Да уж спасибо, сколько раз мне это повторяли — как следует знаю.

— Потому что пришел сюда? Потому что говорю с тобой? Потому что решил сделать… то, что решил?

— Потому что решил — и пришел. А не решил — и сделал. Раз уж явился сюда — значит, ищешь обходные пути и хочешь, чтобы на самом деле тебя остановили.

Я молчал. Серп под ладонью заливался белым смехом небытия. Он знал — остановиться мы не можем.

Ибо мы — одно.

Только вот взгляд как присох к истертому, зазубренному лезвию ножниц. Между которыми неспешно протянулась, улеглась еще одна нить.

Так же, как когда-то — моя.

— Что смотришь? — голос Неотвратимости — надтреснутый и зазубренный, как металл. — Твоей нити тут нет, невидимка. Только вот смерти-то ты все равно успел попробовать? Обратно не хочется?

Лезвия сжались, резанули — и нить жалобно вскрикнула, дёрнулась, свернулась… пропала.

Померещилось вдруг — пол, чёрная жидкость хлещет из горла, заливает пальцы… нет, мелькнуло — осталось позади, выпаленное обжегшим ладонь Серпом.

Я подошел к развернутому свитку, который разбросал кольца по каменному столу. Клото пошла следом, проворчала: «Чего ты там не видел»…

Снял с пояса меч — и Мойры онемели, когда острие Серпа Крона зависло над их сущностью. Над частью их предназначения.

— Мой отец думал, что убить Судьбу можно только одним способом. Сотворив то, что не прописано в ее свитке. Хотите поспорить со мной на то, что я найду не один способ?

— Ах ты…

Я — мы — улыбнулись едкой улыбкой небытия. В лицо трём ничтожным перепуганным старухам.

Нить легла между двух древних лезвий — а они не сомкнулись. Побоялись тиши и скрещения взглядов.

— Это не убьёт её, — выдохнула Клото. Глянула волком на раскрывшую рот сестру, отмахнулась. — Что? И так ведь получит, за чем пришел. Наведет свой меч потом на веретено, или на ножницы вот еще… Только это убьёт нас, Убийца. Не её. Мать так не взять.

Хорошо, кивнул я. Точно, — оскалился Серп Крона с моего пояса. Мы предполагали. Слушаем внимательно. Так, стало быть, не взять. Как взять?

— Думаешь — в ее строках нет про Гигантов и тебя с Серпом? — скривилась тогда Лахезис. — Мелькало, видели. Опять же, можешь попытаться Флегры под корень срыть — и очень может быть, что до какого-то предела сроешь… Только вот у тебя там на Флеграх — Погибель, не забыл?

Юнец, — фыркнул Серп под пальцами. Какой-то там Алкионей. Видел в глазах у дочки — остроскулый, черноглазый, сходство какое-то — не уловить…

Может быть, лучники всегда немного похожи между собой.

Особенно такие, которые не промахиваются.

Улыбка небытия внутри, в груди, кажется, потухла. И ослабла неизбывная тяжесть на поясе — померещилась на плече, вместо колчана…

У него Лук Урана, у моей Погибели.

И Серп Крона сомневается там, во мне. Боится. Помнит, что уже проиграл один раз.

Да и вообще — лук против меча…

Глазки Атропос щурятся, следят. Перечеркивают чертог еще одной невидимой нитью — когда я отворачиваюсь от свитка и подхожу к бесконечному, спряденному из многих нитей полотну.

Вглядываюсь — ища не свою нить. А очень на неё похожую — вот оно пошло, чёрное с вкраплениями багрянца, нить нового любимчика Судьбы, так ведь? Нового лучника.

Вьётся буйно и уверенно: нити ничто не помеха! Коснись многих вероятностей — увидишь разное: вот Погибель Аида встаёт на Флеграх, позади своих братьев. Вот скользит, свиваясь черными кольцами, к Тартару. Открывает Великую Пасть — и выпускает других своих братьев, которых Гея так жаждала увидеть на воле.

Или нет.

Вот Погибель Аида встречает кого-то… чудовище без Судьбы. Без нити. И сияет ему в лицо усмешкой — и в ответ ей люто скалится Серп Крона. И свивается стрела на тетиве — невесомая, будто оперенная самой Судьбой. И чудовище валится к ногам своей Погибели, и Гиганты ликуют…

Или нет?

Вот ощер Серпа Крона становится на миг ослепительным сиянием — и остров Коркира падает в прах. Умирает вместе с Геей-Землей, которая поспешила навстречу своим выкормышам. И из праха поднимается единственный лучник — и стрела летит… И гибнут оба — чудовище и его Погибель.

Или…

Призрачных, чуть уловимых нитей — возможных строк в свитке Судьбы — десятки… нет, сотни. Все не пересмотреть, не перезапомнить. Дробятся детали, меняются местами, мельтешат в глазах — это было? Или это будет? Или это возможно…

— Кронид.

Неотвратимая звала почти ласково. Будто сестра — заблудшего брата.

— Убей Алкионея, Кронид. Ударь его Серпом Крона. Останься жив сам. Этого там нет — среди нитей. Это не было прописано в его свитке.

Ахнули Клото и Лахезис — вцепившись друг в друга мощными лапищами. Мол — подсказка! Да какая! Сестра, да ты что…

Атропос цыкнула мимоходом сперва на них. Потом на меня — я как раз хотел спросить, с чего бы она так щедра.

Потому что попавшим в беду мальчишкам иногда нужно помогать — вот почему. А то они от безысходности способны мир разрушить.

— Не прописано… в его свитке?

— Да. И никогда не было прописано в твоем. Во всех вариантах ты… убиваешь его иначе.

Мы с Серпом пожали плечами. Какой тогда смысл — если это не поможет выполнить предназначение.

Если та, которая усмехается страшнее Серпа Крона из-за чьих-то плеч — все равно останется жить.

— Она тогда умрет для тебя. Только для тебя. И всё кончится… — мойра, видно, хотела сказать — хорошо. Потом передумала, выдохнула правдиво: — правильно.

Серп помалкивал и не собирался щериться в усмешке. С подозрением ощущал чувство, которое дрыгнулось у меня в груди.

Неубиваемое чувство — небось, никаким небытием не выжжешь.

Желание, чтобы всё закончилось правильно.

Чтобы — Погибель мертва, Ананка не властна… Серп? Наверняка ведь он успокоится, основательно прикончив хоть одну Судьбу, а после можно его тоже — как Алкионея…

Прямой путь для Криводушного. Атропос вон глазами блестит, головой качает. Зовёт глупого, заигравшегося мальчишку: куда полез?! Тебе же не по уму…

— Все вы… любимчики. Выродки, которые могут переписывать ее свиток. Рано или поздно — вас заедает гордыня, и вы хотите не просто переписать. Сжечь. Освободить всех и каждого — смертных и бессмертных. Думаете вы, что стоит за таким решением? Что будет, если кто-то из вас сможет убить Судьбу?

— Хаос, — предположил Серп Крона моими губами, улыбаясь едко и сумрачно.

— Хаос недолговечен, Убийца. Он всегда стремится к Гармонии и всегда избирает для неё самый прямой путь. Однажды он породил то, что стало над богами. Главный закон жизни — Неотвратимость. То, на чём держится ось этого мира. Неотвратимость должно что-то воплощать, а на небесах должно быть что-то, что превыше всего. И тот, кто убьёт Ананку, разрушит действующий порядок. Тогда ему самому придётся стать Неотвратимостью. Шагнуть — и занять место на небесах, возле оси мира.

Наверное, подошло бы для того, кого называли безжалостным века назад. Горький смех созрел на губах, скатился — плодом.

Воины всегда смеются горько, когда идут в битвы, где им не победить.

И ещё их иногда озаряют внезапные прозрения.

— Кто был до меня? — спросил я. — До Крона? Тот, кто пытался убить её первым?

Уран, ну конечно. Старик, свергающий в пропасть своих сыновей.

Лучник.

Преданный сыном.

Первый из любимчиков — только вот Ананки ли?

— Он не был с матерью. Он был с… другой.

Имени она не осмелилась произнести. Будто могла накликать.

— Дурак думал возвести на небеса сестру Ананки. Считал, что этим может победить Неизбежность. Что жизнь станет иной…

А Ананка, стало быть, вмешалась. Выбрала себе своего любимчика.

И меч победил лук.

— Что стало с Ураном — я знаю. Что стало с той сестрой?

Хотя зачем рассказывать — ты главное смотри, вещая Мойра. Не отводи взгляд — я уже вижу, как мелькают там окровавленные локти твоей матери, раздирая сестру на мелкие части…

Части, которые она и сейчас еще пытается уничтожить.