я могу показать тебе, как заставить женщину рвать наволочку зубами и визжать, словно поросенок.

ЛЕНСКИЙ. Не хочу становиться пустым и ветреным. И учить меня этому незачем. Ты говоришь как человек, которому разбили сердце.

ОНЕГИН. Нельзя разбить то, чего нет. И кто та богиня, которую ты ныне обожаешь?

МАМА (за сценой). Ольга, поднимайся с дивана и помоги мне с вареньем.

ОЛЬГА. Через минуту, маменька.

МАМА. Хватит мечтать о своем ухажере. Иди сюда.

ЛЕНСКИЙ. Ее зовут Ольга. Мы играли вместе еще детьми.

ОЛЬГА. Да, маменька.

ЛЕНСКИ. Вот ее портрет. Я держу его в часах. (Открывает часы и показывает ОНЕГИНУ).

ОНЕГИН. Чтобы напоминать себе, я надеюсь, что со временем она станет старой и уродливой. (Смотрит на портрет). Она миленькая. А сестра у нее есть?

МАМА. И приведи свою сестру.

ОЛЬГА. Татьяна, отрывайся от книги, и пойдем помогать маменьке с вареньем.

ЛЕНСКИЙ. У нее есть старшая сестра. Татьяна.

ОНЕГИН. По моему опыту другая сестра обычно страшненькая. Ты любишь милашку, а тебя любит страшнулька. Бог так устроил, чтобы наказать нас за то, что у нас есть пенис.

ЛЕНСКИЙ. На самом деле Татьяна очень красивая. Хотя и несколько необычная.

ОНЕГИН. Я так и знал. Она косоглазая? С тремя руками?

ЛЕНСКИЙ. Нет. Ничего такого. Просто проводит много времени, сидя на диванчике у окна, смотрит на луну и размышляет, подолгу гуляет в саду, разговаривая сама с собой. И читает книги.

ОНЕГИН. Господи, только не это. Только не женщина, читающая книги. Что угодно, но не это.

ЛЕНСКИЙ. Да, боюсь, она исключительно интеллигентна. Вероятно, не твой тип. Но пойдем со мной к Лариным, и ты во всем разберешься сам.

ОНЕГИН. Сомневаюсь, что они хотят меня видеть. Я здесь не очень популярен. Первое, что я сделал после смерти дяди, так это снизил плату за землю, убедив прочих землевладельцев в собственном безумии. Я – опасный сосед. Когда люди приходят к парадной двери, чтобы повидаться со мной, я выхожу через черный ход и прячусь в саду.