НОРА (выходя из кухни в гостиную, складывая только что выглаженную простыню). Конечно же, это не так.

ДЖОЙС. Да, невероятно, но факт. Я сказал Тому Макгриви, что этим вечером он может привести к нам на обед одного молодого ирландца. Зовут его Сэмюэль Бакет. Да, думаю, Бакет.

НОРА. Что изменит один дополнительный рот, когда мы все голодаем? Я долью в суп воды.

ДЖОЙС. Но с ним за столом нас станет тринадцать. Не должно сидеть за столом тринадцать человек!

НОРА. Как ты сама видишь, Лючия, твой отец, наш великий гений, не так и отличается от глупой прачки. Нельзя быть суеверным, Джим, ты это знаешь. Это к беде.

ДЖОЙС. Смейся, сколько хочешь, раз есть на то твое желание, но если за столом нас будет тринадцать, этот человек навлечет на нас жуткую беду.

НОРА. Беда для нас не внове.

ДЖОЙС. Это будет не просто беда. Катастрофа!

НОРА. Это уже перебор. Еще один нищий ирландец за столом никак не может что-то изменить к худшему, потому что дальше просто некуда. Разве что крыша упадет и раздавит двух-трех гостей. Для них это будет катастрофа, но для остальных – удача, потому что выжившим достанется больше супа. Если, конечно, можно назвать мой суп удачей.

ДЖОЙС. Что-то нужно делать. Мы должны позвонить Хемингуэю и попросить не приходить.

ЛЮЧИЯ. А я так люблю мистера Хемингуэя. Он научил Эзру Паунда боксировать. Мне всегда хотелось это сделать.

НОРА. Научиться боксировать?

ЛЮЧИЯ. Нет врезать Эзре Паунду в нос.

ДЖОЙС. Я думал, тебе нравится Эзра.

ЛЮЧИЯ. Мне нравится милый Эзра, который флиртует со мной стихами итальянских поэтов и кормит всех бродячих котов, но когда он корчит из себя ни пойми кого и начинает рассуждать о политике, кто-то должен каждые несколько минут бить его по голове. Мистер Бакет писатель, как ты, папа, или болтун, как мистер Макгриви?

(МАКГРИВИ приводит БЕККЕТА в квартиру Джойсов, тогда как хозяева продолжают разговор).

НОРА. Он – ирландец, а это означает, что нам нужно больше спиртного. Иногда, Лючия, мне хочется, чтобы твой отец был менее знаменитым и более успешным.

ДЖОЙС. Я не столь знаменит, как об этом говорят, Нора.

НОРА. Как бы то ни было, больше хлеба от этого на столе не становится.

ДЖОЙС. Не хлебом единым сыт человек.

НОРА. Это да, иногда нам достается этот чертов суп.

ЛЮЧИЯ. Я надеюсь, мистер Бакет симпатичнее мистера Макгриви.

ДЖОЙС. Я надеюсь, он говорит меньше, чем Макгриви.

НОРА. Все говорят меньше, чем Макгриви.

(БЕККЕТ и МАКГРИВИ к этому моменту расположились в гостиной, так что следующая картина начинается сразу же, как и предыдущая).

(БЕККЕТ, молодой, сидит на одном стуле, смотрит на руки, ДЖОЙС на другом, положив ногу на ногу, весь в своих мыслях, МАКГРИВИ на диване, говорит).

МАКГРИВИ. Я бросаю один взгляд на этого молодого человека, и говорю себе, да, говорю себе: «Томми, вот еще одна, да, еще одна родственная душа великого Джеймса Джойса, и познакомить их – мой первейший долг, ибо я знаю, придет день, когда знакомство это послужит вящей славе Ирландии». Вот я и взял на себя обязанность, как случается со мной время от времени, проследить за тем, чтобы вы двое встретились. И укрепить тем самым свою позицию столярного клея в истории ирландской литературы. Сэм – протестант, но из тех, кто люди достойные. В конце концов, протестанты тоже умеют писать. Например, Йейтс. Уверен, смогу привести и другой пример. Шоу. Нет, не Шоу, забудьте. Большую часть дня Сэм спит, взахлеб читает на нескольких языках, живых и мертвых, тяга к самоубийству у него умеренная, так что мы просто должны следить, чтобы ему всегда находилось занятие. Еще он в крикет играет. И только что приехал из Дублина.

(МАКГРИВИ, выдохшись, замолкает. При упоминании Дублина Джойс поднимает голову).

ДЖОЙС. Из Дублина.

БЕККЕТ. Да.

(Пауза).

ЛЮЧИЯ. Так вы только что из Дублина, мистер Беккет?

БЕККЕТ. Да.

ЛЮЧИЯ. Папа обожает последние сплетни из Дублина. Обычно они тут же попадают в текст, который он пишет. В этом прелесть «Работы в работе». Сгодится все, как в ирландское рагу. Не будем ждать. Не тяни, папа, спроси мистера Беккета о Дублине.

(Пауза).

ДЖОЙС. Как вы находите Дублин, мистер Беккет?

БЕККЕТ. Приезжаю в Лондон и поворачиваю налево.

(Пауза).

ДЖОЙС. Ох…

(Пауза).

ЛЮЧИЯ. Я думаю, папа о другом. Как вам Дублин, мистер Беккет?

БЕККЕТ. По большей чести, такой же, как и всегда. И пахнет также.

(Пауза).

МАКГРИВИ. Что ж, прошу меня извинить. Почтение гению засвидетельствовал. А теперь намерен налить себе большой-пребольшой стакан. (Встает и уходит на кухню).

НОРА. Пойдем на кухню, Лючия. Поможешь мне с как его там.

Лючия. С чем?

НОРА. С супом.

ЛЮЧИЯ. Мы уже поели, мама. Что ты от меня хочешь? Чтобы я извинилась перед остатками?

НОРА. Помоги мне помыть грязную посуду.

ЛЮЧИЯ. Грязная посуда помыта.

НОРА. Предоставь отцу возможность пообщаться наедине с мистером Беккетом, дорогая. Я знаю, ему не терпится узнать, какой нынче Дублин.

ЛЮЧИЯ. Дублин, по большей части, такой же, как и всегда. Мистер Беккет только что весьма красноречиво высказался об этом.

НОРА. Пойдем, не оставляй меня на кухне одну с Томом Макгриви. Своей бесконечной трепотней он вгонит меня в кому.

ЛЮЧИЯ. Хорошо. Я вернусь, мистер Беккет. Не уходите.

(НОРА буквально утаскивает ЛЮЧИЮ на кухню., шепотом что-то ей выговаривая. ДЖОЙС и БЕККЕТ сидят).

ДЖОЙС. Свифт.

БЕККЕТ. Да.

ДЖОЙС. Свифт был протестантом.

БЕККЕТ. Да.

ДЖОЙС. И великим писателем.

БЕККЕТ. Да. Еще у него была очень большая голова.

ДЖОЙС. Да.

БЕККЕТ. Не в том смысле, что он считал себя умнее других. Я про фактический размер головы.

ДЖОЙС. Да.

БЕККЕТ. Но, возможно, чуточка высокомерия присутствовало.

ДЖОЙС. Отчасти это диктовалось необходимостью. Вопрос выживания.

БЕККЕТ. Да.

ДЖОЙС. Он не был и безумным. Свифт.

БЕККЕТ. Не был, только чертовски злым.

ДЖОЙ. Имел право. Неукротимый гнев.

БЕККЕТ. Да, (Пауза). Я уверен – вы величайший из ныне живущих писателей, а «Улисс» – величайшая книга со времен Данте.

(Пауза).

ДЖОЙС. Думаете, лучше Йейтса?

БЕККЕТ. Господи, да.

(Пауза).

ДЖОЙС. Данте очень хорош.

БЕККЕТ. Да.

ДЖОЙС. Есть несколько людей, которых я с удовольствием самолично отправил бы в ад.

БЕККЕТ. Данте был счастливым человеком.

ДЖОЙС. Да. Изгнанник. Как мы.

БЕККЕТ. Да.

ДЖОЙС. Искусный.

БЕККЕТ. Искусный.

ДЖОЙС. И молчаливый.

(Какое-то время они сидят молча. БЕККЕТ кладет ногу на ногу, в точности, как ДЖОЙС).

ЛЮЧИЯ (стирая пыль со своего кресла в сумасшедшем доме). Что-то в мистере Беккете, какая-то пустота в его душе, тянуло меня к нему. Казалось знакомым, так бывает, когда заходишь в комнату, видишь человека, знаешь, что встреча случайная, но с абсолютной уверенностью понимаешь, что останется он с тобой до конца твоей жизни.

(Пока она говорит, ДЖОЙС и БЕККЕТ уходят вместе в кабинет ДЖОЙСА, о чем-то беседуя, иногда энергично жестикулируя, а НОРА перемещается к дивану, вытирает пыль. ЛЮЧИЯ присоединяется к ней).

НОРА. Что ж, такое впечатление, что они нашли друг друга, так?

ЛЮЧИЯ. Никогда не видела так проникался к кому-либо, как он проникся к мистеру Беккету. Большую часть часа они сидят молча, потом один что-то коротко говорит, а пятнадцать минут спустя другой ему также коротко отвечает.

НОРА. Если ты спросишь меня, так от этого мурашки бегут по коже.

ЛЮЧИЯ. Я рада, что папе так нравится мистер Беккет, потому что я приняла решение: именно он станет моим мужем.