Тайная комната Салазара представляла собой несколько комнат, расположенных друг за другом — анфиладой. В двух первых на книжных полках были аккуратно расставлены книги. Разные — от даже выглядевших древними рукописных — толстых, в переплётах, отделанных золотыми накладками и камнями, огранёнными в форме полусферы, с сотнями разных закладок, до папирусных свитков, помещённых в деревянные футляры, и глиняных табличек в специальных ящичках. Среди книг не было ни одной печатной, ну правильно, во времена Основателей книгопечатания ещё не существовало, зато бумага, похоже, уже была. Мне встречались на полках аккуратные стопки бумажных листов, исписанных тонким летящим почерком. Язык… ага, похоже, латынь. Неужели сам Салазар писал? Или кто-то другой из Основателей? Неважно, это всё вещи немыслимой старины и ценности, собственно говоря, я бы сделал Музей Основателей, если удастся найти Тайные комнаты остальных. Но вот пока не стоит ворошить все эти груды — не по зубам нам пока это… Разве что Регулус на пару с Барти-младшим смогли бы с этим разобраться — книгочеи же оба.

Как я уже сказал, полки с книгами и иными носителями информации были только в первых двух комнатах, в следующей за ними было оборудовано что-то вроде рабочего кабинета. Заваленный книгами и свитками стол, высохшая чернильница с пером, несколько свёрнутых пергаментов. Ещё несколько перьев вызывающе торчали в подставке, сделанной из человеческого черепа с вставленными в глазницы крупными изумрудами. С моей точки зрения, слишком крупными, чтобы быть настоящими.

Томми у меня за спиной судорожно сглотнул.

— Ты видишь портрет, о котором говорил Ссешуа? — спросил он, хотя мог бы и не спрашивать. Стены «кабинета» были обиты толстыми кусками материала, напоминавшего войлок — видимо, для тепла. Странный серо-зелёный узор змеился по ним. Никаких картин на стенах не было.

Томми-Ник подошёл к столу и осторожно дотронулся до сравнительно небольшой книги, переплетённой в тонко выделанную кожу. Внутри были покрытые странными значками сшитые вручную бумажные листы. Я подошёл поближе, неожиданно странные значки расплылись у меня в глазах, а потом превратились во вполне узнаваемые английские буквы. Я даже прочёл кусок фразы: «…продолжаю опыты с субстанцией номер двенадцать, она удивительна. Ровена же увлеклась созданием химер и даже подбивает меня на то, чтобы вывести Царя Змей…»

— Это дневник, — хриплым от волнения голосом произнёс Томми-Ник. — Дневник самого Салазара Слизерина. Гарри, ты представляешь, какая это редкость и ценность? Давай я возьму хотя бы его, а?

— Ладно, — согласился я. У меня возникло ощущение, что, взяв дневник, мы сделаем всё правильно.

Хорошо, что у Томми-Ника был такой же кошель, как у меня. Из него он достал бумажный пакет, пробормотал заклинание и заклинанием же переместил дневник в пакет, и только потом положил пакет в кошель.

— Думаю, сначала стоит показать его Северусу, — вздохнул он.

Я одобрительно кивнул. От Северуса нам и так попадёт, а такая ценность, как дневник Слизерина, способен немного снизить накал воспитательного момента. Но где же всё-таки портрет?

— Гарри, — сжал мою руку Томми-Ник, — смотри, там ещё дверь. Поглядим?

За дверью ожидаемо оказалась превосходно сохранившаяся зельеварня-лаборатория со множеством реторт, перегонным кубом и расставленными на полках у стен разнообразными котлами — от крошечного прозрачного, вроде бы стеклянного, до огромного каменного, высеченного из цельного куска базальта и тщательно отполированного.

В общем и целом оборудование зельеварни выглядело вполне рабочим, хоть и немного старомодным. И вот там, на одной из стен и обнаружился искомый портрет.

Увы, но он не двигался и не говорил, зато само изображение привлекало внимание яркостью красок и качеством исполнения. С портрета с лёгкой улыбкой смотрел на нас молодой кудрявый темноволосый парень — смуглый, немного скуластый, с яркими зелёными глазами, одетый в расшитый серебром и жемчугом зелёный бархат. Ничего общего с обезьяноподобным изображением, которое описывалось в книге, и бородатым лицом статуи, изо рта которой и вылезал василиск.

— Симпатичный, — выдал Томми, глядя на портрет. — Смотри, ему тут на вид всего лет двадцать.

— Ты же знаешь, что маги стареют гораздо медленнее обычных людей, — отозвался я. — Так что здесь Салазару может быть и сорок, и шестьдесят.

— Всё верно, — согласился Томми-Ник. — Абраксас в шестьдесят выглядел почти ровесником двадцатипятилетнего Люциуса. Думаю, что он бы и сейчас выглядел ненамного старше… если бы не драконья оспа. И в связи с этим у меня вопрос — почему Дамблдор выглядит таким старым? Да, ему больше ста лет, но эта сияющая седина и морщины… Как-то странно для волшебника его силы.

— У меня есть две версии, — заметил я, продолжая осматривать зельеварню. — Первая, самая простая — откаты. Сам понимаешь, Добрый Дедушка успел натворить такого, что даже амулет не справляется. Тем более что источник Хогвартса слабеет.

— Логично, — согласился Томми-Ник. — А какая ещё?

Я усмехнулся:

— Ты только не возражай. Думаю, что поддерживает такой имидж сознательно. Добрый старик, белая борода, ласковая улыбка… Никого не напоминает?

— Санта-Клаус, — проворчал Томми-Ник. — Думаешь, этот имидж он специально создал для маленьких магглорожденных?

— Почему бы и нет? Дети верят в волшебство, а главная волшебная традиция, которой придерживаются магглы, это Рождество. Разве не так? Ёлка, подарки, Санта-Клаус на оленях… Даже взрослые делают вид, что верят в это. А тут у ребёнка появляются магические способности, его приглашают в волшебную школу… Грамотно, кстати, придумано это путешествие на лодочках через озеро — с такого ракурса Хогвартс с суши не видно. Ты же помнишь — лодочки, темнота, мелочь даже Люмос зажечь не догадается, страшно, непонятно всё… И вдруг словно из озера поднимается волшебный замок. После долгой дороги голодным перепуганным детям он кажется самым прекрасным и безопасным местом на земле… А в замке они видят старого волшебника с белоснежной бородой и доброй улыбкой, немного чудаковатого, но такого уютного, такого безопасного…

— Бррр… — встряхнул плечами Томми-Ник. — Думаю, что в этот момент у большинства магглорожденных происходит положительное запечатление на этот образ. После не самой лёгкой дороги — тепло, безопасность, вкусные запахи…

— Именно, — согласился я. — Вот отсюда и зарождается абсурдная вера в Величайшего и Светлейшего. С чистокровными ему ловить нечего — а вот так называемые магглорожденные, да ещё из тех, кто забыл свои корни — для старого паука лёгкая добыча. Вот они и становятся преданными Светлейшему пешками. Пушечным мясом, которое не жалко.

— У Тома Риддла не получилось запечатления… — хрипло произнёс Томми-Ник. — Дети из приютов редко верят в сказки. Но даже так… если бы бородатый урод помог остаться на каникулах в школе, когда на Лондон падали бомбы, Том тоже был бы предан ему до конца дней своих. Но у Светлейшего были другие планы…

— Я знаю, Томми, — тихо сказал я и приобнял его за плечи. — Я знаю, братик… Том Риддл — тоже жертва. Из него растили Тёмного Лорда. У мальчика из приюта было мало шансов против взрослого опытного манипулятора. Отпусти Тома Риддла. Отпусти. Ты не Том Риддл. Ты — Ник Мэннинг. Я больше не буду звать тебя Томми. Только Ник.

Том… Нет, уже просто Ник ткнулся мне лбом в плечо и прошептал:

— Ты прав, Гарри, во всём прав… Я постараюсь. Но Том Риддл уйдёт окончательно только тогда, когда мы узнаем, что стряслось с последним осколком души.

Его трясло. Мне очень хотелось его успокоить, и я прошептал:

— Мы найдём его, Ник. Обязательно найдём.

— Да, — согласился Ник. — Главное, чтобы он не нашёл нас раньше.

Ника перестало трясти. Он сильнее прижался лбом к моему плечу, но вдруг резко поднял голову и расхохотался. Так нормально, так заразительно, что я не смог не присоединиться.

Глубоко в подземельях Хогвартса, неподалёку от терпеливо ожидающего нас василиска, мы с Ником стояли, обняв друг друга, и громко смеялись. И именно в этот момент мне стало окончательно понятно, что Тёмный Лорд не воскреснет. Что он мёртв окончательно и бесповоротно, несмотря на тот осколок души, который находился в неведомом нам месте. Потому что это было правильно.