Сумки с такой кладью были нелегкими.

Среди бела дня, стараясь идти так, чтобы никто не мог догадаться, насколько тяжела ноша в их руках, легкой, непринужденной походкой шагали женщины по улицам, приветливо и радушно улыбаясь встречным: и своим, и врагам. Каждую минуту, конечно, любой солдат мог обыскать, проверить содержимое их сумок. Случись однажды такое, и судьба Проходской и Кругловой была бы предрешена.

Когда Катков и Анна спустились в подвал и Володя, приподняв холстину, увидел аккуратно сложенные рядами коробки с патронами, его радости не было предела. Однако стоило партизану заявить, что он собирается взять с собой в отряд хотя бы одну из них, как Проходская решительно и энергично возразила:

— Зачем такой риск? Любая случайность или ошибка — и конец. Схватят тебя у дома, найдут остальные патроны, и останется отряд без оружия.

— Верно, — погрустнев, согласился Володя. — Тогда давай поступим так. Завтра ночью я приведу ребят, и мы разом заберем все. Только что вот нам с соседскими псами делать, как им хвосты прикрутить? Сама понимаешь: переполошат они фашистов.

— Вот что, Володя, — после некоторого раздумья сказала Проходская. — А не сделать ли нам так…

И Анна предложила прислать к ней партизанского связного Никифора Кудельку, жившего неподалеку, в деревне Толстый Лес. Куделька нередко бывал в Заволочицах и при любом удобном случае такими крепкими и изворотистыми словами ругал партизан, что о его «ненависти» к «лесным бандитам» хорошо знала вся округа, в том числе и оккупационные власти. Никифор во всех окрестных комендатурах был на отличном счету, вне всяких подозрений. Именно этого он, собственно, и добивался, без конца изощряясь в ругани.

— Пусть Никифор придумает у нас в Заволочицах какое-нибудь дело и приезжает на повозке. На специальной! — Анна, улыбнувшись, сделала ударение на этом слове. — Ждать его будете на том берегу. Немцы Кудельку знают хорошо и, думаю, на мосту его обыскивать не станут: проскочит.

— А если нет? — засомневался Владимир, хотя в конце концов ему пришлось согласиться с Аниным предложением: ведь другого пути, связанного с меньшим риском, попросту не было.

Через день, как и условились, в Заволочицах появился Куделька. Он привез в местную кузницу на ремонт плуг и борону.

— Ремонт-то плевый, — удивились в кузне. — Мог бы и сам молотком помахать!

Никифор, обычно скорый на язык, на этот раз отмолчался.

А спустя час он въезжал уже во двор Анны Проходской. Здесь его с нетерпением ждали женщины. У них уже давно все было готово. Куделька, как выяснилось, тоже не терял времени даром: у «специальной» повозки было оборудовано просторное двойное дно. Туда женщины и сложили цинковые ящики с патронами, настелив сверху досок и сена. Отремонтированные плуг и борона довершали маскировку.

— Не попасться бы тебе на мосту, Никифор, — не выдержав, вздохнула Ольга.

Куделька неторопливо повел плечами:

— Всякое может случиться. Но ежели что, один загину.

Он тронул вожжи, и лошаденка медленно потянула повозку за ворота. Чтобы не вызывать подозрений в деревне, Никифору пришлось заехать еще в несколько дворов — покалякать со знакомыми. Однако встречали его повсюду не очень-то дружелюбно, зная, как честит он партизан. Но и особого вреда от Кудельки тоже никто не видел. Потому переброситься с шустрым на язык мужиком селяне не отказывались.

Миновав деревню, партизан не спеша выкатил на шоссе и, проехав немного по нему, спустился к мосту. Вот и первый пост.

Анна и Ольга, затаив дыхание и боясь шелохнуться, наблюдали за ним издали. «Только бы миновать реку», — тревожно думала каждая из них.

Один из часовых, сделав несколько шагов навстречу подводе, вскинул руку:

— Хальт! Аусвайс!

Куделька, не торопясь (главное — не суетиться!), достал и предъявил документы. Тут он спокоен: бумаги в полном порядке.

Подойдя к повозке и внимательно осмотрев ее снаружи, немцы начали проверку. Разворошив сено и передвинув плуг, они, кажется, собираются поднять борону, чтобы заглянуть под нее.

Ольга испуганно охает, но Проходская, закусив губу, крепко и ободряюще сжимает ей руку: спокойно, не нервничай!

Под бороной — доски. И солдаты, пошарив по ним и ничего не обнаружив, возвращают хозяину его паспорт: пошел!

Никифор хрипло гикнул на лошаденку, и повозка, немилосердно гремя на выбоинах и скрипя колесами, неторопливо двинулась через мост. Еще совсем немного — и все будет позади. До темнеющего на том берегу леса остается метров сто, не больше.

И вот тут-то партизанского связного подстерегала неожиданность. Из дзота с пулеметами, наведенными на дорогу, торопливо вышел гитлеровский офицер. Сделав повелительный жест рукой, он приказал Кудельке остановиться:

— Хальт!

Никифор с посуровевшим враз лицом натянул вожжи. Вот тебе и пронесло!

Анна и Ольга, неотрывно следившие за мостом, с тревогой переглядываются: что это может значить?

Офицер был настроен очень решительно и категорично. Он громко и жестко, коверкая русские слова, потребовал:

— Спрасивайт груз! Превна возит нато! Пистро!

— Пан офицер… пан офицер, — опешив в первый момент и стараясь собраться с мыслями, тянул время Куделька. Соскочив с повозки и сделав несколько шагов навстречу гитлеровцу, он начинает его убеждать: — Разве же на этой кляче, герр офицер, можно бревна возить? Да ни в жизнь! Она же с часу на час издохнет. Вот извольте взглянуть, сами убедитесь… — И Никифор, чьей недюжинной силе мог позавидовать медведь, неторопливо подошел к своей лошаденке, ухватил ее за хвост и дернул так, что та, едва не повалившись, присела на задние ноги.

Вид у клячи и в самом деле был жалкий. Худые бока с выступающими ребрами, редкая, свалявшаяся грива, большие проплешины на шкуре и тяжелое, с одышкой, дыхание — все говорило о ее немощи и весьма преклонном возрасте.

С сомнением оглядев лошадь, офицер перевел взгляд на Кудельку. А тот, словно ненароком, опустил руку под пиджак. Там, под мышкой, на такой вот крайний случай запрятана «лимонка». Не понадобится ли она теперь?

Однако фашист, потерявший вдруг интерес к старой кляче и ее хозяину, небрежно махнул рукой: ладно, мол, проваливай!

Через несколько минут повозка партизана миновала без происшествий последний кордон за мостом и двинулась в сторону деревни Евсеевичи. До нее рукой подать.

А Ольга с Аней, еще не до конца поверив в удачу, по-прежнему молча, не шелохнувшись, стояли у калитки. Стояли долго, устремив взгляды к темнеющему за рекой лесу, где их друзья, партизаны, ожидали сейчас драгоценный груз.

Патроны, так своевременно доставленные в отряд, фактически решили его дальнейшую судьбу, без преувеличения спасли от гибели. Уже спустя несколько дней каратели бросили на партизан крупные силы: началась блокада зоны осиповичского «треугольника». Бои с небольшими перерывами шли несколько дней. И каждый из бойцов много раз с теплотой и благодарностью вспоминал наших славных подпольщиц, чья отвага и находчивость позволили не только успешно обороняться от наседающего врага, но и наносить ему серьезный, невосполнимый урон.

Мне довелось познакомиться с Анной Проходской лишь в ноябре 1942 года. Из небольшой и тихой деревушки Белое, где мы вместе с группой разведчиков появились осенним днем, в Заволочицы на связь с Проходской были посланы два Николая: Семенчук и Дубинчик. Им поручили, соблюдая необходимые предосторожности, встретиться с Анной и Ольгой и, получив от них собранные разведданные, передать новые поручения.

Вернулись бойцы не скоро, уже к ночи, и, к моему крайнему удивлению, не одни. С ними были две молодые привлекательные женщины.

— Принимайте гостей, товарищ комиссар, — широко улыбаясь, произнес Семенчук. — И знакомьтесь.

— Проходская.

— Ольга Круглова.

Так вот они какие, наши верные помощницы! Скромные, застенчивые.