====== Тюрьма для варга-2 ======

Что-то здоровый вышел рассказ, потому пришлось делить на три части.

– Работать, краснорылые…! Рыло, конечно, красное: когда лезешь в «садок» с терпенеей, все становится красным. За ткань балахона, правда, алый не цепляется: желтые пятна слишком хорошо видны среди алых водорослей, вот ткань и пропитывают особым составом, охранничкам удобно. Красные руки, красные нити водоросли, красные круги в глазах, жезлы «скатов» и ухмылочки угрей, и фигура на берегу: стройный старик, даже без трости, неспешно вышагивает, оглядывая свои владения. Дедуля Детраск – легендарная личность с четырьмя сыновьями и каким-то дурным количеством внуков. И денег. Оно и понятно, он здешними местами лет сорок рулит твердою рукою. Его короли с радостью принимают. И берут взаймы. И не суются на его территорию: богатства Рифов, которые не подчиняются ни одному королевству Кайетты, дают неплохие возможности. Вот Дедуля и живет себе – всегда в одной из четырех резиденций, неподалеку от блоков тюрьмы. Появляется на местах разработок. Иногда, говорят, с заключенными беседует. «Скатам» он вообще вместо отца будто бы – готовы в огонь, в воду и в заросли терпенеи. Подойдет, похлопает по плечу, спросит как служба, хорошо ли с довольствием. Если что – и на повышение нарваться можно… Слышал такое, когда сидел в северном блоке – правда, тогда увидеться не довелось. А теперь вот, если изогнуть спину и наклонить голову – можно через красное марево в глазах усмотреть фигуру с благородной осанкой и аккуратной сединой. Хоть и страшно. Червь – на Владыку, как-никак. Но если осторожно – кто там знает, может, и можно. Он ведь все равно не заметит. Не увидит. Крыса возится среди алых водорослей, косится тихонечко… да? А Владыка стоит, в старомодном военного кроя сюртуке, рядом с ним какой-то расфуфыренный юнец поблескивает золотом… понятно – Владыка показывает, чем обладает. Владеет. Многим: и садками терпенеи, и гулко шлепающими водными колесами в цехах, где водоросль перерабатывают, колониями устриц, и шахтами, и забоями, и множеством мелких, копошащихся тварей, среди которых затесалась одна крыса… вон она, извивается. Владыка всеведущ и всезнающ, а потому он, конечно, заметил. Махнул рукой – и двое «скатов» безошибочно выдернули меня из алого моря терпенеи. И хорошенько наподдали под зад – так, что я чуть не вспахал дорожку под носом у Дедули Детраска. Юнец брезгливо сморщил нос – я его вполне понимал. – Ну, что ты, Алий, – мягко укорил Дедуля. У него было лицо философа – не такое уж и старое, благообразное, с высоким лбом. И ямочками на щеках. – Господин Гроски нам составит компанию. Знакомьтесь, это один из моих внуков… ввожу его в курс дел. У вас ведь тоже семейный подряд, в питомнике, да, господин Гроски? Мысленно я махнул на крысу рукой – чего развизжалась. Поднялся, отряхнул робу. Было все еще страшно, но мысль зашмыгала – будто игла в умелых руках швеи. – Вроде как, – голос у меня не дрожал, впору было гордиться. – Так что меня там можно сказать, что и ждут. И, вроде как, отслеживают ситуацию. – Ну, вы выбрали довольно странное времяпровождение – в бараке, в садках терпенеи… Нужно отдать вам должное – мои информаторы даже не сразу смогли вас найти. Господин Гроски, вы с товарищем могли просто постучать в дверь моей резиденции и задать вопросы – ну, почему этим никто не пользуется?! – Наверное, Рифы не располагают, – отозвался я. Вроде как легким тоном. Мы удалялись от барака и места работ. Шли в сторону резиденции Детраска. Впереди и по бокам шагала охрана – «акулы» в белой форме. Личные телохранители со стеклянными, неподвижными взглядами. О Нэйше Дедуля знает, но спрашивать – что с ним, не ко времени. Сперва надо бы наврать. – И вообще, полезно же убедиться самому, – сказал я с таким ощущением, будто нащупываю ногой путь в скользком погребе. По потолку. – В конце концов – водные лошадки уже полгода как тиранят суда в ваших водах. Вы что же, ждали, что этим в питомнике не заинтересуются? Дедуля остановился. Смерил мою физиономию внимательным, умным и вполне себе одобрительным взглядом. Потом сделал жест внучку – и прогулка продолжилась. – И вы пришли к каким-нибудь выводам? – А вам бы у товарища моего спросить, – посоветовал я. – Где он, кстати? – Вы скоро увидитесь, господин Гроски, – безмятежно пообещал Детраск, но крыса там, внутри меня, быстренько изобразила хвостом: «Тревога». – Но я так понял, что вы слышали о третьем уровне? И считаете, что гиппокампы покинули наши воды из-за него. Из-за… ЭТОГО. Я кивнул как можно осторожнее, но Детраск был спокоен и задумчив. Только ямочки на щеках никуда не пропали – старикан будто улыбаться собрался. – Да, ЭТО… ну, тут вы ведь меня поймете. Вы в своем питомнике наверняка сталкивались с неуправляемыми, кровожадными хищниками, знаете, как с ними бывает трудно. С людоедами. На них ведь действует только страх, ничего больше. Но сколько у вас их там… а сколько у меня здесь. Я годы искал средство, – он запрокинул седую голову с четким профилем в небо. – Годы искал! И тут вдруг, пару лет назад – такой подарок. Конечно, понадобилась кропотливая работа, но все-таки мы… Он рассуждал дальше – пока мы шли по дорожке, потом входили в здание относительно нового корпуса – «Тарра», по имени Великой Целительницы. Внучок, сверкающий перстнями золотой вышивкой на дублете – шел и кивал, ловя каждое слово дедушки. А я осознавал. И холодел. На ходу. – ЭТО создали вы. Дедуля кивнул так, будто я уже давно должен был догадаться. С каким животным, вернее, животными, они так? С гиппокампами – и поэтому их собратья отхлынули от здешних мест? Может, с сиренами – звучит вернее, они тут вообще не появляются. Так или иначе, они создали тварь, которая там, внизу, ворочается безразмерным телом, чавкает, вздымает щупальца – ждет… И испускает волны страха, которые заставляют заключённых становиться безвольными жертвами, а охранников… – Вы, значит… людьми ЭТО кормите? Мы спускались вниз – и Дедуля остановился на ступеньке. Изящно держа руку на перилах. Недоуменно оглянулся на меня. Внук тоже оглянулся. «Акулы» – и те посмотрели с тупым удивлением. – Вы ведь из блока Д? Д-122. Девять убийств, из них двое детей. Д-78. Поджег школу, когда напился, учитель и шестеро детишек выбежать не успели. Д-190 приносил кровавые жертвы Перекрестнице – по младенцу в год, шесть лет. Д-316 замучил девятнадцать служанок. Насиловал их, а потом вспарывал животы. Д-787 – пират, потопил пять судов. Д – 601 – промышлял грабежами, отнял больше тридцати жизней. Д-219 – возомнил себя учеником Вейгордского Душителя, я не помню, сколько женщин успел замучить до смерти… Ну, не столь важно, продолжим. Д-415 – ворвался в храм Дарителя Огня, потому что посчитал, что его обделили Даром… сжег храм со всеми служителями. Д-369 – убил сперва мать, потом трех сестер, одну за другой, последней было пять лет. Господин Гроски… на Рифах нет людей. Сюда прибывают хищники. Людоеды. Вы не представляете себе – насколько трудно их было до недавнего времени держать в узде! Но теперь, когда есть ЭТО… Внучок кивнул – поставил точку в разговоре. Показал, насколько его дед стоит над малоумным мной. Потому что он-то знает, как держать животных в узде. Создал ЭТО, подкармливает его ослабевшими животными, усиливает. И вот уже ЭТО распускает черные волны дряни, шевелится там, внизу, сглатывает, рапределяет роли: заключенным – бездумный страх и бездумное повиновение… Стражам – бездумную жестокость. Рифы из всех делают зверей. Из одних – хищников. Из других – жертв. – ЭТО… там? – спросил я, когда мы спустились, прошагали по широкому коридору и остановились у массивной двери. Детраск вскинул брови и покачал головой. – Нет. Внизу, на третьем… это второй уровень, лабиринт. Тут вот какое дело. Понимаете, с течением времени выявилась прелюбопытная особенность. Конечно, третий уровень… помогает придать нашим стражам нужное, так сказать, направление мысли. Но нужен завершающий штрих. Хищник должен отнимать жизнь – это верно, но этого недостаточно, понимаете? Хищнику нужна охота. Внучок хихикнул, теребя на шее дорогой медальон. Наверное, предвкушал зрелище. Крыса в лабиринте. – И тогда в верхних пещерах – они так удачно пустовали! – мы и соорудили это. Лабиринт для небольших развлечений, да-да. Для слишком говорливых, для слишком упрямых, для тех, кто еще пытается сбежать.