И потому что до штиля было далеко.
Цепляться корнями за иссохшую землю, смотреться в черную однородную воду Амсанкта, ронять листву и ощущать редкие порывы морского ветра, и слушать жалобы теней – это всё очень просто.
Особенно если кого-то ждёшь.
Ветви, которые когда-то были руками, касаются плеч его-сегодняшнего. Тополь заглядывает в озеро и видит там бесконечную память. Рыжую девушку, танцующую на зеленой поляне. Суды над тенями. Интриги. Противостояния.
Листья, когда-то бывшие волосами, касаются других волос – черных. Запутываются в них, прорастают серебром седины. Ранним? Поздним? Какая разница, раз всё закончилось…
- Левка, я вспомнил, - читает тополь по губам. – Левка, всё закончилось. Я удержал. Я – опять невидимка. Хочешь, исчезну, Левка?
А может, он шепчет что-то другое и кому-то другому – тополь всё так же будет обнимать за плечи, печально кивать, нашептывать свое, ободряющее…
«Я не знаю, с какой битвы ты вернулся, но ты молодец. И я тоже помню. Только не надо исчезать, хорошо? Смотри, у тебя даже нет твоего шлема. Лучше иди домой. Она очень красивая – твоя жена, я видела. Я думаю, она там тебя ждёт. Я понимаю, милый: бывают такие битвы, после которых воины не возвращаются. Даже победители растворяются после них в своей боли, в пустоте потерь – потому что они чувствуют себя побежденными. Но пусть сегодня будет иначе, ладно? Пожалуйста, просто иди домой и вспоминай меня изредка, с улыбкой, и будь счастлив, пожалуйста, милый, будь наконец счастлив…».
Тополь щедро дарит серебром, шелестит и гладит ветвями по плечам. Но тот, кто сидит над чёрной водой Амсанкта, глядя в лицо своего двойника-отражения, никуда не собирается.
Может быть, он просто вспомнил не всё.
Или у него нет дома.
Или он не понимает язык тополей.
Комментарий к Тополь помнит (Левка)
* отсылка к роману, соответственно, к Ананке-Судьбе. Извиняюсь, но без неё в этом моменте было не обойтись.
========== Любовь не умеет проигрывать (Афродита) ==========
Йи-хаааа! Диссер защищен, и мы отожжем, как я обещала! Всем огромное спасибо за поддержку и переживания, и - внимание - я обещала “ай л би бэк”, я таки вернулась!
Пы.сы. Лена, с Днем Рождения! Скромный подарочек от скромного автора)
- Капельку на запястье… капельку на шейку. А волосы лучше вот так приподнять, посмотри, как тебе идет с гребнем?
Подземное дитя Макария полагает, что ей больше идет с распущенными и при обруче. Не говорит – мягко, ускользающе улыбается. Но от Афины разве скроешься?
- Оставь её, Афродита. К чему…
Пеннорожденная в притворном ужасе закрывает ушки Макарии ладонями.
- Не слушай ее, дорогуша, ой, не слушай! Она готова надевать пеплос одного фасона целых три дня, можешь себе представить?!
Афина подмигивает, обрисовывает губами: «Да, у меня еще и шлем вместо прически!» - и улыбка Макарии становится более живой и открытой.
Афродита порхает у ларца с драгоценностями, перебирая нитки бус. Прикидывает: что больше пойдет к черным глазам царевны?
Геба украдкой косится на мать. С сожалением: эх, не насплетничаешься, не нахихикаешься вдоволь! Гера замерла у стола с рукоделием, с остервенением втыкает иглу с золотой нитью в платок с вышивкой. Не вышивает – разит иглой ткань.
- Да, да, дорогуша, вот так. Только с черным жемчугом. Ах, не вертись, - Афродита изящно всплескивает руками. – Глаз нельзя отвести! Попомни мои слова: все мужчины сегодня на пиру…
Макария улыбается ускользающе, мягко и таинственно, но не пытается стянуть с шеи нитку черного жемчуга.
- Нерей мне не нужен. Он уже старый.
Афина щурится на племянницу оценивающе: поклясться могла бы, что той не нужен не только Нерей – вообще все олимпийские мужчины. Может, есть кто-то… Но за улыбкой Макарии – подземной, неуловимой – не понять, не рассмотреть, даже проницательным глазам Промахос.
- Старый – не старый! – взмахивает руками Афродита. – Дело не в этом! Дело в искусстве! Заставить их смотреть! Не дышать! Слюни пускать! Заставить воинов и правителей почувствовать себя мягче глины! Владеть оружием красоты и любви в совершенстве – чтобы никто не устоял…
Макария смущенно колупает резной нарцисс на браслете.
- Красотой – этому придется учиться долго. Мне проще мечом… - и смеется, когда Афродита округляет глаза от ужаса.
- Ну-у, куда нам, бе-е-едным, - шутливо блеет Геба, - до тебя, Пеннорожденная! В этом искусстве с тобой ни одной женщине не равняться! Вот уж точно – никто не устоял и не устоит.
- Был один, - едко произносит вдруг Гера. – Хочешь рассказать об этом, Киприда? Но кому охота болтать о поражениях, правда?
И идет к двери, и Афродита прекрасно знает, что сейчас Афина закатила глаза. Промахос всегда так делает, когда мачеха в дурном настроении.
А Гера сегодня явно в дурном настроении: Зевс опять спутался с какой-то смертной…
- Афродита?
Макария просто смотрит с любопытством. Геба замерла – раскрыла рот, как голодный кукушонок из гнезда. Сплетню ловить.
- Да?! Что? Кто один? Чтобы устоял?! Перед тобой?! Да кто бы мог…
У Афины на лице – новая мина. Обозначает: «Сейчас я представлю себя в шумной битве. Или нет, за ткацким станком. Станок жужжит-жужжит, заглушает ваши бабские сплетни…»
Афродита смотрит на эту мину. На дверь, закрывшуюся за Герой. На любопытную мордашку Гебы и таинственную – наследственную улыбку Макарии…
Потом начинает хохотать. Заливисто, разбрызгивая золотистые пряди волос. Красиво – она все всегда делает красиво, изящно прикрывая рукой ротик…
- Да, был! О-о, девочки, был! Афина, не надо такого лица: это история интереснее любой битвы. Впрочем, это и есть сражение.
Может даже – война, - думает Афродита, мимолетом любуясь своим отражением в серебристых гладях. – Несколько битв. Перемирия. Победа одной из сторон. В конце концов: почему эти воинственные девственницы вечно думают, что в любви недостаточно войн? Это они-то, даже мельком не знавшие такого чувства?
Дудки вам, Афина и Артемида. В войне нет ничего, чего бы не было в любви. Осада и взятие крепостей, кровь и предательства, отчаянные атаки и соль поражений на губах… И вечное желание добычи и власти: больше, больше!
Летящие стрелы, переломанные копья… я пережила войн едва ли не больше, чем вы. С золотистыми, не испятнанными кровью волосами. Не надевая шлема, не грязня ручек. И не нам с вами считаться трофеями и победами.
Но вот вспомнить ту войну…
Даже не просто смех. Мурашки по коже – не поймешь, от чего.
Брррр….
*
- Бррр! – капризно сказала она. – Какой холодный дворец! Там, где я родилась, было теплее!
На самом деле, на Крите сейчас вовсю резвился Борей. Но просто приятно было наблюдать, как вокруг нее суетятся два этих… Кронидов, да? В общем, сыновья какого-то там местного царя. Царь что-то там отрубил Урану – а что – совсем не важно! А потом взбилась пена, а из пены и океанских волн поднялась она, и вот это было уже важно.
Руки в каменном зале немножко покрылись мурашками и начали терять нежно-перламутровый оттенок. Зевс подошел – с горящими глазами. Набросил на нее плащ, многообещающе коснувшись щеки.
«Победа», - тихонько пропело внутри…
За первым братом, чуть ли не отталкивая его, спешил второй: накинул на нее леопардовую шкуру. Сам выпятил грудь (сопровождавшие на Олимп Киприду нимфы восхищенно ахнули), заговорил, что вот, ничего, отогреем! И пир устроим в честь прекрасной, и танцы…
«Победа», - гудело внутри, пока она улыбалась второму – Посейдону. Светлый взгляд обежал пускающих на нее слюни кентавров, каких-то мелких божков… Победа-победа-победа…
Третий брат. Взгляд налетел на него с размаху, кубарем полетел дальше, словно путник, запнувшийся о порог.
«Наверное, я совсем синяя, - подумалось в ужасе. – Нет, волосы растрепались. Нет, еще хуже: у меня что-то к губам пристало!!!»
С чего иначе третьему Крониду смотреть на нее, как на ядовитую змею?!
