— Профессор Снейп, — выдохнула Лея. — Мой отец — профессор Снейп?

Минерва на мгновение растерялась, но затем медленно кивнула.

— Да.

В комнате повисла гнетущая тишина. Минерва не знала, что сказать. Лея же пыталась осмыслить услышанное. Все эти годы она считала, что ее отец умер в результате несчастного случая. Потом в ее жизни появился профессор зельеварения: мрачный, язвительный, нелюдимый, но такой надежный. Ей казалось, они чувствуют друг друга. Ей казалось, что только она видит, какой он на самом деле. Добрый, заботливый, умный. Между ними определенно установилась незримая связь, которую они оба ощущали, но не могли понять что это. Теперь она понимает. Родственные узы — штука сильная и непостижимая.

Она не знала, что чувствует. Никогда еще ее не одолевали столь противоречивые чувства. Она столько лет прожила в неведении. Каждый день на протяжении трех лет она видела человека, которому обязана своим появлением на свет, и даже не подозревала об этом. А он? Он знал?

Видимо Минерва увидела этот вопрос в глазах дочери. За годы жизни она научилась читать Лею, как раскрытую книгу. А может вопрос просто был очевидным.

— Он не знает. Я не сказала ему.

Такой ответ несказанно удивил Лею.

— Мы не планировали начинать отношения, — уклончиво проговорила Минерва. Ну ведь не скажешь же ребенку, что она появилась в результате случайности, совместной ночи, которой не должно было быть.

— Вы не планировали заводить детей?

Впервые за тринадцать лет Минерва пожалела, что ее дочь выросла столь проницательной.

— Лея, ты должна понять, мы с твоим отцом были молоды… я испугалась, не знала, как он среагирует, и уволилась из Хогвартса. Решила, что буду растить тебя одна. А потом я встретила Элфинстоуна, он много лет за мной ухаживал и предложил выйти за него. Он растил тебя, как свою собственную дочь… да ты и была для него таковой. Он очень тебя любил.

— Я тоже очень его люблю, — тихо проговорила Лея, сидя рядом с матерью и разглядывая собственные руки. Ей было тяжело смотреть на нее.

Минерва осторожно коснулась щеки дочери, заставляя ее всё же поднять взгляд.

— Послушай меня, — мягко проговорила она. — Это неважно, кто твой настоящий отец. Главное, что для меня в этой жизни нет никого важнее тебя. Ты мое солнце, Лея, мой воздух, моя радость. Я безгранично благодарна небесам, что ты есть у меня. Ты моя дочь, и я люблю тебя.

Мгновение Лея просто смотрела на нее, вглядываясь в теплые серые глаза матери, а потом вдруг всхлипнула и обняла ее, прижавшись щекой к ее плечу и зарываясь лицом в складках ее изумрудной мании.

— Я тоже люблю тебя, мамочка, — прошептала она, сильнее прижимаясь к материнской груди. — Сильно-сильно.

Минерва сглотнула подступивший к горлу комок, изо всех сил стараясь снова не расплакаться. Чувство нежности захлестывало, подобно волнам цунами.

— Но он имеет права знать, — вдруг тихо проговорила Лея.

— Знаю, — вздохнула Минерва. — Знаю…

В этот полуденный час в гостиной Гриффиндора почти никого не было. Экзамены закончились, и студенты большую часть времени перед отправкой домой старались провести на улице, наслаждаясь ласковым июньским солнцем. Погода, надо сказать, стояла замечательная: теплая, тихая и по-летнему расслабляющая.

Именно поэтому Гарри и забрел в гостиную своего факультета — он надеялся, что здесь он, наконец, сможет побыть один. После гибели Сириуса, друзья старались ни на минуту не оставлять его в одиночестве. И он был им благодарен за заботу, но всякий раз, когда он оказывался среди людей, его неумолимо тянуло сбежать куда-нибудь подальше, где его никто не найдет. Таким местом, как он надеялся, могла стать гостиная Гриффиндора.

Но зайдя в комнату, он случайно заметил одинокую девичью фигурку, утопающую в мягком кресле пустого камина. Она сидела, поджав под себя ноги, и пристально смотрела в одну, только ей ведомую точку. Кажется, мысли ее витали где-то далеко за пределами гостиной, потому что когда Гарри позвал ее, Лея не откликнулась, продолжая всё также таращиться перед собой.

За этот год они сильно сблизились, и, признаться честно, Гарри это нравилось. Лея была удивительной девушкой, с ней было легко и приятно проводить время. И пожалуй сейчас она была единственной, от кого Гарри не хотелось сбежать. Но кажется, ее и саму терзали внутренние демоны.

При виде ее задумчивого, печального лица Гарри вдруг захотелось взбодрить ее, развеселить, чтобы она снова улыбалась своей открытой доброй улыбкой.

— Привет, Лея, — как можно более радостно проговорил он, но она не ответила, всё также погруженная в собственные мысли. — Эй, нам гол забили! Держи квоффл! — подойдя ближе, вдруг крикнул Гарри.

Лея непроизвольно дернулась, подскакивая на месте и оглядываясь с почти безумным взглядом. Но ни других игроков, ни квоффла, естественно, поблизости не оказалось.

— Дурак, — наигранно сердито буркнула она, наблюдая, как смеется ее друг. — Так ведь и до инфаркта довести можно.

— По-другому, твое внимание оказалось не привлечь, — продолжая улыбаться, пожал плечами Поттер и уселся в соседнее кресло. — Я собирался поиграть в волшебные шахматы, не хочешь составить мне компанию? Или может, полетаем на стадионе?

С уходом Долорес Амбридж его дисквалификация была отменена, и Гарри вновь мог играть в квиддич. Идея с полетом на метле показалась ему хорошей — ничто не позволяет забыть обо всех горестях так, как полет, быстрый и стремительный, когда свистящий в ушах ветер выдувает из головы все печальные мысли.

Но девушка отрицательно покачала головой. Ее лицо буквально на глазах вновь стало серьезным, и Гарри невольно напрягся.

— Что случилось? — напряженно спросил он. — Ты виделась с матерью? Профессор МакГонагалл наказала тебя за то, что случилось в Отделе тайн? Давай я поговорю с ней, и объясню, что это не твоя вина — пусть наказывает меня, ведь это я тебя втянул…

— Дело не в этом, — тяжело вздохнула Лея и бросила на друга растерянный взгляд. — Просто я кое-что узнала, и, если честно, не очень понимаю, что теперь делать.

— О чем ты? — непонимающе посмотрел на нее Гарри. — Что ты узнала?

— Ну, — кажется, она никак не могла решиться рассказать ему. Это было совершенно несвойственно той Лее МакГонагалл, к которой привык Гарри. И это лишний раз доказывало, что произошло что-то существенное.

— Эй, — он взял девушку за руку и легонько сжал ее ладонь, — ты можешь мне доверять. Ведь мы друзья.

Лея глубоко вздохнула. В этот момент мимо них прошли двое студентов-второкурсников и скрылись за портретом Полной Дамы. Теперь кроме Леи и Гарри в гостиной никого не осталось.

— Помнишь, я рассказывала, что мой отец умер в результате несчастного случая, — наконец, заговорила Лея, и Гарри молча кивнул. — В общем, я сегодня узнала, что он не был моим настоящим отцом. Мама вышла за него замуж, когда уже была беременна.

Глаза ее друга удивленно расширились.

— Лея, мне так жаль, — проговорил он.

— Нет, всё в порядке, — она слабо улыбнулась, видя растерянность на его лице. — Я все равно его люблю, и для меня он навсегда останется отцом, человеком, который меня растил. Просто всё это выбило меня из колеи.

В комнате на несколько минут повисла тишина. Каждый из них думал о своем. Гарри невольно снова вспомнил своих родителей, которых он никогда не знал, и Сириуса, по которому безумно скучал. За последние два года крестный практически заменил ему отца, и Гарри мечтал, что однажды его доброе имя будет восстановлено, и они смогут жить вместе, как одна семья. Теперь его надеждам уже не осуществиться.

— А ты знаешь, кто твой настоящий отец? — вдруг спросил он.

К его удивлению, Лея едва заметно вздрогнула.

— Знаю, — тихо проговорила она и еще глубже погрузилась в мягкое кресло, зябко поведя плечами, хотя в комнате было очень тепло — сквозь распахнутые настежь окна в гостиную лился полуденный зной. — Северус Снейп.