Вот и Николай Викторович в очереди стоит. Только на Хаббл. Этот архызский телескоп не дотягивается до нужной ученому зоны. Десять минут осталось, до начала его программы. Шесть месяцев ждал. Хаббл это вообще самый «крутой», как его племянник Андрейка говорит, телескоп. Он на орбите расположен и по этому, дает самую лучшую картинку, без всяческих помех, которые атмосфера наводит, никакой пыли, никаких облаков, никакого отраженного света городов. Идеал. Николай Викторович изучает столкновение трех галактик, расположенных далеко за созвездием «Плеяды», пытается найти следы образования Квазаров. Это его тема, над которой он уже три года работает. Жаль только на Хаббле в окуляр посмотреть нельзя. На орбите он.

– Николай Викторович, пять минут – это Игорь, его зам ему напоминает, вдруг задумался, пропустит еще.

– Знаю, знаю, все готовы? – директор осмотрел свою лабораторию, встретился глазами со всеми, находящимися в зале, двенадцать ученых, за своими компьютерами в ожидании потирают руки, притихли, ждут. Хотя, чего ждать, действий ведь никаких не требуется, включилась сессия, сиди, следи за мониторами, записывай трансляцию, корректируй увеличение и градус обзора. Вся основная работа начнется потом, когда все записано. Анализ материала, изучение и сравнение картинки в разных спектрах и так далее и тому подобное. В принципе вообще человек сейчас не нужен, можно было спокойно дома спать, а завтра по записанному материалу работать, но нет, все собрались, всем интересно «вживую» за миллион световых лет заглянуть. Фанатики. Ученые.

Однако произошло ЧП.

На 23 минуте программы произошел сбой. Или не сбой. Засвет. Вспышка. Короткая, практически мгновенная вспышка.

– Внимание вспышка! – тут же подтвердил Игорь, заместитель директора, хотя все и так её заметили. – Олежек, отмотай, посмотри, распорядился он.

– Отставить Олежек – по военному внес коррективу Николай Викторович, – Ирочка, изучаешь вспышку, остальные не отвлекаемся, по заданным программам!

– Но Николай Викторович, я и так не успеваю, – Ирина Павшина скривила свои красивые, алые губки.

– Давай, я все равно твое направление дублирую, займись, вспышка в космосе, без последствий это интересно, потом вернешься на программу, у нас еще 36 минут, до конца сеанса, выделяю пять минут тебе на вспышку.

И все снова уткнулись в свои мониторы, лихорадочно стуча по клавиатурам.

– Вспышка и вспышка, действительно без последствий, – через несколько минут отозвалась Ирина. Она отмотала файл с видеозаписью, просмотрела момент, увеличила его до предела и стала комментировать: – в квадрате Е8, время 1.1236 десятитысячных секунды, размер 9 микрометров, смещение Е8–678 на Е8–832, далее, увеличение, размываемость до туманности и исчезновение, все в пределах обозначенного времени. "Больше все" (это у них фраза с приколом такая, Гога Тхеидзе грузин так один раз выразился на одном из докладов, имея в виду – больше ничего). Ушла на программу.

"Больше все" мысленно повторил про себя Николай Викторович, и продолжил исследования. Больше действительно никаких происшествий не случилось. Группа отработала положенный час. После чего программа исследований закончилась, и трансляция с Хаббла в Архыз прекратилась.

Ученые откинулись на спинках кресел, кто-то устало потянулся, кто-то закурил, кто-то побежал включать электрический чайник, кто-то торопливо засобирался домой, в городок. На улице было половина четвертого утра и всем ужасно хотелось спать. Однако Николай Викторович остановил собирающихся, подал Ирине, как самой молодой свою кружку, для «наведения» в нее кофе и сказал.

– Так господа. А теперь никто не расходится. – переместился со своего рабочего места за круглый стол, жестами приглашая остальных присоединяться, дождался кофе, закурил сигарету и задумчиво произнес как бы сам для себя, ожидая когда все усядутся. – Больше все.

Подчиненные смиренно бросили свои пожитки и так же переместились за круглый стол, предназначенный для общих собраний и так называемых мозговых штурмов.

Кому не хватило места, повернулись на креслах и подкатились поближе.

Все поняли, что директор будет обсуждать происшедшее ЧП.

– Ирочка выведи на большой экран это твое "больше все" – тут же подтвердил директор тему обсуждения. Ирина вывела на двухметровый, сумасшедшего разрешения, фантастически цветастый и непомерно дорогущий монитор, отрывок видеозаписи со вспышкой и «зациклив» его дала максимальное увеличение, все они были профессионалами, и им не надо было говорить, что конкретно делать.

По – этому Ирина самостоятельно стала управлять файлом, не дожидаясь уточняющих команд. На экране появилось очень малая часть млечного пути. Картинка была разбита на 100 квадратов, 10 по вертикали, 10 по горизонтали, затем сектор Е8 приблизился и занял собою весь экран. Квадрат изображения был размечен еще на 100 ячеек. Это стандартная астрономическая насечка, что бы проще было ориентироваться в бескрайних просторах космоса.

Потом все увидели вспышку. Достаточно яркую, но не настолько, что бы затмила изображение звезд вокруг. Просто вдруг появилось белое размытое облачко, которое увеличивалось в размерах, сместилось немного вправо и вниз и, рассеялось не оставив и следа. Все.

Директор откинулся на спинку стула и сложил руки замком за головой.

– У кого-нибудь есть какие-нибудь мысли? – спросил он. И не услышал ответ.

Двенадцать человек молчали. Но молчали не потому, что не знали, что сказать, а молчали многозначительно. Они как раз знали очень многое. И то, что они видели, никак не укладывалось во все то, что они знали.

Через минуту, голос подал Юрий Никифорович Спицын, доктор наук, астроном, астробиолог и астрофизик.

– Может это помехи, какие то?

– Это Хаббл, Юра, Хаббл – Игорь Вениаминович Горич, заместитель директора по вопросам науки закурил еще одну сигарету, сразу же за первой, он очень волновался, – это не может быть помехами.

– Господа, извините меня великодушно, но я в замешательстве, – произнес самый молодой член группы (после Ирины Павшиной) аспирант, Виктор Синицын. Будущий физик-ядерщик, великолепный математик, но человек еще очень мало, разбирающийся в астрономии, отбывающий практику, хотя и не без собственного интереса, подкатился на своем кресле к столу и поставил на него чашку с кофе.

Я вижу, что все вы пребываете в легкой панике, но я не могу понять почему? Ну, вспышка и вспышка, что в ней такого необычного? Что это было? И почему у вас такая реакция?

Все вокруг загалдели, кто-то, возмущенно, кто-то весело, разряжая атмосферу натянутости, кто-то по-отечески "да пойми же ты…", но голос директора заставил всех замолчать – давайте я все объясню и расставлю точки на и. – утихомирил он аудиторию.

Витя, дело вот в чем. Космос, штука статичная, особенно дальний. Здесь не бывает просто вспышек, взявшихся ниоткуда, длящихся секунду и исчезающих в никуда. После этих слов, он встал, сложил руки на груди, глубоко вздохнул.

И так, что мы имеем, начал он лекторским голосом:

Первое: это не помехи, помехи влияют на всю картинку целиком, это не маленькая локальная точка.

Второе: это не взрыв Сверхновой, потому, что на месте, где появился объект не было ничего, звезды не было – он показал рукой на монитор, где продолжал проигрываться зацикленный видеоролик. И ничего не осталось, а при взрыве звезды, должны появиться пылевые облака, они должны разлетаться миллионы лет, и вспышка должна продолжаться миллионы лет. А этого ничего нет.

Третье: это не метеорит, потому что, метеорит должен откуда то прилететь (с этими словами ученый показал на край экрана) и куда то улететь (показал противоположный край экрана), кроме того, лететь он должен с определенной, фиксированной скоростью, а учитывая, что сейчас на экране квадрат с расстоянием примерно двести световых лет, то и лететь он должен очень долго. Кроме того, он должен быть огромен, что бы мы его заметили. Или очень близко, что бы мы его не заметили.