Вот только в отчётах по молчаливому уговору результаты работы троек составили всего лишь шестнадцать транспортных колонн, уничтоженных минными засадами, и до роты личного состава. И даже то, что в число транспортных включили две батареи пятнадцатисантиметровых пушек, удиравшие в тыл, а не меньше половины заявленного количества уничтоженных гитлеровцев составляли унтер-офицеры, офицеры и различные специалисты вроде водителей, орудийных расчётов и им подобных, как-то осталось за рамками доклада.
По уму, весь личный состав групп заслужил ордена, благо на дворе был уже не сорок первый и жаться с наградами командование перестало. Но "особые обстоятельства", о которых если не знали, то догадывались многие...
С другой стороны, нормальных советских людей среди командиров и политработников всегда было много, просто обычно они тихо делали свою работу и не высовывались. И сейчас благодаря именно таким людям бойцы троек получили свой кусочек славы.
Приказом командующего 30-й армией командиры диверсионных групп были награждены орденами Красной Звезды, а простые бойцы -- медалями "За боевые заслуги". Хотя, конечно, это было меньше, чем они заслуживали.
Восемнадцатого августа Командира, князя и Гусева срочно выдернули в Москву. Даже прислали на ближайший к расположению группы аэродром самолёт -- переделанный в грузовой СБ. Гусев и не подозревал, что такие бывают, однако же... И, понятное дело, никаких удобств. Даже мешков с почтой не загрузили -- не успели потому что. Когда этот бывший бомбардировщик только заходил на посадку, пассажиры его уже ждали у конца полосы. Так что "грузовик" сел, подобрал их, не глуша двигатели, и взлетел...
Летели, правда, недолго, так что ни Командир, ни Сергей не успели ничего отсидеть. И хотя к концу полёта отдельные части тела ощутимо побаливали, ни Колычев, ни Гусев не обращали на это внимание. Что одного, что другого намного больше занимала причина вызова -- как ни крути, а они влезли в чьи-то планы. "В кое-чьи", - поправил Серёгин внутренний голос...
После приземления они пересели в подкатившую прямо к самолёту "эмку" и ещё через некоторое время входили в кабинет генерального комиссара государственной безопасности товарища Берии. Нарком выглядел хмурым и озабоченным, но насколько Гусев сумел понять, не из-за них. Случилось что-то ещё. И это что-то, похоже, не лезло ни в какие ворота.
Когда все расселись, Берия ещё некоторое время молчал то ли собираясь с духом, то ли подбирая слова. Потом обвёл взглядом присутствующих, почему-то задержавшись на Гусеве, и наконец начал:
- Товарищи командиры. Княже. Вы знаете, что гитлеровцы, пытаясь бороться с народным гневом, применяют на оккупированных территориях всякие подлые приёмы. В том числе -- взятие заложников...
Сергей слушал, и всё у него внутри леденело от ненависти. А Нарком всё говорил и говорил. О том, что наш народ никогда не шёл на поводу у бандитов. О том, что мы обязательно погоним их с нашей земли и будем гнать до самого их бандитского логова. И они заплатят. За всё. Все, кто совершал преступления.
Потом Берия сказал, что даже среди этих нелюдей встречаются настоящие звери, и от напарника потянуло недовольством -- Кощею не нравились такие сравнения.
А не заметивший этого Нарком рассказывал, что недавно на оккупированной территории Украины после одной из совершённых партизанами диверсий каратели схватили двести заложников и, как вчера сообщила наша разведка, расстреляли...
Недовольством тянуло всё сильнее, так что, похоже, дело было не в зверях. Точнее, не только в них -- напарнику не нравилось что-то ещё. И Гусев, не медля ни секунды, принялся спешно ставить защиту разума. Ту, которую князь показал ему ещё полгода назад и которую по мнению Кощея следует держать постоянно. Даже среди своих. О чём один безответственный ученик всё время забывал...
Защита ставиться не хотела, как бывает, когда кто-то уже действует на мозги, и пришлось вместо десяти секунд (личный рекорд, так сказать) затратить почти в два раза больше. Но когда всё же получилось, нахлынула волна облегчения. И смыла не только неприятный осадок от недовольства напарника, но почему-то и ненависть, и значительную часть ярости, и почти весь гнев... оставив ничем не замутнённый разум. И сразу же стало заметно, что глаза Берии лихорадочно поблёскивают, руки подрагивают, а голос... Голос больше похож на маловразумительные хрипы.
Но этим странности не ограничивались. Осторожно, очень осторожно оглядевшись, Гусев увидел, что у Командира, которого он видел в профиль, на виске поблёскивали мелкие капельки пота. Что удивило, поскольку в кабинете было довольно прохладно. А князь напоминал сидящего в засаде хищника, который уже выбрал жертву и сейчас прыгнет. И Сергею почему-то показалось, что выбрал он именно Наркома.
Наконец Берия закончил со вступлением и перешёл к делу, сообщив, что советское правительство и лично Он поручили органам государственной безопасности разобраться и покарать. В связи с этим...
Не договорив, Народный Комиссар вдруг обмяк и повис тряпичной куклой на ухватившей его за ворот руке Кощея, князя ночного. Явившегося, чтобы поучить заигравшегося смертного уму-разуму.
Хищник всё же прыгнул.
Подпирая спиной дверь кабинета Наркома, Гусев размышлял о том, что человек -- это такой... такая?.. такое?.. э-э-э... такое... существо? Так?..
Неважно. Главное, что оно рано или поздно ко всему привыкает. Вот и этот адъютант уже привык к тому, что сопровождению спецсотрудника стены не преграда. И когда из воздуха возникли два командира, составляющие это самое сопровождение, лишь вопросительно на них посмотрел. Мол, не нужно ли чего. А после того, как сначала старший командир, а за ним младший отрицательно покачали головами, только кивнул в ответ и вернулся к своим бумагам. И не подозревает, что его, хм, хозяин влип. По самые... самое... В общем, глубоко и сильно. Жаль будет, если князь его... того...
"Хотя нет, не убьёт", - подумал Сергей и сам удивился своему спокойствию. Речь-то ведь не о каком-нибудь гансе или враге народа. Речь о Генеральном Комиссаре Государственной Безопасности! Том самом человеке, которого до сих пор называют Наркомом, хотя он уже давно ушёл на повышение -- аж заместителем председателя Совнаркома стал! А это не хухры-мухры!*
*В одном месте Интернета написано, что ЛПБ был зампредсовнаркома и курировал НКВД и НКГБ СССР. В другом -- что он был Наркомом НКВД. Я принял первый вариант. Просто потому что прочитал о нём раньше.
Н-да... А он, майор госбезопасности, стоит и совершенно спокойно рассуждает, убьёт напарник этого без всяких преувеличений великого человека или нет. Это он что, во врага народа превращается, что ли?..
Следующие четверть часа Гусев старательно вспоминал все более или менее значимые события последнего года и -- главное! - те чувства, которые они у него вызывали. Очень старательно. И в конце концов всё же пришёл к выводу, что -- нет, не стал. То есть как был честным ленинцем-сталинцем, так и остался. И советский народ как был для него на первом месте, так на нём и остался. На первом. Месте. Да. А тогда что?..
А тогда получается, что дело не в народе, а в его вождях, так, что ли? Точнее, в том, что Сергей смотрит на них теперь не как религиозный фанатик на икону, а как обычный человек на другого обычного человека?
Покатав эту мысль так и этак, Гусев припомнил, как был спокоен, когда получал лично от Него свою первую Золотую Звезду, и решил, что так и есть. И что говорить об этом кому-либо, кроме напарника (князю эти вопросы до... До одного места), однозначно не стоит. Конечно, то ли Маркс, то ли Энгельс (тут мнения политработников почему-то расходились) призывали всё подвергать сомнению*, однако и тот, и другой жили до того, как обострилась классовая борьба.
*Вообще-то это сказал Рене Декарт, но во времена СССР политработники утверждали (слышал лично!), что или Маркс (одни), или Энгельс (другие). Согласия среди них не было.
