— Как скажете, — послушно отозвалась я. Я, в общем, не театралка, но не знать баллад из уже который год популярной пьесы — это надо очень постараться. По всем трактирам и кабакам без конца кто-нибудь да завывает: «Вот так моё пытают сердце…» Мелодия была несложная, подобрала я её легко и быстро, и вообще, кажется, мне предстояло вспоминать все слезливые романсы, какие я только слышала за последние годы. И наигрывать эту розовую муть вместо того, что нравится мне самой. Ладно, мне в конце концов за это деньги платят, а работа вовсе не обязана доставлять удовольствие.
***
На следующий день после завтрака мне принесли не стремянку, а обычную приставную лестницу, поэтому здоровенному парню с добрым, но туповатым лицом деревенского дурачка пришлось держать её, пока я лазаю под потолком. Я повесила на шею сумку со старыми конспектами по рунам, тряпкой и несколькими брусками мела, потому что мел очень любит крошиться и ломаться в самый ответственный момент, и полезла под потолок. Парень крепко держал лестницу и аж сопел от старания, но я подумала, что активировать руны буду с пола. А то ещё перепугается и бросит лестницу вместе со мною, на ней стоящей.
Цепочка у меня была записана ещё на том самом минимальном курсе, который я предпочитала считать подготовительным. Позже я её много раз исправляла и дополняла, пока не получилось нынешнее плетение — несколько рун света, создающих «ведьмины шары», и руны-ограничители, задающие их размер и силу свечения (мне-то были нужны мелкие и довольно слабенькие, а не та шаровая молния, что обычно призывалась для освещения). В отличие от обычных светляков, эти были привязаны не к магу, а к рунам, и поэтому смирно висели на одном месте.
На праздники я ещё добавляла в рунную цепочку элементы основных стихий, поэтому светляки получались разноцветными. На прошлый Солнцеворот один маг из графских придворных купил у меня такую. Не удивлюсь, если он объявит себя автором задумки, а я окажусь всего лишь жалкой подражательницей: никаких договоров мы, ясное дело, не составляли, и вообще, объявлять себя создателем и владельцем рунной цепочки… Ни один западный суд «магическое» дело к рассмотрению в жизни не примет, а на востоке будут долго смеяться над идеей объявить её своей собственностью. Всё равно что из всем известных букв составить слово и заявить, что оно принадлежит только тебе.
В общем, я выписывала мелом руны на потолке — к моему немалому удобству, небелёном. Больше всего, ясное дело, уставали шея и плечи, да ещё меловая пыль сыпалась на лицо, то и дело попадая в глаза. Дурачок лестницу держал надёжно, можно было не отвлекаться на сохранение равновесия, и я с несколькими передышками (руки просто отваливались, оттого что я их держала над головой) расписала все четыре угла и центр гостиной. Пусть будет освещена вся равномерно, а не беспорядочными островками. Я активировала все цепочки по очереди, комнату залил мягкий желтоватый свет, — не люблю классический голубоватый: холодный он какой-то, мертвенный, на мой вкус, — дала монетку восхищённо вертевшему головой парню и пошла отряхиваться от мела, умываться и искать сеньору, чтобы доложить ей о выполненной работе.
— А они так и будут весь день светить? — спросила она, озираясь на манер своего дурачка.
— Весь день и всю ночь, — подтвердила я. — А что? Окна здесь выходят прямо на запад, до самого вечера в комнате довольно сумеречно — пусть светят.
— Это тяжело? — спросила сира Катриона, продолжая с восторгом рассматривать группы светящихся шаров, похожие на булочки-«цветочки». Мне даже захотелось надуться, как лягушке-быку, но я скромно сказала:
— Ужасно! Плечи ноют, шея не гнётся, а руки — вообще слов нет.
— Ну, это понятно, — торопливо возразила она. — Я хочу сказать, маги ведь тоже тратят силы на колдовство, верно? Вам, наверное, несколько дней теперь сил не хватит ни на что, да? Целых… пять раз по семь…
— Тридцать пять, — любезно подсказала я.
— Вот-вот, тридцать пять огоньков разом вместо двух-трёх.
— Это руны, сира, — вздохнула я, поборов минутный соблазн объявить себя надорвавшейся страдалицей и побездельничать денёк-другой. — Требуют долгой и тщательной подготовки, безукоризненного исполнения и твёрдого знания не только значения каждой, но и законов их совместимости. Однако уже написанную что отдельную руну, что рунную цепочку активировать легко. Ну, как бы вам… вот, скажем, навалены неопрятной кучей здоровенные сучковатые поленья, а вот сложены шалашиком тонкие, ровные, сухие, а под ними уже приготовлены берестяные полоски и трут. Первый костёр тоже можно разжечь, хорошенько постаравшись, но второму-то хватит нескольких искорок из огнива. Я долго щепала лучинки и крошила трутовик, сира Катриона, но чтобы поджечь их, достаточно было два-три раза ударить кресалом по кремню.
— Понятно, — кивнула она, очень внимательно выслушав меня. — И надолго это?
— Если не трогать, недели на две-три должно хватить. Потом я могу подновлять до тех пор, пока ваши девушки не затеют сметать пыль и паутину с потолка. Как только они размажут линии рун, надо будет всё вычерчивать сначала.
Сира Катриона покивала, помялась немного и задала вопрос, который явно рвался у неё с языка ещё до того, как она спросила, не тяжело ли было зажигать разом три с лишним десятка светляков:
— А внизу и на лестнице сможете так? Можно не на потолке, а на стене, чтобы не так сильно голову запрокидывать, и вообще…
— Просто удивительно, как вы терпимы к магам, — не сдержавшись, тихонько фыркнула я.
— Если бы Девятеро не желали существования магии и магов, — возразила она, — не было бы ни магии, ни магов, чтобы бы там ни говорили жрицы. Знаете, с моего владения Агата Голд остатки проклятия снимала, злая страшная ведьма, а не жрец-экзорцист. А уж от стихийных магов вроде вас с госпожой Винтерхорст я вообще ничего, кроме пользы, не видела. Я плохая прихожанка, сира Вероника. Исправно плачу десятину, жертвую деньги, когда бываю в храме, но надеюсь всё больше на людей и нелюдей, а не на богов. С людьми и не людьми договориться всяко проще… У вас спина разболелась? — внезапно спросила она. — Вы так стоите, словно ищете, на что опереться.
— Вы всегда так внимательны к тем, кто вам служит?
— А куда деваться? — сира Катриона невесело усмехнулась. — Если я не буду своих людей беречь, новых-то я где возьму? Идите к себе, сира Вероника, я к вам Лидию пришлю с мазью, чтобы плечи и спину вам растёрла. И не вставайте до обеда. А на лестнице и в холле правда что надо на стенах рисовать, а не на потолке. К тому же над лестницей ещё попробуй дотянись до потолка. Да и со ступенек, потянувшись, загреметь недолго.
Ко мне в самом деле почти сразу пришла управительница, бойкая тётка из тех, что командуют без разбора и прислугой, и хозяевами. Размяла и растёрла она меня умело и привычно, объяснив, что и покойному сиру Руфусу поясницу вечно приходилось лечить, и сыну его, безвременно погибшему, без конца надо было то спину, то ноги промокшие растирать. Да и сама сира Катриона только в последние два-три года хоть часть работы приучилась перекладывать на других, а то и её всё носило по полям - по лесам. Пошлите Девятеро здоровья господину Меллеру, говорила Лидия, тщательно размазывая пахучую жирную пасту по моему загривку, переупрямил-таки супругу, заставил поменьше забот на себя взваливать. Хотя сира Катриона всё равно так и рвётся сама разобраться с любой ерундой, чуть только что-то пойдёт не так. Вся в матушку, пошлите ей Девятеро удачного перерождения, та тоже была уж до того беспокойного нрава!
Я под её воркование задремала и проспала до самого обеда. Я и после него с удовольствием бы ещё повалялась, тем более что спина продолжала-таки побаливать. Не простреливала до остановки дыхания, до потемнения в глазах, но ныла нудно и глухо, возмущаясь тем, как её заставляли прогибаться и замирать в неудобной позе. Я однако ложиться не стала, потому что быть такого не может, чтобы я никому не понадобилась.
