Ужин прошел несколько напряженно. Все началось с замешательства, когда после приглашения Марии садиться за стол, отец Кирилл остался стоять, привычно приготовившись прочесть благословляющую молитву. Обратившись по привычке взглядом в правый угол, где в верующих семьях обычно висели иконы, отец Кирилл не найдя их, вздохнул и начал читать молитву, глядя в окно. Юрий, уже было усевшийся за стол, нехотя поднялся и стоял с каким-то перекошенным лицом, пока отец Кирилл не смолк и не пригласил всех садиться и приступать к трапезе. Вика, которую судьба впервые свела со священником за одним столом, все время глазела на отца Кирилла, спохватываясь только тогда, когда тот, не выдерживая этого пристального разглядывания, поднимал на нее свои темные глаза. Тогда она быстро отводила взгляд, и, переключаясь на своего приятеля, начинала заботливо подкладывать ему еду. Юрий, благосклонно принимая ее ухаживания, ел молча, иногда поглядывая на Марию, и было совершенно непонятно, зачем он пришел в гости вместе с Викой, если не обращает на нее должного внимания. Мария тихо злилась и, сдерживая раздражение, молчала. Сидящий рядом с Марией отец Кирилл чувствовал напряженность обстановки и прилагал все усилия, чтобы ее разрядить. Старательно ухаживая за дамами, он подкладывал им закуски и, наполняя их бокалы вином, произносил замысловатые тосты "за доброе здравие", "за сопутствующее благополучие" и "Божье вспомоществование в делах". Мария, признательная отцу Кириллу за его усилия, опять поймала себя на мысли, что они с ним похожи на семейную пару, стоически принимающую не очень приятных гостей. Глядя с благодарностью на отца Кирилла, она встречалась взглядом с его темными глазами, и чувствовала, что ей хочется, чтобы эти мгновения длились как можно дольше. Злость ее, вызванная не очень вежливым отношением Юрия к Вике, бесследно прошла, вытесненная новыми и приятными переживаниями: Мария просто упивалась взаимопониманием, которое установилось у нее с отцом Кириллом. Смакуя понравившееся ему "Шабли", отец Кирилл смотрел на Марию поверх бокала, и глаза его понимающе улыбались. Когда пришла пора подавать кофе, Мария встала из-за стола, собирая грязные тарелки. Отец Кирилл тоже поднялся и принялся помогать ей, чем несказанно удивил Вику, которая тут же вскочила в стремлении присоединиться к ним. - Вика, отдыхай, - остановила ее Мария, - мы сами справимся. Это "мы" Мария произнесла с особым удовольствием, и, сделав вид, что не замечает удивленно-изучающего взгляда Вики, направилась на кухню в сопровождении следующего за ней с горой тарелок отца Кирилла. Войдя на кухню, она отобрала у отца Кирилла посуду, и начала загружать ее в моечную машину. - Терпеть не могу мыть посуду после ухода гостей, - пояснила она, - а если делаю это во время приема, между делом, то мне кажется, что это вроде понарошку. Короче говоря, пытаюсь сама себя перехитрить. Она выпрямилась и посмотрела на отца Кирилла. Он улыбнулся и отвел прядь волос, упавшую Марии на щеку. Это почти интимное движение смутило их обоих. Мария быстро отошла к столу. Подключив самовар, она стала вытаскивать из шкафа кофейные чашки. Расставляя их на подносе, она чувствовала спиной взгляд отца Кирилла, и не решалась повернуться. Когда она все расставила, он сам подошел к ней и, забрав у нее поднос, понес его в гостиную. Мария, рассеянно глядя на уже шумевший самовар, думала о том, что, похоже, она начинает по-настоящему влюбляться в этого человека. Вернувшись на кухню, отец Кирилл подошел к пыхтевшему на столе самовару. - Отнести его в гостиную или сначала помочь разрезать торт? - спросил он у Марии. Та, очнувшись от своих мыслей, спохватилась: - Отнесите, пожалуйста, самовар, а торт я сама принесу. Вика, посмотрев на вернувшихся "какими-то не такими" Марию и отца Кирилла, сделала вывод, что между ними что-то произошло. Она тут же заторопилась домой, заставив недовольного Юрия буквально проглотить кофе и кусок торта... Проводив гостей, Мария устало оглядела разоренный стол и принялась собирать чашки и другую посуду. Отец Кирилл стал помогать ей, вынося все это на кухню. В четыре руки они быстро управились. Освободив стол, Мария отнесла скатерть в ванную для стирки, а потом начала мыть оставшуюся после десерта посуду. Отец Кирилл пристроился рядом с полотенцем и вытирал за ней мокрые чашки, сразу же убирая их на полку в шкаф. Холодильник тихо урчал, за окном почти стих городской шум, и им было настолько хорошо вдвоем, что они не решались прервать эту уютную тишину словами. Вдруг зазвонил телефон. Мария, быстро вытерев руки, взяла трубку. Звонил отец. - Что у тебя там случилось, что ты так неожиданно сорвалась? - спросил он. - Привет, пап! Да ничего не случилось, просто Вика решила познакомить меня с новым приятелем. А встречу хотела провести непременно у меня, в домашней обстановке, - объяснила Мария. - Ну и как? - рассмеялся отец. - Да ну! - отмахнулась Мария. - Такой же пижонистый, как все ее парни... И где она их выкапывает, прямо как на подбор! Я ей сказала, что в следующий раз буду знакомиться с претендентами на ее счастье только в ресторане или еще где-нибудь на нейтральной территории, а то слишком много посторонних приходит в мой дом. - Ты, как я понимаю, там уже одна? - спросил Николай Дмитриевич. Перемываешь посуду? Замешкавшись, Мария почему-то солгала отцу: - Да, одна... Но я останусь здесь на ночь, устала. Но он, кажется, все-таки что-то заподозрил, потому что быстро закруглил разговор: - Ну ладно, Марусенька, спокойной ночи! Пошел я спать. Включи на ночь дополнительное отопление, обещают понижение температуры. - Хорошо, пап, включу. Целую, спокойной ночи! - попрощалась Мария и положила трубку. Отец Кирилл, дотирая последние чашки, посмотрел на Марию и сказал, указывая на настенные часы: - Пожалуй, и мне пора. - Я никуда вас не отпущу! - сказала Мария. Ее лицо и голос были настолько решительными, что отец Кирилл не стал ничего возражать, лишь удивленно посмотрел на нее. - Я никуда вас не отпущу, - повторила она, отбирая у него полотенце, и, отбросив его в сторону, стремительно обняла отца Кирилла, прижимаясь лицом к его груди. Растерявшись в первый момент, он замер, а потом попытался осторожно отстраниться от нее, но Мария с такой силой воскликнула: "Нет!", что он вновь замер в нерешительности. - Мария, - тихо позвал он. Она отрицательно затрясла головой, еще сильнее прижимаясь к нему лицом. - Машенька, - дрогнувшим голосом прошептал он, - нам нельзя этого делать... - Да?! А кто это сказал?! - взметнулось ее сведенною болью лицо. - Почему нельзя? Почему вы должны хоронить себя?! Вы же мужчина! Вы же еще молоды! - Я - священник, - попытался напомнить ей отец Кирилл. - И что? Вы боитесь, что я вас "оскверню"? Боитесь, что "погрязнете со мною в грехе"? Так я не могу осквернить вас, я - чиста! Еще ни один мужчина не прикасался ко мне! - О Господи! Мария, что ты со мной делаешь?! Я - не толстовский отец Сергий, и палец рубить себе не стану. Но ты же должна понимать, что искушаешь меня! - Поцелуйте меня, пожалуйста, - попросила его Мария и потянулась к нему. Ее тело в ожидании прикосновения отца Кирилла затрепетало, словно туго натянутая тетива. Отец Кирилл вздохнул, поцеловал Марию в лоб и отодвинулся. - Нет!.. - простонала она. - Не так! - и уже не дожидаясь его действий, прильнула к нему всем телом и прижала свои губы к его губам. Почувствовав, как под неопытным, но страстным натиском губ Марии, его покидают остатки самообладания, отец Кирилл запротестовал, обрывая поцелуй: - Мария, нет! Как мужчина я уже умер, не искушай меня больше! - Нет, неправда, вы живы! А если вы собрались умирать, то пусть ваша смерть мужчины родит во мне женщину! Прошу вас, сделайте это для меня! Я никого не смогла бы попросить об этом, только вас... - билась она об него всем телом, то отстраняясь, то прижимаясь к нему и обвиваясь вокруг него лозой. Решительно отодвинув ее от себя, отец Кирилл молча взял ее за руку и, как маленькую, вывел из кухни. Включив в гостиной свет, он усадил Марию на диван, потом сел с нею рядом и сказал: - Давай поговорим! Мария прерывисто дышала, обратив на него напряженный взгляд, в котором смешалось отчаяние и мольба. Отец Кирилл несколько секунд пристально смотрел на нее, потом встал, выключил свет и вернулся к дивану. В незадернутые шторы тут же проник свет уличных фонарей, но лиц в темном сумраке было не видно, только силуэты. Так разговаривать было легче. - Мария... Машенька, послушай... - осторожно начал отец Кирилл. - Я еще в прошлый раз заметил, что тебя что-то гнетет... И не меня ты сейчас добиваешься, а словно пытаешься спрятаться от чего-то! Мария шевельнулась. - Нет, нет, не перебивай! - остановил ее рукой отец Кирилл. - Я же чувствую, что ты пытаешься что-то или кого-то забыть. Кто тебя так обидел? Мария судорожно вздохнула, но промолчала, и, опустив голову, сгорбилась, словно ее разом покинули все силы. Ей совсем не хотелось сейчас ни о чем таком вспоминать и говорить. Ее сердце рвалось прочь от этих воспоминаний! Забыть... забыть!.. Для этого ей нужно было так много и так мало. Она хотела любить и быть любимой. Она хотела семью и тихого человеческого счастья. В этот вечер ей показалось, что она поняла, каким должно быть ее счастье. Но счастье на то оно и счастье, чтобы чаще всего оказываться недостижимым... Словно почувствовав ее состояние, отец Кирилл обнял ее за плечи и привлек к себе. Мария, прислонившись к его боку, уткнулась носом ему в плечо и всхлипнула. - Ну, ну, вот только плакать не надо, - попросил отец Кирилл, успокаивающе погладив ее по голове. - Лучше расскажи мне, что у тебя произошло. Не отрывая лица от его плеча, Мария, все еще всхлипывая, стала рассказывать ему о своей жизни, Геннадии, злополучной полусвадьбе с последующим расторжением брака, о том страхе и неверии, которые с тех пор поселились в ее душе. Отец Кирилл молча слушал ее, не перебивая, лишь изредка поглаживал ее вздрагивающие плечи, когда в ее голосе особенно прорывалось волнение. - Я даже на какое-то время потеряла смысл жизни. Мне кажется, если у меня все не залаживается, то это потому, что я какая-то ущербная, непутевая. - Ну уж и непутевая! - не выдержав, перебил ее отец Кирилл. - Выпало на долю одно испытание, так это же не конец света! - Да если со мной такое произойдет еще раз - я не выживу! - воскликнула Мария. - Выживешь, Машенька, не такое люди переносят... Я не говорю, что это легко, но ты сможешь это преодолеть. Ты сильная, я это вижу, только тебе нужно поверить в свои силы. - Поверить в свои силы или поверить в Божью помощь? - Мудрые люди не зря говорят: "На Бога надейся, да сам не плошай", усмехнулся отец Кирилл. - Бог дал тебе всё: жизнь через твоих родителей, твои дарования, этот мир. Тебе лишь нужно научиться жить в этом мире, с благодарностью пользуясь тем, что дал тебе Господь. - Ну почему у меня не может быть, как у всех нормальных людей: семья, дети?.. - с горечью воскликнула Мария. - Все еще будет... Это только со стороны, Машенька, кажется, что у тебя все плохо, а у остальных все прекрасно. И у этих "нормальных людей", как ты их называешь, уйма своих бед и горестей, и не позавидуешь. Я, порой, такого наслушаюсь, что просто оторопь берет! В каждой избушке свои погремушки, Машенька. Только духом падать нельзя. Уныние - грех великий, низводящий человека до уровня камня лежачего. А человек создан по образу и подобию Божию, а значит, должен перенять от него стремление к действию, к творчеству. Ведь под лежачий камень вода не течет! Но и клин клином вышибать тоже с умом нужно. Ну не тем человеком оказался твой Геннадий, так это не значит, что ты должна заткнуть эту брешь первым попавшимся человеком. Всё еще придет к тебе. Нужно только жить и спокойно ждать своего "чоловика", как говорят на Украине. Его обязательно пошлет тебе Господь, ведь браки совершаются на небесах. А без любви и уважения создавать семью и рождать детей нельзя! Тебе же не просто галочку о наличии нужно поставить: семья - есть, дети - есть. Это же твоя жизнь... - Мне кажется, у меня уже ничего хорошего не будет, - понурившись и как-то обреченно, сказала Мария. - Геннадию я была нужна только из карьерных соображений, а не сама по себе. Вот и вы меня отвергли... Отец Кирилл вздохнул. - Не отверг я тебя, Машенька. Но я не тот человек, с которым ты могла бы связать свою жизнь. Мой удел теперь в служении Господу, в моих детишках, пастве... Я уже говорил тебе, что второбрачие для священника недопустимо. - Но ведь это не так! Я помню, вы мне об этом уже говорили. Но я потом специально спрашивала, и мне сказали, что во втором томе "Настольной книги священнослужителя" С.В.Булгакова говорится, что священнику, оставшемуся вдовым с двумя малыми детьми с разрешения епископа может быть позволен второй брак. Правда, жениться он должен только на вдовице с детьми... И даже добавлено, что, если свой епископ не решит этого вопроса, то позволено обращаться выше, вплоть до самого патриарха. Да и сейчас, как я выяснила, среди священников много второбрачных и даже не вдовцы, а просто разведенные. Отец Кирилл молчал. - Отец Кирилл, ну что же вы молчите? - окликнула его Мария. - Хорошо, Машенька, - каким-то изменившимся голосом сказал отец Кирилл. Я расскажу тебе, как мы жили с матушкой. Может, тогда ты сможешь понять, почему я не хочу ничего предпринимать и не мыслю замены для моей супруги. Ее никто никогда не сможет мне заменить. Она была удивительной женщиной. Мария невольно отодвинулась и посмотрела на отца Кирилла, чувствуя, как его признание отзывается в сердце тянущей болью. Но, вслушиваясь в его тихий голос, повествующий о его семейной жизни, она постепенно освободилась от этой боли, проникаясь сочувствием к отцу Кириллу, который, действительно, перенес большую потерю, лишившую его любимой женщины, жены и матери Олесика и Ильи. Прильнув опять к плечу отца Кирилла, Мария слушала и тихо плакала по той, которую никогда не видела, но чувствуя к ней любовь и уважение, передававшиеся ей от печального голоса отца Кирилла. А он еще долго рассказывал ей о том, как пережил свое горе, и как нужно терпеливо жить и принимать все, что посылает нам Господь, ведь все свершается по Его воле. "Может быть, и это случилось, чтобы мы встретились с отцом Кириллом?" мелькнула у нее в голове кощунственная мысль, заставив ее поежиться от сразу же охватившего ее раскаяния. Последнее, что она почувствовала перед тем, как провалиться в неожиданно подступивший к ней сон, это то, что голова ее, затуманенная слезами, стала вдруг совсем тяжелой, и, соскользнув с плеча отца Кирилла, опустилась ему на грудь.