А в Центре той же ночью приняли очередную и весьма важную радиограмму Анны Николайченковой, сообщавшую, что начиная с первой половины июня 1943 года через Бобруйск в направлении фронта следовало несколько воинских эшелонов с тяжелыми танками.

Гитлеровская армия, скрытно подтягивая свежие танковые дивизии и моторизованные части, готовилась к сражению, которое впоследствии вошло в историю Великой Отечественной войны под названием Курская битва. И одним из сигналов, предупредивших наше командование об этом, было донесение молодой разведчицы Анны Николайченковой из оккупированного врагом Бобруйска.

Немногим из тех, о ком я рассказал в этой главе, суждено было дожить до Победы. Почти все они погибли, выполняя свой долг перед Родиной, перед народом. Но их подвиги и свершения живы и поныне. Они бессмертны.

Глава четвертая

ШАГ В БЕССМЕРТИЕ

Ее давно уже нет среди нас. Радость Победы, долгожданное освобождение, суровое возмездие фашизму — все это было уже без нее. Далекий январский день сорок третьего, ставший для молодой коммунистки последним днем ее жизни, незабываем для всех нас. Тогда она шагнула в бессмертие.

Высокая, статная, с широко распахнутыми навстречу миру огромными голубыми глазами, с теплотой и радушием, которые светились в ее открытой и мягкой улыбке, — такой нам запомнилась Аня. Такой она живет в памяти партизан — ее боевых товарищей.

В мае сорок второго случилось то, к чему Анна уже давно и настойчиво стремилась: ей удалось выйти на связь с партизанской разведкой отряда имени Ворошилова.

— Хочу быть вашей помощницей. Зачисляйте в отряд! — не попросила, а потребовала при первой же встрече с нами молодая женщина.

Но это оказалось невозможным: на руках у Анны Проходской трое детей и престарелая больная мать. Мы не можем подвергать смертельной опасности целую семью — это идет вразрез с нашими неписаными правилами.

И тогда Проходская решила действовать самостоятельно.

О том, что удалось ей сделать за самое короткое время, сделать на свой страх и риск, по собственной инициативе, узнали мы позже. Узнали и с трудом, признаться, осмыслили то, что Аня совершила, поверили в случившееся. Ведь это благодаря ей в один момент был спасен весь наш отряд, возрождена в самой критической ситуации его боеспособность!

А случилось это так.

Всю весну 1942 года отряд имени Ворошилова провел в непрерывных схватках с оккупантами. Для молодых и необстрелянных бойцов это явилось суровым и трудным испытанием. Партизаны, истощенные голодом, простуженные, были вынуждены неделями и месяцами жить в промозглой лесной сырости, проводя нередко многие часы в ледяной болотной воде, не имея возможности ни развести костер, ни высушить до нитки промокшую одежку, ни как следует отдохнуть. Духом никто, конечно, не падал.

И отряд действовал. В апреле мы разгромили колонну фашистских войск близ деревни Качай Болото, а вскоре еще одну, недалеко от станции Брожа. Чуть позднее внезапной и стремительной атакой уничтожили хорошо укрепленные и достаточно сильные гарнизоны оккупантов в деревнях Межное и Каменка. Произошло немало и других схваток с гитлеровцами. Однако каждая из них, будь то короткая перестрелка с фашистским патрулем или же крупная, тщательно подготовленная операция, в которой принимал участие весь отряд, неизбежно требовала самого, пожалуй, дорогого и важного для нас в то время — боеприпасов. Запас гранат и патронов быстро истощался.

По заданию подпольного обкома партии нашему отряду вместе с другими партизанскими группами предстояло разгромить фашистский гарнизон на Ясеньском торфозаводе. Главной целью нападения являлось освобождение от рабского труда на торфяных разработках сотен подневольных девушек. Очень важным, однако, было и другое: согласно сведениям разведки, гарнизон возле станции Ясень располагал большим количеством боеприпасов.

Он был нелегким, этот бой. Упорная схватка длилась почти всю ночь. И только на рассвете, после нескольких часов яростной пулеметно-автоматной перестрелки, наступила наконец развязка: гарнизон на заводе, поставлявшем топливо оккупантам, перестал существовать. Были освобождены и подневольные девушки. Но боеприпасы…

При удачном исходе операции мы рассчитывали добыть патроны по крайней мере к трофейному, отнятому у врага оружию. Однако в ходе боя казарму, где засели и яростно оборонялись, понимая свою обреченность, гитлеровцы, пришлось поджечь. Иного выхода не существовало. Но, как выяснилось, именно там, в двухэтажном здании, и хранились так нужные нам боеприпасы. В охваченной пламенем постройке начались взрывы: огонь достиг хранилища.

Итак, наши планы не оправдались. Но это было еще не все. Положение, и без того серьезное, осложнялось тем, что после затяжного и нелегкого боя, длившегося несколько часов подряд, отряд остался практически безоружным. Операция поглотила все то, чем мы еще располагали — почти весь запас патронов и гранат. Имея оружие, мы, увы, не могли его использовать!

Жители окрестных деревень, с радостью встречая в те дни партизан, — вот она, Советская власть, рядом с нами! — не подозревали о том, что пулеметные диски бойцов пусты, а в автоматах и пистолетах — всего по нескольку патронов. Внешне, конечно, создавалось впечатление, что в населенный пункт входит по-прежнему боеспособный и достаточно мощный отряд.

Нужно было срочно что-то предпринимать. Но что именно? Выход из труднейшего, грозящего гибелью всему отряду положения искали все: и рядовые бойцы, и штаб, и командование. Но время неумолимо шло, а результатов пока никаких.

Поздней августовской ночью на связь с патриотами деревни Заволочицы отправился Владимир Катков.

— Люди там надежные, свои, — провожая его в дорогу, говорил Евгений Качанов, — таким довериться можно. Надежды, конечно, мало, сам понимаешь, но все-таки… Поговори с сельчанами, посоветуйся. Может, и найдется выход.

Деревня невелика. Сразу же за ее домами, недалеко от шоссейной магистрали Брест — Бобруйск, на несколько сот метров протянулась открытая и ровная низина. Это пойма неширокой, но полноводной Птичи. А вот и она сама, светлая, с извилистыми, густо поросшими кустарником берегами. Здесь же рядом — мост. Его потемневший от времени деревянный настил гулко отражает тяжелые, грузные шаги фашистских патрулей. Из бойниц двух дзотов, расположенных у моста, недобро поглядывают пулеметные стволы.

Ночь. Мелко рябит под луной темная поверхность реки. Многому учит партизанская жизнь: Володя Катков плавает без всплесков, без шума. Вот наконец берег. Место открытое, спрятаться негде. И хотя деревня уже спит (в окнах — ни огонька!), партизан осторожен: в любой момент можно нарваться на засаду.

До знакомого дома остается всего несколько шагов. «Аня уже легла, придется потревожить», — с легкой досадой отмечает про себя Владимир. Где-то совсем рядом вдруг раздается заливистый собачий лай: в соседнем дворе, почуяв чужого, всполошилась дворняга. Вот невезение! Прижавшись к стене дома, Катков надолго замирает: может, обойдется? Но нет, минуту спустя на темной глухой улочке уже слышны тяжелые торопливые шаги, слышатся встревоженные гортанные голоса, чужая речь. Это патруль. С автоматами на изготовку двое солдат бросаются во двор, где все еще не успокоился пес, другие блокируют улицу.

Готовясь к самому худшему, партизан бесшумно отполз на несколько метров от дома и, вжавшись в землю возле плетня, передернул затвор автомата. В его диске последние 36 патронов. Они на самый крайний, безвыходный случай. Похоже на то, что именно сейчас он и наступил!

Гитлеровцы, обшарив соседний двор и не обнаружив ничего подозрительного, направились к дому Анны Проходской. Они уже близко, совсем рядом. Володя, закусив губу, медленно поднимает автомат: главное теперь — не промахнуться!

Однако солдаты остановились у калитки, почему-то не спешат зайти во двор, а вскоре, обменявшись парой фраз, неторопливо пошли дальше.