– Особое внимание – к обуви. Самое страшное – принести из Лабиринта на подошвах какую-то гадость. Еще хуже ее туда занести, – сержант демонстративно постучал по стальной пластине, заменявшей ему большую часть черепной коробки. – Поэтому ботинки всегда стерилизовать с вечера, чтобы утром надеть на свежую голову.

Уголки моего рта предательски дрогнули. Совсем чуть-чуть. Но и этого хватило.

– Ты! Чего лыбишься? Умом стремителен? Подбородок поднять! Равняйсь! Смирно! – Битик встал так близко, что мы едва не касались носами.

Его голос звенел от ярости. Сержант явно упивался властью. В свои тридцать восемь он мог себе это позволить. У него впереди целая вечность. У меня ее нет. Я умру через три месяца, как и все в этом возрасте. Проклятие Минотавра – с этим ничего не поделать.

– Выше, сказал! И спину выпрями! Что как собака сутулая? Ты ж боец «Тесея»! Авангард, мать его, борьбы с мировым злом! А оно любит дохлятину во всех позах! Собрался отдаться? – на каждом слоге Битик брызгал слюной. Изо рта несло густым перегаром, заполированным чесноком и кислыми щами.

– Никак нет!

– Молчать, я тебя спрашиваю! – твердый указательный палец едва не проткнул мою грудь. Красная капиллярная сеть на сержантских щеках потемнела до синего. – Я где нормальный, а где беспощаден. Не доходит через мозг, дойдет через коллектив.

Верхушки деревьев злорадно зашумели листвой, аплодируя солдафонской риторике. Казалось, старые древни хлопают в сотни зеленых ладошек, предвкушая неизбежную экзекуцию.

– Взвод, упор лежа принять! Встать на кулаки!

Мы успели привыкнуть к тонкостям местного воспитания умом, но не телом. Ванька на рукопашной повредила плечо, и стоять на костяшках ей наверняка больно. Сержант хорошо знал, куда бить. Эту тихую девчонку жалели. Не курсант, а питомец, которого хотелось покормить, погладить по голове и отпустить домой к маме.

Как это чудо вообще попало в «Тесей»? Во взвод будущих рейдеров?

И всё же – вот она. Краснеющая от взгляда, вопроса и, видимо, от собственных мыслей. Огромные светло-серые глаза. Неразговорчивая, будто прозрачная, с врожденной способностью ускользать от гнева начальников. А поводов для него девушка давала с избытком.

Да, Иванка не боец. Она хилер. Причем настолько хороший, что остальное прощалось. К тому же от нее не отходила женская особь весьма свирепого нрава. С потрясающей фигурой, но колючая и жесткая, как армейский штык. Да и прозвище у нее говорящее. Спуску Вилка никому не давала, ревностно охраняя душу и тело подруги. А желающих воспользоваться тем и другим могло найтись много.

Какое-то время считали, что женщинам в рейдах не место. Вероятно, Минотавр с этим был не согласен. Способности, которые человек получал в Лабиринте, зависели от пола бойца. Войну объявили не только мужчинам. Ее объявили всему человечеству.

– Забудьте всё, что о себе знаете! – продолжал поучать Битик. – В Лабиринте это будет не нужно. И ухом не моргнете, как наложите в штаны. А выгребать ваше дерьмо придется другим. Надеюсь, все помнят, что ждет облажавшихся?

Мы помнили. Оставшийся за Периметром сам становится монстром. Безумным и страшным. Сражаться с ним приходится выжившим.

Прошло минут пять. Но Битик и не думал униматься, продолжая бубнить о дисциплине и ответственности. Как нам повезло, что мы выиграли в Лиге Надежды. Что нас ждет самый страшный враг за всю историю человечества. Что мы избранные, а судьба цивилизации теперь в наших руках. И так далее, и тому подобное. Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

Голос сержанта звучал приглушенно и как бы издалека. Мои мышцы дрожали от напряжения, и я перестал отслеживать затейливые зигзаги его красноречия. Ничего нового там не будет, а сейчас не до смеха.

Кулаки ломило так, словно костяшки прорезали и кожу, и мясо. Болело всё. Даже острая щебенка под ними. Казалось, мои обнаженные нервы проросли глубоко в землю и соединялись там в общую нейронную сеть. Я почти физически чувствовал мучения всего нашего взвода.

– Встать! – смилостивился наконец Битик.

Мы с трудом поднялись, выковыривая впившиеся в кожу камешки. Ещё легко отделались. В прошлый раз недовольный шёпот Вилки обошёлся дороже. Пухлик тогда даже упал в обморок.

Краем глаза я поймал его косой взгляд. Обманчиво неуклюжий толстяк меня и так недолюбливал. После такого точно возненавидит. Для большинства эти несколько минут стали настоящим испытанием, а уж с его-то комплекцией…

– Пока Ханса мило щерился, в мире умерла сотня-другая человек! В расцвете сил, совершенно здоровых! По пять-шесть в секунду! – обвинение подкрепили новым тычком в мою грудную клетку. Должно быть, под майкой она уже синяя. – Каждая профуканная секунда означает чью-то смерть! Проклятие когда-нибудь спадет, но будут и те, кто до этого не дожил. Совсем чуть-чуть. Ровно столько, сколько вы только что потратили времени!

С такими аргументами я согласиться не мог. Хотя бы потому, что не верил, что можно хоть что-то исправить. Человечество спасут и без меня, если оно вообще нуждалось в спасении. Когда появился Лабиринт, люди стали умирать в свой день рождения. Ровно в сорок лет, секунда в секунду, а знать точный час – то еще удовольствие. С таким трудно смириться. Хотя многие умудряются найти и в этом определенные плюсы. Особенно в юности. Цивилизация и выросла вокруг концепции смерти. Знание момента ухода изменило сразу всё – наши действия, мотивы, желания.

– Сколько еще умрет только потому, что вы расслабили булки? Теряете время? Думаете, оно у них есть? Думаете, эти люди подождут вас? – продолжил нас накачивать Битик.

Вот тут не поспорить. «Булки» в Лабиринте выворачивают мясом наружу. Нам показали жутковатые картинки сразу по прибытии. Несколько потрясенных курсантов тут же вернулись домой. По крайней мере, там они умрут с достоинством и комфортом.

Конечно, страховку в случае чего отвалят приличную, но ее только предстоит заслужить. А еще выжить, как наш сержант, чтобы остаток отведенного времени почивать на лаврах, делясь опытом с нубами. Герой-ветеран, сотни удачных вылазок, больше трех тысяч собранных кристаллов. Несмотря на армейское косноязычие, Битика уважали. Орденские планки едва бы уместились на его парадном мундире. Сержант их никогда не носил, не вылезая из комбеза даже на пенсии. Думаю, он в нем и родился, яростно матерясь и отдавая команды.

– Не слишком сложная мысль, Ханса? Ты ж вроде умный? Мозгов хватит понять? – щеку Битика дернуло судорогой. На мгновение и так не самое приятное лицо стало по-настоящему страшным. – Я-то свои оставил на дереве. Тот еще кустик. Древо Желания, слыхал о таком?

– Никак нет!

– Так я расскажу, а ты постарайся так же лыбиться, когда встретишь. Знаешь, почему его так назвали?

– Потому что исполняет желания? – осторожно предположил я.

– Верно. Исполняет. Но не твои, – криво усмехнулся Битик, машинально коснувшись уродливого шрама на лбу. – У Древа они однообразны. Тварь не жрёт ничего, кроме мух.

– Но ведь люди не мухи? – подобострастно подыграл Пухлик.

– Кто разрешил подать голос, толстяк? С тобой разговаривали? – зарычал сержант, охотно переключившись на новую жертву. – Упор лежа принять! Два! Нет, три наряда вне очереди! Чокнулись сегодня все что ли? Ума, как у ракушек, а туда же…

Куда «туда же» переспрашивать никто благоразумно не стал. Битик многозначительно выдержал паузу и невозмутимо продолжил:

– Люди для дерева не жратва, а наживка! Колючки выделяют нейротоксин, заставляющий жертву карабкаться вверх по стволу. Там она и превращается в сладенький, гниющий заживо плод. Мухи на него слетаются тысячами. Их жирными личинками Древо питается.

Взвод задумчиво притих, а порыв ветра вновь заставил листву аплодировать. Казалось, деревья пришли в восторг от находчивости кровожадных сородичей. Последнее время островная флора и фауна мутировала даже за Периметром. Пусть и не с такой агрессией, как в Лабиринте. Мне жить оставалось немного, поэтому страшилки Битика сильно напугать не могли. А вот на остальных они произвели впечатление.