В тот день мы все-таки набрали травниковскую малину с кустов возле обвалившейся околицы. Мы с опаской проходили мимо полуразрушенных домишек со снятым шифером, с выломанными оконными проемами.

Я заглянула через порог вросшей в землю почерневшей от времени избенки — разломанная печь красного кирпича, перевернутый стол, ножками кверху и маленький чугунок в углу. С полатей свешивалось длинное серое полотенце. Тонкое, будто марля, оно покачивалось от порывов ветра, что привычно хозяйничал в опустевших хороминах.

Осторожно прошла я по скрипучим доскам внутрь избы. Во второй комнатушке был почти полностью разобран пол, обнажив убранство вместительного погреба. Затянутые клубами ветхой паутины, обросшие по днищу сизоватым мхом, здесь сохранялись трехлитровые банки с заготовками. Но что там внутри, уже не разобрать за налетом трухи и пыли. А ведь когда-то руки хозяюшки бережно прибирали эти банки в подпол, чтобы зимним вечером подать на стол семьи маринованные огурчики или вареньице к чаю.

Уехали люди, забыли припасы свои, не до мелочей, вывезти бы скарб покрупнее, пока в колхозе подводу дают. И воришки ушлые, наведываясь позже в оставленное гнездо, не заметили сразу или побрезговали чужими харчами. Так, видно, и гнить избе, вместе со всеми своими ухоронками.

— Таня! Ой, пошли скорее до дому, худо мне здесь.

Обратная дорога далась бабушке не легко, даже не обсуждая, обе мы с ней понимали, что больше в Травниково вряд ли попадем, сбили охотку.

Итак, в последний день августа на второй Луговой улице Зареки мне предстояло отыскать дом Марии Васильевны Вологодской. Выйдя из маршрутного такси на нужной остановке, я уже долго блуждала по частному сектору, вглядывалась в ржавые таблички с номерами.

Окончательно заблудившись посреди этой большой «деревни», я решил просить подмоги у седого старичка, который грелся на лавке возле собственного палисадника. Дедушка согнал с колен рыжую откормленную кошку и выставил вперед ухо, чтобы лучше расслышать мой вопрос. Ответили же мне так громко, что слетела с сирени стайка испуганных воробьев:

— Марию? Каку Марию? А-а… колдовку надо тебе! Так иди вон туда прямо, мимо цыганских дворов, там крышу красную увидишь, это будет ее дворец.

Такое описание будущего жилья меня привело в некоторое замешательство. Но, собравшись с духом, я медленно побрела мимо аккуратных стареньких домиков со свежевыкрашенными заборами, потом мимо двухэтажных «цыганских» коттеджей за сайдинговой оградой. Главное, чтобы никто не пристал, этот район пользуется у горожан дурной славой.

Лица немногочисленных прохожих меня и впрямь настораживали. Вот парочка не в меру раскрашенных девиц в коротких юбках прошли мимо, обсуждая приключения минувшей ночи. Худой как палка, высокий мужчина, коловший дрова перед домом, вдруг отставил топор и долго смотрел мне вслед, заставляя невольно ускорить шаг.

Дальше ко мне привязалась молоденькая цыганка с хнычущим дитем на руках. Но в ответ на ее назойливость, я еще раз спросила, как дойти до гадалки Марии. Девушка тут же отстала, неопределенно махнув рукой вперед. Видимо, уважала авторитетную конкурентку или даже побаивалась. Кажется, тетю Машу в этих краях знали все.

Нужный мне коттедж с новенькой мансардой оказался в самом конце улицы, горделиво возвышаясь над скромными домишками соседей. Единственная в округе красная крыша была видна издалека и как маяк притягивала взгляды. Немного робея, я поправила на плече тяжелую сумку и направилась к воротам.

И как мне подать знак хозяевам, что я здесь? Стучать по металлическим дверям? Неловко. Собак не слышно, а может, их Вологодские и не держат. Из окон меня за высоким заборищем не видно, разве только со второго этажа…

Я нерешительно топталась на месте, не зная, как правильно поступить. Номера телефона тети Маши у меня тоже не было — позвонить не смогу. И тут прямо перед воротами затормозила белая иномарка с незнакомой эмблемой. Наверно, очень дорогая машина. Из нее выпорхнула, иначе и не скажешь, элегантная женщина неопределенного возраста и сразу мелкими шажочками поспешила к воротам.

Не глядя на меня, нажала какую-то неприметную кнопку на высоте поднятой руки, и я услышала приглушенный звуковой сигнал. Вот никогда бы не догадаться мне таким простым образом оповестить обитателей дома о своем прибытии. Я просто не заметила бы звонок.

Между тем, «автоледи» раздраженно теребила края розовой меховой безрукавки, потом начала вертеть в руках солнцезащитные очки. Женщина явно нервничала, но ее ожидание было недолгим. Ворота почти бесшумно распахнулись, и к нам вышла девушка, примерно моих лет или чуть постарше. Приветливо кивнула даме в мехах, приглашающе протянула руку:

— Ждем! Уже ждем. Проходите, пожалуйста.

Длинноволосая красотка шмыгнула в ограду и только тогда девушка занялась мной:

— Вы записаны? На какое время?

— Я Таня… Из Совиново. Меня Мария Васильевна берет как помощницу в дом. Они с бабушкой договорились… Я приехала… вот.

Девушка пренебрежительно хмыкнула, окидывая меня дерзким взором с головы до ног:

— Ха-ха! Еще одна бедная родственница. Поня-атно… Ну, что ж, будем знакомы, я — Аня Худякова, я тут до зимы проживу, а ты, наверно, потом будешь вместо меня. Так, сразу предупреждаю, Васе глазки не строить, он занят.

Я растерянно смотрела на Анну и даже не могла понять, о ком она сейчас говорит. Но девушка не давала опомниться:

— Ты студентка? Первый год еще? Четвертый? Ого! Нормально, я-то думала, ты маленькая совсем. Вид какой-то испуганный и бледный. Ну, пошли в дом уже, мне работать надо, устроишься сама. Деревня твоя далеко? Ты из какого района?

Анина манера общаться без особых церемоний меня поначалу немного сковывала, но я постепенно привыкла. Мы даже подружились потом. В первый же вечер она все рассказала о себе:

— Физкультурный закончила, но работаю на ресепшн в Фитнесс-клубе «Титан», иногда и сама занятия провожу. Платят мало, там никто особо не задерживался до меня. Тем более Зарека близко, а тут цыгане одни, наркоманы, да пенсионеры. Я еще продержусь до зимы, а там мы с Васей переедем поближе к центру. У него сейчас в городской квартире ремонт.

Оказалось, что Анна крутит роман с сыном тети Маши, вот это новость. Хотя, мне-то какое дело. Потихоньку узнала, что Василий уже был женат, платит алименты на маленькую дочку. Мне показалось немного странным, что тетя Маша допустила такие неприятности в семье единственного сына. Неужели заранее не знала, чем закончится его брак, неужели не могла сохранить семью своим необыкновенным даром. Как-то я даже поделилась такими раздумьями с Анной, и она высказала свое предположение:

— Знаешь, я тоже сначала не понимала, а потом до меня дошло. Если тебе что-то ценное дано, другое отнимется. Или есть еще поговорка — сапожник без сапог. Да пыталась она, конечно, их соединить, раз уж Ваське приспичило взять за себя эту стерву. Но, понимаешь, теть Маша ведь не Пресвятая Дева Мария, что-то может, а что-то и нет. А про дочку Вологодских ты слышала? Вот уж где настоящее горе…

У меня холодок пробежал по спине, когда Аня рассказала печальную историю Марины. Ребенком она росла капризным и нервным, после школы поступила учиться в какой-то колледж, а там связалась с наркоманами. Тетя Маша лечила ее сама, возила по разным врачам, но в день двадцатилетия девушка покончила с собой. Это был страшный удар для Вологодской, от которого она, впрочем, как будто бы скоро оправилась. «Бог дал — Бог взял, на все его воля». Аня объясняла это так:

— Тетя Маша говорит, что за такие способности, как у нее, надо тяжко расплачиваться всю жизнь. И сама бы рада быть обычным человеком, но такая уж у нее судьба. Значит, надо терпеть. После того случая с Мариной, Вологодские вскоре Зареку переехали, здесь раньше, говорят, притон на притоне был, но теперь стало потише. Тетя Маша у цыганского барона вылечила жену, и поэтому нас тут никто не тронет, все это знают. Я всегда вечерами без опаски хожу и тебе совет, если пристанет кто, так прямо и скажи — я племянница гадалки Марии. Ее так все местные называют. Поняла?