— Ещё и должен остался, что ли? — хмыкнул Фил, сгребая монетки.
— Травы редкие, дорогие, а пирожные пришлось отдать за полцены, — пояснил тот. — Сира Вероника, — он повернулся ко мне, — спасибо вам большое, выручили.
— Спасибо в стакане не булькает, — наставительно проговорил трактирщик.
— Конечно, — легко признал Росс. — Что вы любите больше всего, сира?
— Эклеры, — мечтательно прикрыв глаза, ответила я. — С заварным кремом.
— Вы сами зайдёте, или вам занести в крепость?
— Сама, — подумав, сказала я.
А подумала я о том, что эклеров я могу и полдюжины слопать без всякой посторонней помощи. В крепости же придётся делиться, а делиться мне уже как-то поднадоело. Как ни крути, сеньоры Вязов мне не семья. Так я и сказала сире Катрионе, когда она предложила мне выбрать любые два отреза из её сундуков, чтобы сшить платья на так внезапно начавшееся лето. «Но вы же на меня работаете», — удивилась она моему отказу. Я однако только головой покачала: «За работу я получу деньги по контракту, а ситца или кисеи на платья я вполне способна купить себе сама».
Кажется, она обиделась. По крайней мере довольно сухо посоветовала мне к осени подготовиться заранее, если я сама намерена заботиться о своём гардеробе. Я поблагодарила за совет, но вообще-то мне уже половина вязовских баб обещала чулки, перчатки, фуфайки и прочее добро на осень. Я только кивала. Что-то в самом деле буду носить, — пока живу здесь по крайней мере, — что-то отдам в первый же попавшийся по дороге приют. Я вообще деньги в храмовых чашах оставляла только ради поддержания репутации гильдейских наёмников. Разве что обращалась к Мораг или Канн как ипостасям своей богини. По-настоящему я молилась Истар, но Её святилищ я знаю немного: прячутся Её дочери и от служителей Девяти, и от Ордена Пути, а более всего — от идиоток, мечтающих о великой силе Многоликой-но-Единой, однако при этом не желающих принимать вместе с великой силой и неподъёмный груз ответственности. Делать подношения Ей мне удаётся редко, но именем Её можно помогать слабым и беззащитным; помощь же эту я предпочитаю оказывать в таком виде, чтобы её получали нуждающиеся, а не вполне благополучные жрецы.
— Эй, — трактирщик похлопал меня по руке, — ты где там? На луну улетела?
Я даже вздрогнула, приняв было его слова за намёк. Потом сообразила, что это просто шуточка.
— Ну да, — хмыкнула я. — прежде чем с луны свалиться, надо же на неё улететь. Вот я и думаю, как.
— В нетопыря превратиться, — хохотнул он. — Про Людо вон болтали, будто он упырь: днём спит, ночью то ли впрямь работает, то ли бродит по селу, смотрит, кто до ветру выйдет. А у Магды ещё как нарочно нетопырь на чердаке завёлся — не то настоящий, не то упырь в него оборачивался.
Росс фыркнул.
— Упырь, конечно, — ехидно сказал он. — Какой ещё нетопырь? Это я летал, зазевавшихся простаков высматривал, а как найду, так кровушки напьюсь и спать завалюсь. А вафли и меренги меж тем сами собой ночами пеклись, без всякого моего участия.
— Почему ночами? — удивилась я.
— Потому что пока Каспар не построился, мне приходилось делить кухню с сударыней Тильдой, — объяснил он, нервно дёрнув плечом.
— А-а, — я понимающе усмехнулась. — Сударыня Тильда — это да… это серьёзно. Мне пришлось Лидию просить, чтобы увела её из погреба, пока я там руны вычерчивала. А то сударыня Тильда бурчала, дескать, виданное ли это дело — ведьму до еды допускать. Сквасит же всё!
— А потом самой же прокисшее и протухшее есть? — хмыкнул Фил. — Дура баба, одно слово.
Я кивнула. Я тоже поинтересовалась, зачем мне портить припасы, если я ем за одним столом с хозяевами, но дурная тётка понесла в ответ такую чушь, что я махнула рукой и занялась своим делом, попросив только управительницу, чтобы увела кухарку, а то и правда… отвлекает. А я не люблю, когда меня отвлекают.
И демонстрируя, как выглядит моя нелюбовь, я затянула толстым гладким слоем льда несколько подвешенных к потолку, от крыс подальше, окороков. Тильда, побледнев, умолкла и сама, без помощи управительницы, вылетела из погреба. Зато потом наговорила обо мне такого, что услышав о своих подвальных подвигах в пересказе Марты, здешней служанки, я просто восхитилась могучей и злобной ледяной ведьмой, одним движением брови замораживающей всех, кто посмел ей слово поперёк сказать. Кто-то и правда начал от меня шарахаться, но народ тут, я гляжу, в массе своей не особенно пугливый. Стараниями Тильды я, кажется, наоборот, стала ещё популярнее.
— Как мы с вами на завтра договоримся? — спросил меж тем Росс.
— А какие есть варианты?
— Я могу принести эклеры сюда, или вы сами можете зайти ко мне.
— А сир Генрих что скажет? — ухмыльнулся Фил.
— Сир Генрих, глядя на Яна, каждый раз требует, чтобы я уже своих двух-трёх завёл, — отмахнулся Росс. — Кстати, о нём же… Заболтался я, надо идти. А то ещё решит, будто дриады меня с собой в лес утащили. В личные кондитеры Первой. Ещё раз спасибо, сира Вероника, и до завтра. До завтра, Фил, — сказал он трактирщику, и тот ухмыльнулся ещё шире.
— Давай, — отозвался он. — Увидимся. А ты, Зима, не теряйся. Видишь, мужик ни два, ни полтора — вроде женат, а вроде и один. Тебе же всё равно замуж не выходить, так что хватай, пока свободен.
— В матери двух-трёх признанных Россов я точно не гожусь, — возразила я. — А в ином качестве господин будущий барон вряд ли меня потерпит.
— Ренату же терпит, — возразил тот.
— Ренату?
— Ну… у них с Людо вроде было что-то, — пояснил Фил, пользуясь тем, что Росс уже вышел за дверь. — А вот с сиром Генрихом у него видимость одна, жопой чую. Не любились ни разу, ставлю фартук свой против имперской кроны. И смотрят не так, и разговаривают не так… Слыхал я, будто барон здешний не хотел Серпентов судейским отдавать, пока старик Иероним под следствием ходил. Для того и велел сыну надеть колечко на руку серпентовской дочке, а когда она заупрямилась, вместо неё Людо согласился в фавориты пойти.
Я неопределённо повела плечом. Мужских пар на всю Волчью Пущу имелось всего две с половиной штуки, и все из семьи барона: его младший брат с целителем, сир Генрих с кондитером и принудительно разлучённый с Меллером младший сын сира Георга. И впечатление складывалось такое, будто фаворитов все трое выбирали не за их красоту и любовные таланты, а исключительно руководствуясь желанием удержать в Волчьей Пуще полезных людей. Я сказала об этом Филу.
— Три с половиной, — поправил он. — Сир Максимилиан, младший брат барона, в браке с каким-то хлыщом состоит. Правда, типа этого никто здесь уже лет пять или шесть не видал. И ещё столько же рады будут не видеть, я думаю. Вот уж от кого никакой пользы, кроме приданого, так оно давно потрачено. То есть, у хлыща этого, — поправился он, — отец какой-то важной шишкой был в Озёрном, но это когда было-то. Давно уже либо в отставку вышел, либо вовсе помер. От жены сира Ламберта куда как больше пользы, хоть она и суконщица.
— Именно потому и больше, — усмехнулась я. — Елена Ферр — это вам не хлыщ. Ладно, Фил, мне надо идти, а то к ужину опоздаю, а сира Катриона не любит опозданий. Что у тебя дриады ещё не съели?
Возвращаться в Вязы пришлось по каменным плитам и щебню, основательно прогретым за день солнцем. У реки было попрохладнее, но дальше до самой крепости тень давали разве что заборы, невысокие и отнюдь не сплошные; так что вернулась я вся взмокшая и потому попыталась отказаться от ужина — опять хотелось только пить.
— Зря, — заметила сира Катриона, принимая у меня пакет с меренгами. Я их не особенно люблю, приторные и липнущие к зубам, но просто грызть сахар мне не хотелось. Ещё сира Катриона как-то странно посмотрела на книгу у меня в руке, однако ничего про неё не сказала. Не одобряет авантюрные романы? Ну, извините, я вот любовные терпеть не могу, но я же никому свои вкусы не навязываю. — У сиры Аларики первые огурчики поспели, — сказала она. — Неужели откажетесь?