Мужчины, продолжавшие нас внимательно разглядывать и прислушиваться к нашим словам, переглянулись и младший из них — на вид лет двадцати, с усилием произнёс:
— Инглезе… Вы есть инглезе?
Я усиленно закивал:
— Да-да, мы англичане. Мы были… в плохом месте и сбежали оттуда.
Старший из мужчин принюхался и что-то сказал младшему. Тот, с трудом подбирая слова, спросил:
— Вы есть видеть?
Не понял. Мы что, на слепых похожи? Или он имел в виду что-то другое?
Как оказалось, именно что другое. Парень взглянул на веточку, которую отбросил Конни, и она, повинуясь его взгляду, медленно поднялась в воздух и повисла. Так они не просто оборотни, но ещё и маги? Тогда, может быть, говоря «видеть», парень имел в виду «колдовать»? Эх, трудности перевода…
— Ага! — обрадовался Конни, который уже успел отлипнуть от меня и вовсю разглядывал обоих мужчин. — Я тоже так могу!
И, взглянув на другую ветку, громко крикнул:
— Вингардиум Левиоса!
Веточка послушно взмыла чуть ли не до верхушек берёз, а потом тихо спланировала вниз.
Мужчины снова переглянулись:
— Сильно видеть, — заявил молодой и обратился ко мне. — А ты? Не видеть?
— Сейчас — нет, — ответил я. — Мы убегали, я много видеть. Сейчас не могу.
Парень, к моему удивлению, меня вполне понял и сказал пару слов своему старшему спутнику. Тот покивал и ответил. Молодой обратился ко мне:
— Мы сейчас дом. Вы — с нами. Мы — опять волки. Не бойтесь, мы не обидим. Мы клясться Маниту, детей не трогать. Наш… Наш Старший видеть… Он Инглезе… Он говорить… знать…
Маниту? Блиин, это куда же нас занесло? И что ж я сразу не понял-то? Мужчины оба смуглые, черноглазые, с длинными прямыми иссиня-чёрными волосами и носы у них… характерные, как иногда говорят — орлиные… И эти набедренные повязки… Индейцы? Самые настоящие индейцы?
— Вы — индейцы? — спросил я, не особо надеясь, что парень меня поймёт. Но он понял.
— Инджун, да. Мы есть Ок-Йе-Нечка*.
Ок-Йе-Нечка? Название племени? Что-то я такого не слышал… Но я по индейцам и не специалист, помню не так много, в основном из прошлой жизни, и то, в основном, потому что обожал в детстве книги Фенимора Купера, Лизелотты Вельскопф-Генрих про Токей-Ито, и Сат-Ока, польского индейца, с его «Землёй Солёных Скал». Но вообще-то все индейцы в США сейчас в резервациях живут… да и пейзаж какой-то… не совсем американский…
— А как называется это место? Ну, где мы?
Индеец ничуть не удивился и важно ответил:
— Толанди.
Толанди? Ну да, понятнее некуда. Хотя… Кажется, у Сат-Ока Толанди — это Канада. Тогда понятно, откуда берёзки… «Над Канадой небо синее, меж берёз дожди косые….» Нехило нас так из Штатов перекинуло. Или дело в том, что нас поближе к Люпину перенесло? А что? Вполне возможно, что он решил скрыться у индейцев. Говорил же парень — Старший… Инглезе… А вдруг это Люпин?
Между тем, парень решил представиться и прижал руку к своей груди:
— Я есть Маленький Гром. Мой отец — Птица-Ветер.
Я вежливо склонил голову в ответ и прижал руку к груди:
— Гарри.
Конни повторил мой жест и важно заявил:
— Канопус Альтаир Малфой.
Старший из индейцев беззлобно усмехнулся и снова что-то сказал сыну. Тот перевёл:
— Дом далеко. Вы — слабеть. Мы — волки, вы сидеть, не бояться. Мы отвезти. Я — везти Гарри, отец — малыш Много-Имён. Понять?
— А чего это я — малыш? — надулся Конни.
— Ага, значит против Много-Имён ты ничего не имеешь? — подколол его я.
— Ну, я же аристократ, так что деваться некуда, — ответил Конни. — А ты почему полным именем не назвался?
— А оно им надо? — спросил я.
— По этикету… — заметил мелкий Малфоёныш.
— Ладно, забудь, — махнул рукой я. — Если это так важно — позже назовусь полным именем.
Тот только вздохнул. Пока мы так препирались, индейцы успели снять свои повязки, аккуратно сложили их в мешочки, мешочки повесили себе на шеи и вновь совершили по головокружительному прыжку. На землю приземлились уже два огромных волка — чёрный и тёмно-серый. Ох, какие же они всё-таки здоровенные…
Оба волка опустились на землю, давая нам возможность сесть. Я уселся на тёмно-серого — именно в него превратился Маленький Гром, а Конни — на чёрного. Сидеть оказалось неожиданно удобно, летняя шерсть волков была короткой, мягкой и густой, я обхватил «своего» волка за шею, то же сделал Конни, и оба волка сразу рванули с места — не резко, довольно плавно, но потом понеслись по лесу просто с пугающей скоростью, легко огибая деревья.
Я пригнулся к шее «своего» волка, искоса наблюдая мелькающие вокруг берёзки и сосенки. Ну да, скорее всего, Канада или какой-нибудь из северных штатов США. А поскольку я не знаю, где была расположена клятая лаборатория, то и сказать не могу, насколько далеко нас зашвырнуло. Кстати, а с чего это индейцы практически не знают английского? Это в двадцатом-то веке… По-моему, даже в резервациях есть школы с обязательной общеамериканской программой. Или эти с девятнадцатого века умудряются по лесам скрываться? Не, нереально. Я бы поверил, если бы мы оказались где-нибудь в южноамериканской сельве или в экваториальной Африке, вроде там до сих пор живут племена, которые белого человека и в глаза не видели (и не сказать, что им от этого хуже живётся), но в США…
«Это может быть магическое поселение, — вмешался Томми, — скрытое, как Мэноры благородных Родов».
«Может быть, — согласился я, — но неужели они совсем с внешним миром не контачат?»
«Не хотят, — отозвался Томми. — Хотя… Маги Америки к индейским шаманам всегда относились с уважением… Может, это ортодоксы, которые когда-то обиделись на завоевателей и с тех пор показываться никому не хотят?»
«Может, — согласился я. — Но всё равно, странно как-то…»
«Буду думать. Ты прав, что-то тут не так», — отозвался Томми и замолк. А я покосился на Конни. Тот вполне уверенно держался на своём волке, лицо раскраснелось, в глазах застыл восторг. Как мало всё-таки ребёнку надо для счастья… Всё-таки детская психика пластична, он уже отбросил всё, что с ним случилось в проклятой лаборатории, и пребывает в ожидании чуда. Вот и хорошо.
Волки синхронно повернули вправо и застыли, как вкопанные, на краю обрыва. Если они хотели произвести на нас впечатление, то это им удалось — вид на освещённую солнцем широкую реку, в излучине которой стояли индейские палатки, открывался потрясающий. Синее небо, сияющая гладь реки, светлый песок широкой отмели, зелёный луг, на котором пасся табун невысоких коротконогих пёстрых лошадок — неужели мустанги? — яркие, расписанные красными, чёрными и желтоватыми узорами палатки-типи, стоящие почти правильным кругом, в середине которого стояла самая высокая палатка, а перед ней было воткнуто в землю копьё, украшенное яркими перьями… Возле палаток были видны фигурки обитателей, занятых своими делами.
Просто кадр из фильма германской киностудии ДЕФА** с Гойко Митичем в главной роли.
— Как красиво! — восхищённо воскликнул Конни. — Правда, Гарри?
— Правда, — согласился я, — здорово.
Волки переглянулись и потрусили к краю обрыва, где обнаружилась тропинка, по которой они и стали спускаться вниз — медленно и аккуратно. Обитатели лагеря явно заметили возвращающихся и замерли.
Спустившись с обрыва, волки снова перешли на стремительный бег и минут через пять оказались рядом с индейскими палатками, обогнув внешний круг и оказавшись сразу в центре. Там оба волка замерли, а потом легли, поджав лапы, при этом чёрный посмотрел на меня и уркнул — слезайте, мол.
Мы спустились на землю, и Конни сразу же подбежал ко мне — всё-таки такое количество незнакомых людей… угу, людей, да… его пугало. Я осторожно взял его за руку и огляделся. Нас окружали типичные индейцы — женщины и девушки в вышитых платьях из тонко выделанной кожи, леггинсах*** и мокасинах, с заплетёнными в косы волосами и яркими головными повязками, несколько мужчин, одетых в одни только леггинсы, с татуированными торсами, мальчики и девочки лет пяти-семи, одетые практически как взрослые, и совсем голенькие малыши, на вид лет до трёх. Именно эти малыши, поспевавшие к важному зрелищу на своих не слишком твёрдых ножках, стали на бегу превращаться в смешных толстолапых волчат, которые всей стайкой окружили взрослых волков, теребя их за шерсть и хвосты, взбираясь на спины и вообще бесчинствуя, не давая взрослым обратиться. Зрелище было презабавное, и мы с Конни невольно рассмеялись. Несколько индианок сразу позвали волчат красивыми певучими голосами, и те, отпустив законную добычу и тут же перекинувшись обратно в малышей, заковыляли к матерям и сёстрам.
