— Слышал ли ты о Ехидне, Кронид? Она не так давно сочеталась браком с Тифоном. С тем, которого вы низвергли в Тартар — порождением… чьим порождением?
Молчу. Пожимаю плечами. Мне-то откуда знать — чье он там порождение. Мое дело — стрелять и в Тартар такое порождение скидывать.
— Ехидна родила чудовищ от этого брака. Говорят, их никто не видел, даже в подземном мире… — трясина глотает еще один смешок. — Но некоторые здесь. Гидра. И Химера. И Цербер…
Ясно теперь, откуда на поверхность всякая дрянь лезет. Зевс в последние годы заикался даже о новой расе — расе героев. Мол, не все же нам самим разгребать: то дракон откуда-то вылезет, то еще какая-то странная зверушка, а шею ей сворачивает кто? Правильно, невидимый кто-то.
Не могу сказать, чтобы это было обременительно — хоть какой-то отдых от пиров. И все же…
— Ты знаешь о Цербере, Владыка? О, это ужасный пес с хвостом-драконом. Он изрыгает пламя, и слюна его ядовита… и еще он все время голоден, и не каждый осмелится подойти к нему, чтобы утолить этот голод. А воет он просто ужасно — крылатые волки из моей свиты волнуются… Укроти Цербера. Утоли его голод — и я посчитаю, что зелье оплачено с лихвой.
В подземный мир собираться — собак кормить… Пожал плечами. Я знаю, что твоя просьба — с подвохом, Трехтелая: может, ты пригласишь зрителей, которые поглазеют на мое унижение, а может — ты этого Цербера уже напоила каким-нибудь из своих зелий. И теперь у него даже глазные яблоки ядовиты. Или, может, ты собираешься всучить мне отравленную еду, а потом доложить Посейдону, что я истребляю местную живность.
Но все-таки — кормить собачку?!
Прежний пастушок с Крита властно влез в шкуру олимпийского Владыки.
— Еду с собой не брал, — предупредил пастушок. — Может, снабдишь хоть чем-нибудь?
Зашипела придавленная ногой гадюка. Зашептала Трехтелая. Ах, да-да-да — конечно, сейчас. Цербер — он ведь только медовые лепешки ест, он ведь такой привередливый… да, Владыка, он обитает на Темных областях. Твой державный брат пока что ничего не сделал с Темными Областями, ты знаешь? Так вот, пес еще и пугает строителей, которые пытаются доставить материалы к почти уже отделанному царскому замку в кольце Флегетона. Да, о Владыка, то строителей сожрет, то материалы пометит, такой уж скверный характер, в папочку и в мамочку… Но ты-то, Владыка, конечно, его укротишь, притом, не пользуясь невидимостью… И тогда въезд твоего брата во дворец будет пышен и бестревожен.
Да, кажется, Гипнос говорил о том, что Посейдон наконец решил переселяться. Что дворец наконец построен, и уже идут последние приготовления.
На месте брата я бы так не спешил занять положенное мне место.
Подземный мир затаился в нехорошем ожидании. Что-то вязкое, тягучее, злорадное было разлито в воздухе. Глухо порыкивало в Тартаре — и там затаились.
Пиров в честь долгожданного прибытия Владыки так не ждут. Так ждут другого. Грани. Последнего дня.
Я знаю, потому что внутри у меня нынче — то же самое.
Черный дворец на острове в кольце огненной реки. Щурится прорезями окон: не ко мне ли? Устрашающая твердыня, достойная царя подземного мира — дворец скорпионом прилепился к скале, выставил жало: подойди-ка! Творение безумного архитектора — Гипнос рассказывал, что тут строил еще Крон. Ата утверждала — что еще Эреб.
Может, я даже совсем не против, чтобы Посейдон не вселился сюда. Чтобы вымахнул из Темных Областей — безмерной свалки — сын Тифона и Ехидны. Проглотил бы половину свиты, пометил брату колесницы — и сорвал дурацкий план: жить здесь.
Жить? Здесь?!
— Почему вы не уйдете отсюда?
Вопрос получился глупым. Получился — из рук вон. Не для Мудрого, не для Странника, Отшельника… как там меня еще. Вон, Трехтелая захмыкала и приготовилась разразиться речью в духе: «Ты думаешь, нам будут рады на поверхности? Ламии, Эмпусе, другим, пьющим кровь. Гидрам, чудовищам, ночным первобогам… Танату».
Приготовился метнуть ответное: «Никто не гнал вас с поверхности. Танат ходит к кострам Гестии. Гипнос пропадает на моих пирах, чудовища вылезают полакомиться кровью. Ты сама вершишь свои чары под луной на перекрестках. На земле живет не меньше чудовищ. Великаны, драконы… что держит здесь вас?»
— Разве Гипнос или Ата не сказали тебе?
Темные Области вырастают по левую руку — свалка бесприютного хламья. Цепи, разбитый пифос, огромный валун… колесо, решетки, шипы. Все — вперемешку, вперекрутку.
И — взгляд из густой тени. Не тот, какой виделся обычно — просящий: «Ты уж только к нам, а мы к тебе…»
Настороженный, хищный взгляд — отражение мира.
— Нет. Они не сказали.
— Потому что все мы здесь немы, Кронид. Как нем раб. Или кукла, которую девочка, заигравшись, посадила в игрушечный домик.
И там, в глазах — что-то давнее, тайное, отзвуком, отголоском… что, Геката? Кому нужны были жильцы? Кто привязал вас к этому миру так, что даже белокрылый Гипнос вынужден возвращаться?
— Отсюда не так просто уйти, Кронид…
Ускользающий шепот скользнул по коже, канул во мрак. Показалось на миг — там почти отчаяние, у Гекаты на лице. Отчаяние — и предвидение чего-то такого, что…
Впрочем, мне-то что, у меня последний день впереди, а потом — обживаться в Тартаре. Где там собака-то?
Медовые лепешки, которые Трехтелая извлекла неведомо откуда, тут же перепачкали пальцы — и ничего, что обернуты в ткань. Сделаешь шаг, два — и весь будешь в меду, и остается только пожелать сыну Тифона и Ехидны приятной трапезы.
— Я буду ждать здесь, о Великий Владыка…
Куда уж величественнее. Приперся просить зелье — спасать обманщицу-жену. Щеночка вот кормить подземного… хотя среди этой подземной свалки попробуй еще — рассмотри щеночка.
Я не был раньше на Темных Областях. Не пришлось. Теперь вот вижу: интересное место. Сотканное из тьмы, чьей-то воли и куч хламья, которое сюда набросали. Шепчущее в уши не хуже Тартара — если умеешь слушать.
Каменные ступени. Валун. Уползает из-под ног маленькая, шустрая змейка — наверное, Геката за мной послала. Какие-то пики норовят ужалить открытые икры, а впереди… Тьма там — впереди. Темнее черного. И из тьмы — ни звука, только взгляд. Пристальный, оценивающий. Говорящий: подавись ты своими лепешками, так я к тебе и вышел. Суйся сам.
Ладно. Крутнул кистью, убрал из руки лепешки — призову, когда потребуется. Ступил из густого полумрака — на границу полной тьмы… и тьма тут же ожила, навалилась с глухим рычанием. Вцепилась зубами в руку, стала мощной лапищей на грудь…
Ладонь скользнула по мягкому горлу — погрузилась то ли в шерсть, то ли в огонь… разве может огонь быть черным? У этих деточек Ехидны все может быть, не проворонь хвост, невидимка!
— Пошшшел!
Уперся в горло, ногой оттолкнул от себя, подхватился, отскочил в сторону. Правая рука будто от плеча отнялась, только вот раны будто и нет.
Вспыхнула пара алых точек впереди — маленькие, зловещие огни. Мгновенно. Потом он прыгнул опять — без звука, без рычания, не прошуршав даже лапой… Стремился — навалиться, подмять и задавить, перервать незащищенное горло.
Привычно шагнуть, уходя скользкой дорогой богов? От тьмы — на Олимп?
Некуда… незачем. Шагнул навстречу, в шуршащий сумрак, обтек — будто ласковая вода. Вспомнилось почему-то: ночи на берегу моря, шепот — губы в губы «Какой ты, ах, какой ты…»
И еще пролилось из памяти: мальчишка в изодранном хитоне борется с козой. Та разошлась, несется, торопится боднуть в бок.
И мальчишка уходит, обтекает — неуловимый, как ветер, у которого учился, как птицы, как море…
Клацнули клыки — неподалеку от носа. Показалось даже — вылеплены из тьмы. Будто сами Темные Области ожили, смотрят горящими точками глаз, кидаются, глухо ворча…
За ветром, за морем, за солнцем… за невидимкой.
Я — Аид-лучник, сын Крона, выросший на Крите. Судьба своего отца. Нелюбимый сын любимой матери. Лжец, мудрец и странник.
Ты не удержишь меня, тьма, которая решила, что она — пес. Хочешь — солгу тебе, что я это ты? Среди моих учителей была и Ата. Могу ударить мечом — здесь они зачем-то звенят под ногами. Кто только рассыпал, по Темным-то областям?
