Я был от всей души рад. Вернув ребятам оружие, извинился перед ними: на войне всякое случается. Расстались мы тепло.

Крепко пожал я руку и Гришиной сестре:

— До встречи, Марийка. Коли надумаешь, переходи к нам в отряд: у нас на сто бойцов — ни единого медика.

Она улыбнулась:

— Ну уж нет — еще арестуете. А если серьезно, то хочу везде быть с братом. Один ведь он у меня теперь остался.

На том и распрощались. Суждено ли нам встретиться еще? Всяко может случиться. Война — загадывать вперед трудно.

И вот минуло немногим более полутора лет, и нам довелось повстречаться снова. Это случилось в сентябре сорок третьего, в деревне Славковичи, что под Глуском.

В тот день принимал я штаб 99-й партизанской бригады, командиром которой был только что назначен. В числе других представился мне Ибрагим Леонидович Друян, начальник медслужбы бригады, волевой, решительный человек, знакомый мне еще с октября 1942 года. Рядом с ним стояла с санитарной сумкой через плечо невысокая черноволосая девушка, судя по всему немало уже исходившая по партизанским тропам.

Лицо ее, без сомнения, было знакомо мне, нам, конечно же, приходилось где-то встречаться. Но где, когда и при каких обстоятельствах, я, как ни старался, вспомнить не мог: ведь чуть ли не каждый день война сводила между собой десятки людей.

— Товарищ командир, не припоминаете? — негромко спросила девушка. — Я же Мария Вежновец, медсестра!

Конечно же, это была она, обаятельная, милая девушка, которую довелось мне узнать еще в сорок втором! Как повзрослела, закалилась она с тех пор, став, судя по всему, настоящим бойцом!

Нелегко сложилась жизнь у этой славной девушки. Ей было не больше девятнадцати, когда пришла в дом ее родителей незваная страшная беда. Мария росла в деревне Протасы Паричского района. Семья ее одной из первых вступила в колхоз. Советская власть открыла селянам новую жизнь, новые горизонты, радость освобожденного труда, дорогу к знаниям. Вскоре детей Леонтия Вежновца, Марию и Григория, направили учиться. Григорий поступил в военное училище и стал кадровым командиром, Мария же, окончив в Бобруйске школу медсестер, осталась работать там в одной из городских больниц. Но недолго пришлось им жить под мирным небом.

Когда фронт подошел вплотную к Бобруйску, Мария ушла в Протасы, к родным. А вскоре здесь же появился и Григорий, вырвавшийся из окружения. Семья собралась на совет.

— В деревне мне оставаться нельзя, — сказал Григорий. — Придут немцы — и мне и вам не миновать петли. Словом, ухожу я партизанить.

И Мария ушла вместе с братом.

Первое время действовали небольшой группой, состоявшей из нескольких местных жителей и военнослужащих, бежавших из плена. День ото дня группа росла, превратившись вскоре в хорошо вооруженный партизанский отряд.

Каким-то образом гитлеровцам стало известно о Марии и Григории, их партизанской борьбе. Расплата последовала незамедлительно. Весной сорок второго после мучительных пыток и издевательств был расстрелян Леонтий Афанасьевич Вежновец. Пелагею Афанасьевну и младшую дочь ее, Пашу, оккупанты решили пока не трогать. За домом их установили наблюдение: фашисты надеялись, что рано или поздно здесь обязательно появятся Мария и Григорий.

Партизаны ответили на это новыми ударами по врагу. Десятки смелых операций провели в те месяцы бойцы, громя гарнизоны оккупантов, уничтожая полицейские посты, участвуя в диверсиях на железных дорогах.

И тогда в Протасы был направлен карательный отряд. Приближавшуюся колонну гитлеровцев первой заметила Паша. Испуганная, прибежала она к матери, начала уговаривать ее уйти в лес.

— Беги одна, доченька, — ответила Пелагея Афанасьевна, обняв Пашу. — Там брат твой. А я уж здесь останусь: меня, старую, немцы не тронут. На что я им?

Поняв, что добраться до леса она уже не успеет, девочка решила схорониться в соседском сарае. Отсюда ей хорошо была видна вся улица. Едва войдя в деревню, каратели приступили к осуществлению своего изуверского плана. По списку, составленному кем-то, они стали собирать в хату Михеда Голуба всех жителей. Туда же привели и мать Марии. Связав женщине руки за спиной, они бросили ее в обозную повозку и приказали смотреть на дом, куда уже было согнано двадцать четыре семьи. Потом гитлеровцы заперли хату и, облив ее со всех сторон бензином, подожгли. Забушевало, взметнувшись к небу, яркое пламя. Всех, кто пытался вырваться из огня, каратели хладнокровно расстреливали из автоматов. Вскоре крики несчастных затихли.

Сотворив свое гнусное дело, гитлеровцы ушли из деревни. За последней повозкой, привязанная к ней, шла мать Марии. Подгоняя ее ударами кнута, рядом вышагивал фашист. Судьба Пелагеи Афанасьевны стала известна лишь через несколько дней. На первом же допросе в Паричах ее избили до полусмерти. Оккупанты хотели узнать, где скрывается ее сын Григорий. Но мать молчала. Тогда пытки были продолжены. На одном из допросов, собравшись с силами, она схватила со стола тяжелую чернильницу и швырнула ее в лицо гитлеровскому офицеру. Пелагея Афанасьевна просто надеялась ускорить развязку, понимая, что конец будет один. Однако палачи еще долго глумились над своей жертвой. И лишь убедившись, что добиться от мужественной женщины им ничего не удастся, фашисты казнили ее во дворе комендатуры.

Разыскав партизан, рыдающая Паша рассказала сестре и брату о трагедии, разыгравшейся в их родной деревне. Тогда же Мария и Григорий поклялись бить врага, пока будут живы.

Вокруг по-прежнему полыхала партизанская война. Многие гибли в боях, сотни боевых друзей получали в схватках с врагом тяжелые ранения и увечья. Спасению их жизней решили отдать все свои силы сестры Мария и Паша Вежновец.

В райцентр Октябрь, где в то время находился партизанский госпиталь, едва ли не каждый день приходили все новые и новые повозки с ранеными. Их было очень много, и каждый боец нуждался в тщательном уходе, в квалифицированной медицинской помощи. Сутки напролет, не зная отдыха, проводили девушки возле госпитализированных, перевязывая их раны, заботливо выхаживая каждого.

Приходилось участвовать сестрам в составе бригады Федора Илларионовича Павловского, одного из первых среди партизан Героя Советского Союза, и в многочисленных боях. Под вражеским огнем выносили они на себе раненых, оказывали им первую медицинскую помощь, а затем сопровождали до госпиталя.

В январе сорок третьего, преодолев более семидесяти километров трудного, опасного пути, привезла Мария из Полесского партизанского соединения в деревню Альбинск группу тяжело раненных бойцов для отправки на Большую землю. Здесь, неподалеку от деревни, находился партизанский аэродром, куда должен прибыть самолет. Однако, когда он прилетит, никто точно не знал. Оставалось лишь ждать, ухаживать за ранеными, делать им перевязки, готовить пищу. И все это легло тогда целиком на плечи партизанской медсестры Марии Вежновец. Единственной ее помощницей была хозяйка дома, в котором поместили раненых, жена красноармейца, находившегося на фронте.

Прошло много дней, а самолет не появлялся. Когда у Марии кончился перевязочный материал, она вместе с хозяйкой пошла по хатам, собирая все, что можно: простыни, рушники, рубашки, выстиранный белый материал. Но скоро и этот «резерв» истощился. Между тем двум раненым стало значительно хуже, необходима была срочная квалифицированная врачебная помощь. И Мария сразу же выехала в ближнюю деревню Сосновку, где располагалась санитарная часть штаба соединения партизанских отрядов Минской области. К раненым поспешил начальник медслужбы соединения хирург Ибрагим Леонидович Друян. Внимательно осмотрев бойцов, он отметил, что все до единого были тщательно ухожены, получали самую квалифицированную медпомощь.

— У нас же сестрица, что иной доктор, — говорили бойцы Друяну, кивая на Марию. — Сама хоть кого на ноги поставит.

Да, здоровье людей находилось в надежных руках.

Оставив привезенные с собой медикаменты, Ибрагим Друян уехал. А вскоре после этого деревушка Альбинск подверглась налету фашистской авиации. Под вой пикировщиков, среди разрывов падающих бомб одного за другим перетащила Мария раненых в глубокий овраг, спасая их от гибели. Все бойцы остались живы…