— Я тебя согрею, милая… — мурлычет он, и тянет к себе, и шарит по бедрам, и прижимается к губам, и я его прямо убить готова за медлительность, потому что надо же быстрее, потому что, водные черти, нам же еще какое-то там задание выполнять, ну и Гриз, само собой, по головке не погладит, и, проклятие, я ж там Десми без присмотра оставила и видела, как ему эти все улыбаются. Вдруг он сейчас с кем-нибудь тоже… и вот так…
Внутри полыхает яростью — аж до горла. Выкручиваюсь из озорничающих ручонок Ирла и шепчу вполне себе по легенде:
— Ох, я не знаю, что на меня нашло… Давай… давай не будем, ладно?
Само собой, это как-то даже и не работает: Ирл тоже здорово хлебнул, а потому надвигается, тянет вперед ручки и шепчет:
— Ну, что ты, крошка, все будет отменно… будешь потом вспоминать — я тебе обещаю… Иди сюда, давай…
Но мне как-то не особо хочется сюда, а хочется к двери, потому что до меня вдруг начинает доходить, что тут все как-то ненормально. И эти парочки, еще до полуночи, и эти личности с голодными глазками в коридоре, да и собственные ощущения — будто одержима сознанием кроличьего садка.
Так что я пытаюсь драпануть, но у двери торчат те самые уже знакомые типчики — юноша со светлыми волосами и воин с угрюмым взглядом. Оба с усмешечками, которые, надо думать, ничего хорошего мне не сулят.
— Мои друзья, — бубнит мне в ухо Ирл, который опять облапил за талию. — Не бойся, крошечка, они просто посмотрят… сначала. И точно никому не расскажут — конечно, если ты будешь вести себя благоразумно. Ну-ка, давай снимем платье — кричать можешь, а вот ручками не маши, иначе они обидятся и могут присоединиться пораньше…
— Давай уж быстрее, — хрипло помогает бородатый мечник от двери. А мальчишка с пухлым ртом добавляет, облизываясь:
— Глянем, чему их учат там… в пансионах.
А дыхание у меня все замедляется и замедляется, и становится ровным-ровным, и мне нужно, очень нужно не засмеяться, потому что… учил меня тут один, частным образом.
Наверное, пришло время вспомнить уроки.
— Ну, — пыхтит в ухо Ирл, а от двери тем временем долетает смачное: «Эти добродетельные вечно от страха цепенеют». — По-хорошему? Или по-плохому? Согреешь меня, а?
— Ага, — говорю я честно-благородно, — век помнить будешь.
Дергаю головой — удар в личико с дурацкими усишками. Пригнувшись, сдергиваю с себя его руку, он вскидывает ладонь со знаком Ветра…
Поздно. Пламя в моей горсти народилось, еще пока я ему в нос вмазала, веерный удар с Печати прошибает щит, который Ирл-таки успел поставить, опаляет моему кавалеру сперва ладонь с Печатью — чтобы не шибанул мне в спину, потом физиономию — чтобы в разум вошел. Ирл орет очень даже выразительно, а на меня уже кидается чернобородый, с Даром Мечника.
С голыми руками. Шутит, что ли. Проскальзываю под растопыренными пальцами — удар в шею, удар в подмышку, удар огнем по ножнам на поясе — чтобы клинок не достал. Ч-черт, еще дергается. Добавляю по ушам с размаха — Нэйш бы не одобрил, но его тут и нету.
Разворачиваюсь и обнаруживаю, что юнец как-то очень уж цепенеет, глядя на своих приятелей. Добродетельный, наверное.
— Кричать можешь, — предупреждаю самым открытым образом, делая шаг вперед. Кисти у меня объяты пламенем — Дар на полную катушку трудится. — А ручками лучше не маши…
Малой, видно, никогда не видел устранителя при исполнении, потому икает, кивает, обегает меня и идет охать над товарищами — ладно, пока они воют, а потом поймут, что не так сильно я их поджарила, противоожоговки хватит.
Надо бы Десми как-то найти. Надеюсь, его-то еще никуда не затащили. Да, и к слову, где это папочка и Гриз? И еще нужно от этой отравы избавиться, которая так и плавает в венах, еще немного — я тут сама на кого-нибудь запрыгну. Например, на вот этого, с голодными глазенками и уж слишком правильным лицом. Или вот этого, или… черт, их тут что-то густовато.
Пареньки вьются вокруг, воркуют умильно, предлагают прогуляться в уголок, а то и вина выпить. Не нападают… то есть, с какого это ляда они нападать должны? Но вот, видно, должны, потому что внутренняя чуйка устранителя, про которую Нэйш говорил, что она у меня ого-го — так вот, эта самая чуйка мне говорит, что тут опасность. Что вот в этих, томных, которые ненавязчиво ходят мимо дверей, за которыми скрываются влюбленные парочки — в них опасность. Что они не просто так тут вьются, будто стайка пурр, и обдают меня волнами этой пакости, от которой хочется оказаться в постели все равно с кем.
И потому через коридор я иду со зверской рожей устранителя, в горсти пылает пламя, парочки и скользкие типчики равно шарахаются во все стороны.
Правда, из вон той темной ниши как-то никто не шарахается. Что очень даже подозрительно.
В нише невинно журчит фонтанчик и валяется тело какого-то паренька — мой огонек высвечивает ввалившиеся щеки, серую кожу, сухую, скукоженную, будто все соки выпили…
— Твою ж, — говорю я, резко бодрея от зрелища. — Кто в замок выморков привел?
Вот интересно — сколько тут этих тварей, что они собираются делать (да жрать — что они еще делать собираются?) и сколько еще будут осторожничать. Вон, одного уже съели. За остальными дело, видать.
Нужно скорее вытаскивать Десми. И Аманду. И остальных искать. Соберись, устранитель Кани. Споласкиваю лицо в фонтанчике, чтобы охладиться от мутной дряни. И делаю еще более зверскую рожу. Если эти паскуды тронут моего мужа — от них пепла не останется. Где там эта лестница, где там этот зал?
В зале обстановка не лучшая. То ли выморки голодны, то ли их яд действует быстрее, чем должен, только весь воздух пропитан сладкой отравой, аж колени подгибаются, когда туда суюсь. А еще в зале чуть ли не все заняты делом — и тут уже не танцами пахнет, тут серьезное единение душ, и тел, и всего на свете. Возле колонн, и у столиков с напитками, и за зарослями, а кто-то так приклеился ртом ко рту прямо посередь зала… Музыканты с ошалевшими, масляными глазами наигрывают что-то тягучее и страстное, музыка, вздохи и стоны давят виски, от обилия обнаженных плеч и ляжек захмуриться хочется. Нет, так-то я была бы в полном восторге — всамделишную оргию повидать — только приходится держать себя в руках, пока иду мимо парочек, которые вздумали стать единым целым. Думать о Десми и Эффи, потому что не годится — если я тут вдруг влипну. Отмахиваться от клейких взглядов выморков, которые похаживают по залу — посматривают, до какого состояния доведена добыча. Распускают свою гадостную паутину.
Скриплю зубами: эх, нельзя их тут прямо скопом спалить, вдруг их тут рыл двести гуляет по коридорам поместья, я не выдержу противостояния. Шарю глазами по залу, думаю о нужном и ненужном вперемешку: как остальные-то? Папашка — тут не беспокоюсь. Нэйш — как бы его не схарчили, он же прямо к этой Койре направился, а вдруг она при делах… Гриз — тут вся надежда, что додумается, как выкручиваться… Ух ты, какой паренек симпатичный, да соберись ты, замужний устранитель Кани Тербенно.
У тебя тут, понимаешь, муж куда-то пропал. Не вижу Десми, совсем не вижу. Еще и Аманды не вижу, но Десми — это в первую очередь, тут уж коленки от страха подгибаются: а вдруг с моим остолопом что не так?
Всплывает перед глазами тело несчастного паренька — ни дать ни взять сушеная рыбеха на рынке. Морок отлипает, злость и страх свиваются в груди в горяченный ком, в ушах начинает лупить: да скорее же, скорее!
Тыкаюсь в какую-то дверь, лечу по коридору, где полно парочек в лихорадке страсти, с трудом удерживаюсь, чтобы в голос Десми не звать. Поворачиваю, потом еще раз, потом понимаю, что заплутала, и начинаю носиться наобум: мелькают коридоры, подсвеченные зеленоватым, голубоватым, розоватым светом, и вычурные обои, и этот чертов шелест платьев из-за каждого угла, а вот восточный зал, весь в коврах и подушечках, и на них творится такое, что лучше не приглядываться.
Иногда на меня вылетают из-за поворотов то ли выморки, то ли просто местные кутилы, что-то шепчут, что-то предлагают — я отмахиваюсь и бегу дальше, бесцеремонно заглядываю в комнаты, спускаюсь по лестницам, пробегаю галереи. Мне не до сладкой паутины, мне ни до чего, там же Десми, который может просто не отбиться от этих тварей, а тогда уж я себя ни за что не прощу, потому что…
