Нэйш смотрит на мое красноречие, высоко задрав брови. Пусть себе смотрит: я нащупываю тропу, собираю слова, действуя только по одному принципу.

Она сказала бы так.

Она ведь всегда повторяла, что дар варга — редкое сокровище.

Оказывается, если представить ее лицо и смех — слова рождаются как-то само собой.

— Только тебе нужно развивать его. Учиться. Потому что иначе это будет опасным уже для самой тебя. У нас в «Ковчеге» не лучший учитель… — тут я хватаю ртом воздух, потому что лучшая — она ушла, ушла, ушла, оставив вместо себя того, кто никогда ее не заменит, — но уж какой есть. Один остался. И никто — понимаешь, никто ему не позволит причинить тебе вред. Я не позволю. Остальные наши не позволят! Мы не дрессируем варгов, понимаешь? Мы их спасаем.

Нудная тишь. Где-то над головой тренькает бесстрашная птичка. Лес не горит от магического пламени — дымит. Влажно, потому что недавно шли дожди.

У меня почему-то саднит в груди.

Будто украла что-то, что должна была говорить не я. Взяла себе ее слова, ее тон, ее голос.

Ее ношу.

До этого момента мне было наплевать — как именно Нэйш обучает молодых варгов. Мое дело — питомник. Но теперь я понимаю, что действительно — не позволю.

— Я ей не верю, — шепчет слабенький голос там, за камнями. — Мне страшно, давай сбежим…

Мартена отмалчивается. Потом окликает.

— Эй, как тебя, Мелони… — я кривлюсь, но терплю полное имя. — А меня вы собираетесь — назад к Поугу? Вам же только варги нужны?

— Пойдете вместе, — говорю я. — У нас не только варги. Еще питомник. С твоей способностью лупить огнем — точно пригодишься.

Плевать мне, как Нэйш будет улаживать дипломатические проволочки. Тем более — после его прощания с Поугом ему в пансионате что угодно отдадут. Хоть и заплесневелую девственность дамы-воблы.

— Ну что? — говорю я и делаю пробный шаг вперед. Маленький шажок. — Ну, как? Вы там подумайте. У нас еще никто не жаловался.

Прислушиваюсь. Два голоса за камнями спорят.

— Слушай, мне кажется, она не врет.

— Нет… то есть, врет… ты же слышала, что директор сказал…

— Да в вир директора! Ну, хватит ныть уже. Хочешь — оставайся. Или возвращайся вообще. А я б посмотрела этот питомник.

— Тена… послушай… постой… мне как-то странно… мне плохо рядом с ними…

— Да тебе все время плохо, плакса! Ну, идешь или нет? Эй, Ильма! Ильма!

Ответного голоса нет. Только вздохи, прерывистые, судорожные. Я поворачиваю голову к Нэйшу, готовясь сказать…

И тут яростная огненная полоса говорит все за меня.

— Это вы сделали!!

Все. Оправдываться бесполезно, девка в неадеквате. Лупит так, что наконец учиняет лесной пожар, огонь начинает скакать по кронам.

Остается одно, оно и происходит.

Я уж и забыла, что Нэйш при надобности умеет двигаться быстро. Он шагает в полосу огня, защищенный своим амулетом, пробегает оставшееся расстояние, перепрыгивает раскрошенную временем стену. Я не отстаю. Потому что дурочка-Тена — она кое-для кого ненужная деталь. Он может убрать ее с дороги слишком эффективно.

Поэтому я вырываюсь вперед и с риском для жизни сношу Тену с дороги, как раз когда она собирается в очередной раз прицелиться. Открытой ладонью даю оплеуху и шиплю:

— Не рыпайся, твоя подруга умирает.

Ильма — худенькая, полупрозначная — бьется среди иглицы и земли в судорогах. Светло-русые волосы разметались, в глазах — зелень трав, и кустов, и разводы драгоценных камней.

Зеленоглазый варг. Гриз была такой.

Гриз, которой нам сейчас так не хватает.

Которая так хорошо умела контролировать свои силы — а вот глупышка этого не умеет.

Сейчас она уйдет в ближайшее к ней животное. В игольчатого волка, в виверру, в мантикору — что первое встретится. И это будет не нормальным слиянием, когда варг внушает, советует, направляет. Она просто займет тело, выдавив оттуда разум. Безвозвратно.

Вот только поблизости нет животных: распугал пожар. А значит, она будет метаться и искать, искать и метаться, заблудится — растеряется, не сможет выбрать… И уйдет окончательно.

Бегство.

Конец.

Милосерднее ее убить, чем оставлять вот так, только телом с ушедшим в никуда разумом.

— Конец, — говорю я.

Нэйш опускается рядом с девочкой на колени. Щупает шею, смотрит в зеленые глаза.

Упирается открытой ладонью ей в грудь — и я вижу, что от его улыбочки не осталось следа.

Губы собраны в узкую точку, глаза широко открыты, на висках набухают вены, проступают на щеке рубцы от давнего ожога.

Он словно убивать собрался.

Но он собрался не убивать, он собрался хуже… он собрался — за ней, туда.

Куда?!

— Что нам делать? — выкрикиваю я, понимая, что останавливать его поздно.

— Кричите, — бросает Нэйш, и из-под век вырывается синева.

Холодная, в которой нет ничего от цвета василька или июльского неба. Синева рисует морозные разводы в широко раскрытых глазах. Забирает в себя светло-голубой лед и насыщает его красками.

Зелень и синева схлестнулись в поединке.

— Зови подругу, — я трясу Тену, хотя она и без того трясется. — Зови, кричи, чтобы слышала!

Чтобы замедлилась. Чтобы не ушла.

Потому что она сейчас бежит там, по тропам, где мне не взять ее след. Окруженная неясными шепотками. Гриз говорила — там, на этих тропах, нужно тщательно выбирать пути.

Гриз не рисковала, она всегда предпочитала стоять напротив животного в момент слияния.

Гриз не шла в пустоту, но, наверное, шагнула бы — если бы вдруг увидела бьющуюся в конвульсиях девочку.

— Эй, Ильма! Ильма, эй! Это я, Тена! Слышишь? Ильма, давай, возвращайся, эй…

Девочку, которую зовут отсюда. А она, может, и не слышит, она же несется по вязким, зыбким тропам. Потому что чует за спиной погоню.

Неспешную, расчетливую поступь, полную морозной синевы.

И она бежит и бежит, и ее грудь дергается все слабее, и я почти вижу, как она перепрыгивает с тропы на тропу, и проваливается, и смиряется: пусть лучше затянет — чем-то, что там, за спиной…

Но тот, что за спиной, — не отстает. Он хищник упорный, он не потеряет добычу. Девочка кричит и отбивается, тропы свиваются в коварный водоворот, но это — то, что гонится — вдруг хватает ее и швыряет…

Куда, Ильма, куда?

Навстречу крикам, которые долетают все глуше.

Девочка кричит, захлебывается кашлем и опять кричит. Глаза у нее становятся серыми — обычными. Очень испуганными.

— Тихо, — говорю я, — тихо, спокойно. Ты здесь, тебя не тронут. Уже все кончилось.

Ильма в ответ начинает рыдать. Вцепляется в меня тонкими пальчиками и колотится.

— Кончилось, — говорю я и передаю ее Тене, которая понимающе кивает и принимает девчонку в объятия.

Две не-подружки испуганно всхлипывают и косятся на меня.

Может, понимаю, что я лгу. Что ни черта-то еще не кончилось.

Глаза Мясника все еще полны синевы. Лицо спокойное, дыхание тоже, только вот он не здесь.

И с каждой секундой будет уходить дальше.

«Кричите» относилось не только к Тене.

-Эй, Мясник, — в горле начинает першить от дыма, пожар разрастается. — Эй, разоспался, как принцесска. Давай, очухивайся уже.

Бесполезно. И с самого начала было бесполезно. Оттуда и девчонка-то не должна была вернуться. Нэйш, конечно, уникальной силы варг, только он же и сам недоучка: Гриз в свое время так и не успела закончить его обучение…

— Мясник! — кричу я из чистого упрямства. — Палач! Живодер! — перебираю все клички, которыми награждала его за все время нашего знакомства, пока клички не заканчиваются. — Нэйш, не смей, меня наши с потрохами сожрут! Не смей, кому говорю!

Вот так, ребятушки. Был у нас один варг на всю Кайетту, да и тот бракованный. А теперь вообще никого, так, мелочь, которая не управляется со своими силами. Можно замолкать, но я все не унимаюсь.

— Рихард, вир тебя побери! — я никогда не зову Мясника по имени — много чести, но кто там знает, может, откликнется. — Рихард!!