— А у меня ведь это… баба там, — выдохнул я от полноты чувств — и тут же ощутил на себе горячее участие со всех сторон. А дальше уже только успевал кивать и путаться в словах. Ага, кухарка. Ага, вот с такой… да, ух, какая женщина. Да она-то обычно меня сама внутрь и проводила, через вход для прислуги, по ночам. А теперь вон оно как — и не пролезть. Кто не мужик, я не мужик?! Да я через какие угодно угодья… через питомники… да это вы ни черта не знаете, как там можно пройти!!

Люди в большинстве своем — славные создания и обожают помогать. И всякий знает, что если где-то поблизости есть охотничьи угодья аристократов — то чуть ли не все местные там ставят силки или наведываются, чтобы хвосты единорогам повыдергать — и егеря не спасают. Вот на такого паренька меня и вывезла судьба — мало того, что подрабатывал помощником у садовника, так в последние годы браконьерствовал возле самого поместья. И готов был от души помочь изнывающему от любовного пыла пьяному возлюбленному. За пару золотых, да. С тем расчетом, что если зверушки в угодьях что от меня и оставят — то это будут все остальные мои золотые. Местные его в этом горячо поддерживали — надо думать, сюда нечасто забредали такие дуралеи, как я. Чтобы ночью, зимой, по пьяни, да в охотничьи угодья господ аристократов. Ради кухарки. Было бы лето и день — вся таверна бы увязалась бы за нами посмотреть на то, как меня съедают. А так — проводили да по плечам похлопали (я от широты душевной кинул им целый золотой на выпивку за мое здоровье и здоровье моей вымышленной зазнобы). И пришлось окунуться в вечер — черти водные, уже ведь совсем стемнело, и ночь чертит что-то свое тенями на снегу, и остается только надежда, что Гриз Арделл уже в питомнике, а Мел и Нэйш просто забыли на связь выйти… И я тут ломаю комедию совсем напрасно. Ушлый местный паренек дотащил меня до лесных угодий Венейгов довольно живо — таверна стояла на их границе, так что было неудивительно. Потом провел по своим тайным тропкам в сторону поместья и показал рукой — во-о-о-он туда следует идти. — Выберешься в сад — может, и выживешь, — хихикнул парень. — В угодьях по ночам и охраны-то нет — так, пара егерей… и животинки. Потом прислонил меня к дереву, не забыл заботливо свистнуть из кармана пару поддельных монет, которые я заботливо положил туда специально для него — и был таков. — Век помнить буду, — пообещал я ему вслед заплетающимся языком. Потом от души глотнул отрезвляющего — во рту резануло мятным вкусом. Первое правило питомника: ходить по лесу, благоухая выпивкой — смерти подобно. Вывернуть куртку — у нее подкладка коричневая, на фоне стволов и не видно. Теперь на плечи и на ботинки — эссенцию альфина, по такому следу нормальный хищник не сунется, незаменимая вещь для дежурств в родном питомнике. А теперь — быстро, не нервно, уверенно, как много раз повторяла Гриз Арделл… и главное — егерям местным не попасться. Хотя если попадусь — сойду за браконьера, опять же, не впервой. Прогулка выходила душевной: куда идти — понятно, погода — просто обзавидоваться. Морозец слегка покусывал за щеки, да еще вызвездило — и все тысячи глаз с насмешкой пялились на меня: куда, мол, собрался? Где-то тоскливо и мелодично подвывал игольчатый волк и перекликались патрули, и в самый раз было время подумать — что же такого я собираюсь тут вынюхивать. По всему выходило, что лучше всего добираться до этой самой госпожи Венейг и послушать, чего такого красивого она может мне наврать. Только бы сначала поосмотреться, побеседовать со слугами, а лучше — со служанками, или кто там есть. Поинтересоваться — а не видали ли тут случайно Мел Драккант или Рихарда Нэйша? Благо — кажется, здешние господа все силы бросили на охрану ограды и входов (как будто кто-то намеревался к ним ломиться через дверь). Дойдя до сада, я первым делом вышел на нормальную тропинку, вытащил из кармана егерский берет и напялил набекрень — авось, в темноте и не увидят, что герба на берете нет. Подхватил забытый возле карликовой ивы секатор. И дальше затопал неспешно, вразвалочку, еще и насвистывая, постукивая то по деревьям, то оглядывая кусты — то ли помощник садовника проводит какой-то обход, то ли егерь выбрался из угодий и решил погулять по зимнему садочку. Охранники вдоль ограды плевать на меня хотели, и ни один сторожевой волк не сделал стойку в сторону. Можно было спокойно подбираться поближе к поместью, но тут из-за неподстриженных кустов раздалось ожесточенное шорканье метлой. Местный дедуган-садовник неторопливо приводил дорожку в порядок — и наплевать, что дело начало склоняться к ночи. На меня садовник посмотрел с умеренной неприветливостью — шляются, мол, разные. — Уф! — вздохнул я и распростер объятия. — Хоть одна живая душа, стало быть! Ну, отец, я тебе скажу, у вас тут заблудиться — раз плюнуть. Старик шоркнул метлой по дорожке еще пару раз, высморкался и поинтересовался степенно: — А чего тогда заблуждался? — Так приказано было ждать — я и ждал, — (долой егерский берет, Гроски, пока он не рассмотрел, что у тебя на голове!). — Сперва у входа в поместье ваше торчал, внутрь-то не пускали, а потом пошел я, значит, пивка пропустить, да и засиделся, а местные-то мне говорят — да чего там, чего через вход идти — спрямишь через угодья, коли вернуться надобно… Старик заохал и оперся на метлу, вытянув шею. Послушал мои жалобы на то, что «ну и угодья у вас, вой какой-то, тропы звериные…». Зашамкал: — Видать, Перекрестница бережет тебя, парень… или амулеты какие есть? Не сожрали-то тебя чудом только — то ж охотничьи угодья Венейгов! Там одних игольчатников сколько, про виверри уж не говоря, а раньше и фейхи водились, говорят… Мой испуг садовничка развеселил — в особенности то, как у меня подкосились колени. Приятно смотреть на испуганного дурачка, да… — Да я-то… да не врешь, игольчатники?! Да чтобы я… Да я ж просто хозяина искал. Не проходил он тут? Ну, высокий, белобрысый, в плаще. Вот же, не успел наняться — жалование терять, только-то и пошел — кружечку пропустить… Нужно будет все же сквитаться потом с Нэйшем. За хозяина. Местный садовник пожевал губами, потом кивнул — мол, ага, был такой. Высокий, белобрысый. Под ручку тут прогуливался с хозяйкой — во-он туда, где раньше вир был, а потом сараище для животных построили. А уходил или нет — того вот не видел, может, вообще, в поместье гостит. — Ты б у привратника спросил, парень-то, а то и впрямь денежки твои заплачут. — Да, надо бы, — согласился я. — Где тут привратник-то? Ух, спасибо отец, отдышусь только… игольчатники, надо ж… аж под коленками тошнит. Да нет, дойду, дойду… От дедули, который проникся ко мне самой теплой симпатией, пришлось избавляться — а то он уж было совсем решил проводить меня до ворот («А то забредешь же опять в угодья, непутевый!»). Кое-как удалось отговориться. Я четко дошагал до конца аллеи, потом развернулся, нырнул за кусты и трусцой рванул назад. К тому самому «сараищу», мимо которого я уже раз проходил. Говоришь, отец, вир там внутри был? Водный портал, значит? А потом над ним эту штуку и построили, почему-то с животными? Ну, если только эти добрые люди — местные хозяева — не решили перекидывать животных на большие расстояния простейшим способом — то они решили перекидывать кого-то другого. Простейшим способом, да. Внутри «сараища» стояла темень, так что пришлось подсвечивать куском желчи мантикоры из кармана. Так. В ширину шагов тридцать, в длину двадцать. Клетки по стенам, в одной рычит и волнуется виверри. Еще пурры, одинокий йосс, пара молодняка грифонов, сколько-то бескрылых гарпий… никого редкого, очень странный зверинец. Я понадеялся, что виверри не фыркнет огнем, пока я тут вспоминаю славное прошлое. Посмотрел усыпанный соломой пол — похоже, недавно заметали — как следует. Судя по резкому запаху — еще и зелий каких-то налили, если вдруг кто явится со вторым Следопытом. Кто был тут и что делал — не разобрать, вир… Вир замаскирован лёгонькими досочками: станешь на такую — непременно провалишься. Над досками — солома, чуть погуще. Я сдвинул одну из досок, зачем-то обмакнул руку в воду — не бурную, медленную и ленивую. Покосился на рыкнувшего виверри. — Такие дела, брат, — сказал шепотом. Виввери тревожно заворочался в клетке. Не приведи Перекрестница — встанет и выскочит, уж очень хлипко выглядит эта клеточка. Пожалуй, пора поступать по крысиной привычке и нестись отсюда во весь опор. Потому что эта идеальная ловушка как-то слишком хорошо наводит на мысли — что именно могло случиться с Мел и Нэйшем. То есть, нет, я не уверен, конечно… но рисковать больше не следует. Ну, можно сказать, что я почти успел. Ждали меня за дверью. Трое. Главный — рыжеусый высокий охотник, явно из знати, с Даром Огня — у него в ладони с намеком горел огонек. Еще один — наемник-мечник. — Вы чего, господа хорошие? — охнул я, обращаясь в честного браконьера. — Да я… да я и животинок ваших не трогал — думал, найдется каких вещичек на бутылочку, даже пурры ни одной не прихватил! Третий был слишком уж в тени, это нервировало — не поймешь, можно ли использовать лучший из планов. То есть, бежать с громкими воплями «Убивают!» Только когда я качнулся влево — он шелохнулся, и я смог рассмотреть арбалет. Лучник. Поймать болт в брюхо, пожалуй, не хочется. Бежать нельзя, разве что орать. — Убивают! — заголосит я по первоначальному плану. Тут же прыгнул назад, закрываясь дверью — и в дверь тут же влетел болт, а за ним ударился меч. Черти водные, запереть нечем, припереть… ладно, припру клеткой с пуррами, да еще разве что приморозить… Времени — секунд пять на все. Я поорал еще — как следует, так, что переполошил зверей. С той стороны донеслось тихое обещание «Спалить чертову хибару, если не заткнешься» — так что пришлось умолкнуть и обдумать возможные переговоры. Я уже совсем было вознамерился сигануть в вир, пробивая доски — но крыса взвизгнула с особенной страстью — «Не сметь!» Так что когда господа хорошие вышибли дверь — я прижимался к клетке с яприлем и ругмя ругал внутреннего грызуна. — Устроим драчку? — спросил с бравадой, выставляя легкую холодовую завесу. — Или, может, побеседуем, а? Если уж ничего не сделать — так хоть время потянуть. Вдруг да мои отчаянные призывы о помощи кто-то слышал. Усатый охотник презрительно покосился на мою Печать. Сделал жест — ну, давай беседовать. Оскал усатого выдавал его намерения лучше некуда: от троих я не отобьюсь, так что у меня есть выбор: поджариться, поймать в себя болт или наткнуться собой на меч — прежде, чем они меня выкинут в этот замаскированный вир, само собой. Можно, конечно, с размаху сигануть туда самому, поискать Мел и Нэйша, только вот болт и ожог я поймать все равно успею, а тогда… тогда… — Кто знает, где ты? — спросил усатый тихо, угрожающе. Я виновато развел руками. — Да как-то получилось, что все наши. И можно не сомневаться — они тут скоро будут. Скорее всего — они и так уже здесь. Так что я бы вам посоветовал быть благоразумными и не осложнять — вдруг да получится договориться. До поединка я бы вам доводить не советовал, знаете ли. Усатый выдал короткую усмешечку. И набрал воздуха в грудь, чтобы объяснить, что договориться у меня с ним не получится. И что я блефую. И что какой там поединок. И, возможно, еще что-нибудь похожее. Но тут виверри в клетке решил начать переговоры за него и коротко и резко фыркнул пламенем — целясь в мечника. Тот заорал и нырнул в дверной проем, навстречу снегу — одежда заполыхала. Я отскочил подальше от замаскированного вира, лучник приготовился стрелять, а охотник — лупить пламенем. Хлык. Сухой, короткий щелчок — и лучник выронил арбалет и схватился за плечо. Шлисс. И черная петля уверенно скользнула в пламя, народившееся в ладонях охотника. Спеленала ладони, обвилась вокруг них змеей — и рванула так, что рыжеусый впечатался в стенку. — Господин Оттон, так? — резанул голос от дверей. — Вас-то мне и надо. Господин Оттон, или как там его, как раз обратился в статую самому себе, с удивлением пялясь на свои связанные руки. Потом на невысокую фигуру на пороге — так, будто пытался сообразить: это кто там такой дерзкий явился? Потом Оттон уставился на меня — а я как раз с облегчением прислонился к клетке с мелкими пуррами и пробормотал: — Ну, я же говорил — они уже здесь… Она уже здесь, да. Кажись, дела наконец-то пошли как надо. Фигура от порога сделала шаг, потом еще один. Из темноты вынырнула сперва рука — вся в старых ожогах и шрамах, сжимающая рукоятку кнута. Потом лицо в обрамлении каштановых волос — бледная кожа, точки веснушек и зеленые разводы в глазах. — Господин Оттон, — заговорила Гриз Арделл, рванув кнут на себя так, чтобы еще одна петля легла охотнику вокруг шеи. — У меня к вам пока что всего один вопрос. Где сейчас мои люди?