– Как думаешь, нас уже ищут? – спросила Ася, пристраиваясь рядом.

Виктория по-прежнему не видела ее. Но теперь чувствовала теплое прикосновение плеча по- други.

– Может, и нет, – задумчиво отозвалась она.

– Нет? Но ведь вторая медсестра должна была заметить, что ее коллега куда-то испарилась.

– Слушай, подруга, ты у нас разбираешься в технических вопросах. А я, если в чем и понимаю, так это в человеческой природе, – наставительно произнесла Виктория. – Никому из этих грымз совершенно не улыбается, чтобы пропажа заключенных обнаружилась во время их дежурства. За такое в лучшем случае премии лишат и вовсе выпрут отсюда. А в худшем… Как бы еще не впаяли срок за пособничество. Или там, не знаю, преступную халатность.

– То есть, ты думаешь, она не станет поднимать шум? – с надеждой в голосе спросила Ася.

– Думаю, вполне вероятно, что она, даже что-то обнаружив, досидит тихонечко до конца смены и свалит. А то, что мы исчезли, выяснится уже только тогда, когда на пост заступит ее сменщица.

Виктория старалась говорить уверенно, хотя сама никакой уверенности не чувствовала. Это все тоже были лишь предположения. Допустим, медсестра испугается и не захочет подставляться. Допустим, за время ее смены никто не заглянет в палату. Допустим, отсутствия Виктории в корпусе не обнаружат до вечернего построения… Но лучше было верить в то, что все сложится именно так, чем представлять себе, что где-то над их головами уже обыскивают все закоулки тюрьмы и вот-вот доберутся до коммуникаций.

– Ладно, чего гадать, – бросила наконец Ася. – Пошли.

– Пошли – это громко сказано. Поползли! – возразила Виктория и, опустившись на четвереньки, медленно двинулась в темный узкий проем.

Она потеряла счет времени. Порой начинало казаться, что она ползет здесь, в бесконечной зловонной черноте, уже несколько суток. Что никакой прежней жизни – в которой она была переводчицей, писательницей, лихой русской, любящей путешествия и приключения, страстной натурой, на пороге тридцати шести лет влюбившейся, как школьница, не слишком счастливой в браке женой – и не было никогда. Что вся жизнь просто привиделась ей в этом вонючем ужасе, в монотонном движении в никуда. Среди снующих вокруг крыс и прочей дряни.

А может, она умерла? Может, их с Асей просто застрелили при попытке побега? И они попали прямиком в ад, сами не заметив этого? В самом деле, могло ли что-то в этой вселенной быть страшнее, чем это барахтанье в нечистотах?

С Асей они давно уже не разговаривали. Не осталось ни сил, ни желания издавать хоть какие- то звуки, кроме тяжелого дыхания. Виктории иногда начинало казаться, что она давно уже отстала от нее, растворилась в окутывающей их тьме. И лишь по прерывистому вздоху удавалось понять, что подруга здесь, движется вслед за ней, отчаянно стараясь не потерять надежды.

Когда впереди забрезжил свет, Виктория сначала решила, что ей померещилось. Тем более что и свет был едва заметный, рассеянный, сделавший тьму вокруг лишь чуть менее плотной. Но через пару секунд Ася толкнула ее в спину:

– Ты видишь?

И тогда она, больше не боясь, что все это – игра воспаленного рассудка, выдохнула:

– Да… Да, вижу!

Свет лился сверху, добравшись до места и задрав головы, девушки увидели далеко вверху прутья железной решетки.

– Вот он! – вскрикнула Ася. – Дождевой сток. За воротами тюрьмы. Помнишь, я говорила, что мы до него доберемся!

– Неужели дошли? – еще не веря, пробормотала Виктория.

– Дошли! Дошли! Мы на свободе! – ахнула Ася и, тихо смеясь, добавила: – Обнимать тебя не буду. Я вся в дерьме.

– Как будто я лучше, – тоже не удержалась от смеха Виктория.

В голове стучала навязчивая мысль, что рядом со стоком их уже могут караулить охранники, но высказывать ее вслух она не стала. Что уж теперь? Будь что будет.

К металлической решетке вели вделанные в стену железные перекладины – этакая импровизированная лестница.

– Плоскогубцы у тебя? – спросила Виктория, взбираясь на первую ступень. – Давай!

– Может, лучше я? – предложила Ася.

– Да у тебя опять сил не хватит ее сдвинуть, – возразила Виктория. – Давай уж мне.

Вооружившись плоскогубцами и кое-как обтерев их о штаны, она полезла вверх. Ася поднималась за ней. Решетка крепилась большими проржавевшими болтами, и Виктория поначалу решила, что справиться с ними будет непросто. У нее ведь и так уже почти не осталось сил. Но, как ни странно, болты вывернулись легко, как будто кто-то недавно вывинчивал их или как минимум смазывал маслом. Убрав последний, она изо всех сил надавила на решетку, и та со скрежетом сдвинулась влево.

– Давай! Давай! – отчаянно шептала снизу Ася.

Виктория надавила снова, потом еще, и решетка сдвинулась окончательно, открыв прямоугольную дыру, над которой тускло мерцал какой-то свет. Не такой яркий, как солнце, скорее рассеянный.

«Уже ночь. Взошла луна…» – думала Виктория, устремляясь наверх.

Воздух… Неужели она сейчас вдохнет свежий воздух? Наконец-то, после стольких часов в вони и ужасе.

Уцепившись руками за край дыры, она рванулась вперед, тяжело перевалилась через край и рухнула на землю. Перевела дыхание, огляделась… И сердце в груди заледенело, камнем провалилось куда-то вниз.

Прямо перед ней стояли ботинки. Коричневые кожаные ботинки, распоротые по шву, чтобы в них легче помещались гигантские ноги. Эти самые ноги уходили от растоптанных туфель вверх, могучие, как древнегреческие колонны. Виктория проследила за ними взглядом, увидела грязно-белую куртку, такой же колпак, а между ними румяную усатую рожу, с интересом следящую за нею глазами.

Ох, да ведь это была даже не улица. Не проселочная дорога позади тюрьмы, рядом с которой и должен был, по расчетам Аси, находиться дождевой сток. Это было техническое помещение, большое, уставленное вдоль стен какими-то стеллажами и замысловатыми приспособлениями, в данный момент тускло освещенное синеватыми длинными лампами под потолком.

Ася, вылезшая вслед за Викторией, успела выдохнуть:

– Свобода! – и тут же осечься.

Потому что толстяк в разрезанных ботинках в этот самый момент шагнул к ним ближе, с кряхтением опустился на корточки и, склонив голову к плечу, негромко спросил:

– И куда же это вы собрались?

Это был конец. Их выследили. Их поймали… Что теперь? Опять суд, новый приговор? Благодаря которому она останется в турецкой тюрьме до самой смерти? Господи, как же так получилось? Как с ней, известной русской писательницей, переводчицей и абсолютно благополучной женщиной, могло произойти… такое?

А началось все полгода назад, в первых числах октября. Летняя жара уже спала, воздух стал прохладнее и свежее. А небо то нависало низко, цепляясь лохматыми краями облаков за шпиль мечети, то вдруг, опомнившись, начинало снова сиять летней голубизной. И во всем этом сумасшедшем и страстно любимом Викторией городе ощущалось предчувствие скорой зимы и отчаянная надежда удержать уходящее лето хотя бы еще на несколько мгновений. В один из таких ласковых осенних дней Виктории позвонили с киностудии с предложением перевести для российского проката новый турецкий фильм «Тень горы».

После школы Виктория окончила Московский иняз, став обладательницей диплома переводчика художественной литературы с турецкого языка. Специальность была востребованная и редкая – в основном все ее сверстники выбирали английский, чуть реже немецкий, испанский, французский. И потому Виктория со своим дипломом без работы не оставалась. Книги, фильмы, сериалы, в конце концов, просто тексты этикеток изготовленных в Турции товаров. Она бралась за любые предложения – и ради практики и потому, что жизнь вдвоем с матерью (отец исчез в неизвестном направлении еще в ее далеком детстве, и Виктория его не помнила) роскошью не баловала. Так и получилось, что к двадцати пяти годам Виктория стала уже известным в российских и турецких издательских и киношных кругах переводчиком. Безденежье отступило, теперь она могла позволить себе выбирать ту работу, которая была интересна с профессиональной точки зрения. Книжные новинки-бестселлеры, артхаусные фильмы, если сериалы, то только самые качественные и захватывающие.