====== Монодия. Арес ======
Любителям вполне каноничного Аида и Гекаты (а также их пейринга) настоятельно рекомендую вот этот недооцененный фик https://ficbook.net/readfic/5811750 автора Kora Aida/
А теперь я наконец в отпуск. Но постараюсь накатать там всего и побольше!)
— Только не плачь, хороший мой. Хочешь послушать сказку, мой маленький?
— Хорошую сказку, мама? Добрую? Да?!
— Ты сам решишь, мой маленький…
— Тогда я хочу ее послушать.
— Вначале был только великий Хаос — бескрайний, плодоносный, содержащий в себе вся и все… И явились из Хаоса Эреб — предвечный мрак, Эрос-Любовь, и Нюкта-Ночь, и Гея-Земля, и много чего еще, много кого ещё. И Уран-Небо воцарился в мире и взял в жены Гею-Землю, и она родила. Первых ее детей — Гекатонхейров-Сторуких и Циклопов — Уран вверг обратно в материнскую утробу, устрашенный их мощью. И они томились в Тартаре — глубочайшей бездне — и корчи мук сотрясали Землю…
— Это какая-то не очень добрая сказка, мама. Но ты рассказывай, рассказывай…
— Затем Мать-Земля родила титанов — новое племя, прямодушное и могучее, владеющее горами и морями. Она подстрекала своих детей свергнуть Урана, но титаны знали мощь отца и не решались пойти против него. Осмелился лишь один — Крон Криводушный, Повелитель Времени. Взяв адамантовый серп, выплавленный матерью-Геей, Крон оскопил своего отца Урана и воцарился над титанами и над другими племенами…
— То есть, как это он — отца? Зачем это он — отца?! Он не любил папу?
— Наверное, любил. Когда-то.
— Тогда зачем он так… а-а-а. Потому что его мама попросила? Старый Уран ее обижал, а Гея пришла к сыну, сказала: помоги мне, он меня обижает. А сын защитил маму. Потому что он маму любил. Да?!
— Может быть, мой маленький. Может быть. Когда-то.
— Только я не совсем понял, зачем он это, с серпом. Можно же было просто сказать: не обижай маму. Забрать ее… и защитить. Но ты рассказывай, рассказывай…
— Крон взял в жены свою сестру — Звездоглазую Рею… — голос печален. Голос прерывается вздохом. — И они жили… да, мой мальчик, они хорошо жили, только сначала у них не было детей. Наверное, хорошо, что у них не было детей, мой мальчик, потому что Уран предсказал сыну: его ждет та же участь. Усмехаясь, лишенный плодородия Уран прошамкал: «Судьба-Ананка, рожденная из Хаоса прежде всех, не минует тебя. Придет час — и тебя свергнет сын». И Крон поверил — зачем только он поверил?! Когда прозвучало это предсказание, жена Крона Рея ждала ребенка. Ей так хотелось — пусть будет девочка. Она даже придумала ей хорошее имя — Гестия… Но родился мальчик. Наследник. На свет появился мальчик с волосами чернее смоли и глазами, впитавшими темноту ночного неба. И тогда Крон приказал принести младенца ему…
— А она не принесла. Да?! Она же любила сына, не хотела, чтобы его обидели…
— Да, мой мальчик, она не принесла… Она взяла камень. Обычный камень, завернула его в пеленки и отдала мужу. Крон проглотил камень, думая, что глотает сына, и мальчик с черными глазами и волосами остался расти на острове Крит, под надзором нимф. И Крон искал его, потому что над ним висело страшное, отравленное пророчество. Потому что боялся…
— Мама! Мама, я не понимаю! Зачем он хотел съесть своего сына? У него что, не было… ну, другой еды? А сына же можно было просто не обижать. Сын же никогда бы не захотел свергнуть папу! Мама? Почему ты плачешь, мама?! Мама, не рассказывай дальше. Наверное, у этой сказки — плохой конец.
— У наших сказок редко бывают счастливые концы, мой маленький. Ананка неизменна.
— Ну, тогда я с ней не дружу. С Ананкой этой. И вообще, это глупая сказка. Я придумаю тебе новую, хочешь? Мальчик с черными глазами и волосами пришел к папе. Сказал: клянусь, я никогда не буду тебя свергать. Поклялся… ну, Стиксом, наверное. И его папа перестал бояться, и они зажили все вместе. Долго и счастливо. Ну, как, мама?
— Это хорошая сказка, мой маленький Арей. Это самая-самая лучшая сказка…
Мать гладит по голове теплыми, мягкими ладонями, пахнущими молоком и мёдом. Улыбается тихо, с острым, пронзительным проблеском грусти — как у отцовских молний. И начинает петь старую-старую песню, где мужа зовёт жена с пира, потому что его все очень-очень ждут, и очаг погас, и дети плачут. Арес сворачивается под одеялом и слушает, и придумывает другую концовку:
Муж с женою идёт домой:
Он оставил хмельных друзей,
Дети рады, горит очаг —
Ведь вернулся хозяин в дом…
И долетает из сна — с материнским смехом или слезами, кто там знает?
— Это самая, самая лучшая сказка… лучшая сказка… сказка…
Сказка.
— Не старайся, Воинственный. Не достанешь.
Металл звякнул о металл — так яростно, что почти любовно. Скрежетнул себе под нос особую песнь — песнь войны.
Афина парировала удар так легко, будто знала, куда он нацелен. Перешла в атаку — с легкостью, вызвавшей на трибунах восхищенный вой.
И небрежный завиток победоносно запрыгал на лбу, как бы спрашивая: ну, что? Что ты против меня можешь?
Ничего, ответил, взблеснув, адамантий в руке. Уж что-нибудь да могу. Как-никак — сын и судьба Климена Олимпийского, будь он трижды неладен вместе со всем своим царством.
— Сидела б ты лучше за прялкой, Мудрая.
— А может, мне поручить это тебе? У тебя это получится гораздо лучше, чем сражаться.
Удары наотмашь. Хитрые финты. Уколы слов.
Двое давних противников сошлись в очередной схватке.
Серые глаза против черных. Удар против удара.
Меч против меча.
Небось, отец тоже смотрит — куда ему деться? Бормочет себе в бороду что-нибудь вроде: «Ну вот, опять сдал ей атаку». И прикидывает — насколько лучшей была бы Афина дочерью, чем он — сыном. Потому что — гляньте-ка! — мудрая, воинственная, да еще и сражается отменно.
Да еще и женщина, а Клеймо Кронида — как известно, сын.
— Что это было? Атака? Пьяные сатиры так не размахивают мечом.
— Что это было? Уход от удара? Женщины так разве что на ложе выгибаются.
Жгучие слова кнутом — по коже. С одной стороны. Со второй стороны. Стремительные движения, уходы, атаки, только почему ж кажется — мальчишка нападает на воина?
На арене — танец равных. Тени танцуют свой собственный танец: одна летит, незряча от ярости, кажется, завопит сейчас: «Ты… дура! Девка!»
Танец предрешенности.
Меч, выбитый из руки, зазвенел об арену. Застонали в разочаровании зрители. Афина, вечная насмешница и победительница — вечная! — насмешливо покачала своим клинком.
— Чуть-чуть не достал, надо же. Ну, ничего, Воинственный. Когда-нибудь тебе улыбнётся удача. Может быть. С кем-нибудь другим.
Косо усмехнулась, добавила презрительно и тихо, так, чтобы зрители не услышали:
— Например, с Афродитой. Попробуй выйти на нее… с твоим копьем. Если, конечно, тебя не отлупит Гефест.
И уже громко, во весь голос:
— Бой окончен. Негоже калечить жениха в день обручения.
Повернулась, взметнула черными волосами, обдала язвительной усмешкой. Ушла.
Меч хрустнул в пальцах Ареса, как сухая веточка. Примолкли трибуны — быть грозе. Зрители вытянули шеи: ну, что оно там? Как оно там? Не сейчас еще?
Арес швырнул обломки меча в песок. Обтер окровавленную ладонь о бедро и зашагал с арены. Жаль, нельзя исчезнуть. Сбежать в какую-нибудь пещеру, упиться вином — нет же, обручение это тартарово! Ананка, небось, ухмыляется там у себя, где она ось мира вращает (Ананка ему всегда представлялась похожей на Афину — сероглазой, черноволосой и с ехидной ухмылкой, исполненной превосходства). Понабросала гадостей: сперва Гефест, чтоб ему жрать его костыли, потом с отцом сцепился, потом еще это обручение, танец тот… Теперь вот соревнование. И повсюду — жадные взгляды: смесь любопытства и страха. Так смотрят на воплощённую судьбу. На будущее. На воплощённое пророчество.
Ну, и смотрите себе, глаза не сломайте. Вот ваше пророчество тащится с арены. В очередной раз побежденное. С разрезанной ладонью. Зыркает по сторонам — аж вино в чашах скисает (ничего, выпьете за помолвку, никуда не денетесь).
