Друзья и родные удивлены, но не сильно. Они объясняют ее новую страсть простым и привычным «Гвенди есть Гвенди». Что касается агентов, они, конечно, не выказывают недовольства – это было бы бестактно и грубо, – но сильно разочарованы. Ее ждало блестящее будущее, а она обратилась к такой спорной и очень сомнительной теме, как эпидемия СПИДа.

Но Гвенди совсем не волнует, что о ней думают окружающие. Однажды ей было сказано: «Тебе есть что сказать миру… и мир будет слушать». Гвенди Питерсон верит в это всем сердцем.

Книга «Закрой глаза: История Джонатона» выходит в свет летом 1994-го. Она получает хорошие отзывы в «Паблишерз уикли» и «Роллинг стоун», но практически не продается. К концу августа все оставшиеся экземпляры перекочевывают в корзины с уцененным товаром в самых дальних углах магазинов.

Документальный фильм с тем же названием – совсем другая история. Он выходит вскоре после книги, берет многочисленные призы на различных кинофестивалях и получает «Оскара» как «Лучший документальный фильм». Почти пятьдесят миллионов телезрителей смотрят, как Гвенди, со слезами на глазах, произносит свою благодарственную речь. Следующие два-три месяца она только и делает, что дает интервью национальным изданиям и выступает на утренних и вечерних телевизионных ток-шоу. Ее агенты на седьмом небе от счастья. Она вновь на коне и востребована, как никогда.

Гвенди и Райан Браен, профессиональный фотограф из Андовера, штат Массачусетс, познакомились на съемках документального фильма «Закрой глаза». Они сразу же подружились, и – неожиданно для обоих – эта дружба переросла в отношения.

Одним ясным ноябрьским утром, во время прогулки вдоль реки Ройал неподалеку от Касл-Рока, Райан вынимает из рюкзака кольцо с бриллиантом, встает на одно колено и делает Гвенди предложение. Гвенди буквально лишается дара речи. Она стоит, обливаясь слезами, и не может произнести ни единого слова. Райан, человек понимающий и деликатный, но при этом упорный в достижении своих целей, встает на другое колено и повторяет предложение:

– Я знаю, ты любишь сюрпризы, Гвенни. Так что скажешь? Хочешь провести со мной остаток жизни?

На этот раз Гвенди сумела ответить.

Они женятся на следующий год, в «домашней» церкви родителей Гвенди в Касл-Роке. Банкет проходит в гостинице «Касл», и, несмотря на одно неприятное происшествие – младший брат Райана выпил лишнего и сломал ногу, пытаясь изобразить зажигательный танец, – все замечательно проводят время. Отцы жениха и невесты сближаются на почве обоюдной любви к вестернам Луиса Ламура, матери жениха и невесты весь день шепчутся и хихикают, как родные сестры. Большинство родственников и знакомых предрекают, что теперь, будучи замужней дамой, Гвенди угомонится и продолжит писать романы.

Но Гвенди Питерсон любит сюрпризы – и новый сюрприз не заставляет себя ждать.

Возмущенная совершенно бездушным и дискриминирующим отношением правительства к людям, больным СПИДом (ее особенно разозлило недавнее постановление конгресса сохранить запрет на въезд в страну для ВИЧ-инфицированных иностранцев, каковых в мире насчитывается более двух с половиной миллионов), Гвенди решает – заручившись поддержкой мужа – баллотироваться в конгресс.

Надо ли говорить, что ее литагенты совсем не рады.

Гвенди вкладывает всю душу в организацию местной предвыборной кампании, и от брошенной искры вспыхивает мощное пламя. Отмечается беспрецедентное число волонтеров, сборы средств превосходят все ожидания. Как пишет один известный обозреватель: «Питерсон, с ее безграничной энергией и обаянием, мобилизовала не только молодых и неопределившихся избирателей, но и просто любопытствующих граждан. В таком приверженном традициям штате, как Мэн, подобный подход имеет все шансы на успех».

И он был прав. В ноябре 1998 года, с перевесом чуть менее чем в четыре тысячи голосов, Гвенди Питерсон побеждает действующего депутата, республиканца Джеймса Леонарда, и получает место в конгрессе от первого округа штата Мэн. В конце декабря, сразу после рождественских праздников, она переезжает в Вашингтон.

Срок депутатских полномочий в палате представителей составляет два года. Гвенди уже отработала одиннадцать месяцев и восемь дней, проповедуя свою идеалистическую идеологию (как выразился диктор «Фокс ньюз» во вчерашней вечерней программе) всякому, кто готов слушать выступления звездной госпожи конгрессмена, как ее иногда называют с явной насмешкой.

На столе Гвенди пищит интерком, прерывая ее мысленное путешествие в прошлое. Она выключает видеоролик и нажимает мигающую кнопку на телефоне.

– Да?

– Прошу прощения за беспокойство, но совещание по отчетному периоду начнется через семь минут.

– Спасибо, Беа. Уже иду.

Гвенди недоверчиво смотрит на часы. Господи, тебе надо работать, а ты просидела сорок пять минут, предаваясь воспоминаниям. Что с тобой происходит? Этим вопросом она в последнее время задается достаточно часто. Гвенди берет со стола две картонные папки с бумагами и поспешно выходит из кабинета.

Как часто бывает в этом уголке мира, более раннее совещание затянулось, так что у Гвенди есть неплохой запас времени. Почти две дюжины парламентариев из палаты представителей толпятся в тесном коридорчике у входа в конференц-зал C-9, поэтому Гвенди встает у кулера в холле, подальше от всех. Она надеется быстренько просмотреть свои записи, пока ей никто не мешает. Не тут-то было – сегодня явно не ее день.

– Забыли сделать домашнее задание, милочка?

Стиснув зубы, она поднимает взгляд.

Милтону Джексону, долгосрочному представителю штата Миссисипи, семьдесят лет, но выглядит он на все девяносто и похож на всклокоченного грифа, спорхнувшего с ветки и нарядившегося в костюм-тройку. Иными словами, красотой он не блещет.

– Не забыла, – отвечает Гвенди, лучезарно улыбаясь. С самого первого дня в конгрессе она поняла, что Милтон ненавидит людей с позитивными взглядами на жизнь или просто счастливых людей, так что улыбка включается на полную мощность. – Просто делаю дополнительные задания. Как у вас настроение в это прекрасное зимнее утро?

Старик глядит на нее и щурится, словно пытаясь понять, в чем подвох.

– Настроение хорошее, – говорит он ворчливо.

– Милт, оставь человека в покое, – произносит кто-то у них за спиной. – Она тебе во внучки годится.

Гвенди оборачивается к подруге и улыбается по-настоящему.

– Этот ласковый голос я узнаю везде. Доброе утро, Патси.

– И тебе доброе утро, Гвенни. Этот старый хрыч тебе докучает?

Патси Фоллетт лет шестьдесят пять. Она очень милая и крошечная, как Дюймовочка. Даже сейчас, в стильных ботинках на высоченных каблуках, ее рост не превышает пяти футов. Она носит короткую стрижку, красит волосы в платиновый цвет и активно – если не сказать, чрезмерно – пользуется косметикой.

– Нет, мэм. Мы обсуждали стратегию на сегодняшнее совещание. Да, мистер Джексон?

Старик угрюмо молчит и смотрит на них обеих сквозь толстые стекла очков, словно эти дамы – насекомые, имевшие наглость разбиться о лобовое стекло его новенького «мерседеса».

– Кстати о стратегии, – говорит Патси. – Ты так и не отзвонился мне насчет бюджета на образование, Милт.

– Да, я помню, – ворчит он. – Я скажу секретарше, она сообщит тебе дату.

Опустив взгляд, Гвенди видит, что к каблуку старого конгрессмена прилип обрывок туалетной бумаги. Незаметно вытянув ногу, она отцепляет бумажку мыском туфли. Потом потихоньку сдвигает ее к стене, чтобы на нее больше никто не наступил.

– Или, может, ты сам снимешь трубку и позвонишь мне сегодня днем? – говорит Патси, выразительно выгнув бровь.

Милтон хмурится и идет прочь, не сказав больше ни слова. Яростно работая локтями, он пробивается сквозь толпу к входу в зал.

Патси глядит ему вслед и тихонько присвистывает.