Я с удовлетворением отметил, что голос Томми постепенно окреп, да и у меня в голове всё больше прояснялось. Увы, но двигаться я по-прежнему не мог.
Джон притащил меня в нашу камеру. Конни сидел на кровати, обхватив себя руками, так, словно ему было холодно, и, не отрываясь, смотрел на дверь. Увидев Джона, он вскочил и вскрикнул:
— Гарри! Гарри! Что вы с ним сделали?
Джон вошёл в камеру, защёлкнул замок, проведя по нему картой, что висела на длинной цепочке у него на шее, свалил моё тело на кровать и повернулся к Конни.
— Он был непослушным мальчиком и наказан, — произнёс негр.
Конни забрался с ногами на кровать и прижался к стене. Его била крупная дрожь. Джон поправил моё тело, посадив меня и привалив к стене.
— А сейчас ты увидишь, Гарри, как другой мальчик, который ни в чём не виноват, будет страдать из-за твоего плохого поведения.
Что? Он что собирается сделать с Конни, тварь черножопая? Я отчаянно пытался вернуть себе контроль над телом, но химия, которая продолжала гулять по моему организму, держала меня крепче кандалов.
Джон же развернулся и стал своей мерзкой тушей надвигаться на прижавшегося к стене Конни.
— Я обещал тебе поиграть, красавчик? Что ж, давай поиграем… У дяди Джона есть вкусный леденец, малыш… Хочешь полизать?
Что-о?!! Гадость какая, ах ты, тварь!
Конни практически вжался в стену, в его глазах застыл ужас, у него вырвалось отчаянное:
— Гарри! Гарри! Спаси меня! Ты обещал, Гарри!
Джон расхохотался:
— Твой приятель ничем не поможет, красавчик… Он сейчас, как бревно, настоящее бревно, профессор своё дело знает… а когда мы поиграем с тобой… я покажу тебе, что это так…
— Не трогайте меня! — отчаянно вскрикнул Конни. — Гааарриии!!!
Джон подошёл ещё ближе, я слышал, как участилось его дыхание, от него запахло кислым противным потом, как от козла в гоне, а потом я услышал, как вжикнула молния.
— Сейчас дядюшка Джон даст малышу леденец… — голос Джона стал высоким и почти ласковым, Конни застыл, словно пойманный змеёй кролик, в глазах его застыл ужас, но тут… Тут меня словно что-то толкнуло в солнечное сплетение, что-то горячее и острое, это детская стихийная магия вырвалась, наконец, на свободу, переборов искусственное лекарственное оцепенение.
— Отвали от него, тварь! — прохрипел я не своим голосом, вскочил с кровати и, в мгновение ока, оттолкнул Джона от Конни. Получилось весьма сильно для моего хилого тела. Негр отлетел в угол, словно тряпичная кукла, ударился головой об стену, но сознания не потерял, более того, стал подниматься — жуткий, с окровавленным от удара лицом, заклеенным ещё и пластырями. Чисто зомби из фильма ужасов.
— Ах ты, маленькая дрянь! — прохрипел он. — Придушу! Никто не смеет мешать дяде Джону играть с красивыми белыми мальчиками!
Он всё ещё не воспринимал меня, как серьёзную угрозу, видимо утратил способность мыслить адекватно. Но я не стал дожидаться, пока этот гад свернёт мне шею, колючая, обжигающая волна продолжала жечь изнутри, требуя выхода, и я, вытянув руки вперёд, на автомате рявкнул:
— Сектумсемпра!
Нет, это заклинание мы ещё не отрабатывали. Я просто выкрикнул первое, что мне пришло в голову, но стихийная магия, подкреплённая сильнейшим желанием, сработала, как по нотам.
На Джона словно обрушились десятки невидимых лезвий, он заорал, одежда превратилась в лохмотья, хлынула кровь, одно из «лезвий» прошлось в районе паха, и на пол упал какой-то скукоженный окровавленный комок, а вой Джона перешёл в высокий визг.
Я торопливо схватил Конни за руку и крикнул:
— Бежим отсюда!
Как ни странно, пацан не стал изображать кисейную барышню и падать в обморок, напротив, он вцепился в мою руку, как утопающий в соломинку, и немедленно соскочил с кровати.
— Гарри! Ты спас меня! Но дверь!
Что — дверь? Ах, да, Джон же её запер… Я покосился на рухнувшего на пол негра, которого продолжали полосовать невидимые лезвия, вновь почувствовал в солнечном сплетении упругую горячую волну и резко выдвинул вперёд левую руку. Дверь я вынес чистой стихийкой, потянул за собой Конни, и мы помчались по коридору, вновь оказавшись в комнате, в которой я очнулся в первый раз.
Но там нас уже ждали.
— Далеко собрались, мальчики? — ласково спросил «профессор».
— Не ебёт! — огрызнулся я по-русски, и с чего-то вспомнил радистку Кэт, которая кричала на своём родном языке во время родов. — Пошёл на хуй!
На лице «профессора» промелькнуло недоумение, но он явно понял по интонации, что я ему не доброго утра пожелал, и в его руках появился… даже не знаю, как это назвать… Больше всего это было похоже на ветеринарный «пистолет», с помощью которого колют снотворное хищникам в зоопарке, если нужно оказать им срочную помощь, а глупые зверюги не расположены её принимать.
— Если вы сейчас вернётесь обратно, — спокойно произнёс он, — обещаю не наказывать вас слишком сильно. Раз, два…
Ага, щазз… Я и так был разозлён сверх меры, а магия продолжала колоть и распирать меня изнутри. Я вновь рывком выбросил вперёд левую руку и снова крикнул:
— Сектумсемпра!
Кисть руки «профессора» просто смахнуло невидимым лезвием к чёртовой матери, он заорал, кровь стала течь из обрубка руки, и невидимые лезвия стали полосовать белый халат на ленточки…
— Дженет! — успел вскрикнуть «профессор». — Дженет!
Но это было последнее членораздельное слово, которое он смог произнести. Невидимые лезвия Сектусемпры были безжалостны: они одновременно наносили множество мелких прямых ран, словно кто-то резал «профессора» на клочки невидимой бритвой. Потом визг перешёл в глухие, бессознательные стоны, видимо «профессор» потерял сознание от чудовищной боли.
У вбежавшей на крик Дженет в руках оказался уже не ветеринарный, а самый настоящий пистолет, она даже успела нажать спусковой крючок… но я выпустил магию на волю, и дуло пистолета стало просто стекать вниз, раскалившись добела. Дженет с визгом выронила пистолет, и он растёкся по полу лужицей расплавленного металла. Начал трескаться кафель… гореть, правда, здесь было особо нечему, но всё равно, смотреть было приятно.
«Профессор» продолжал глухо стонать, а женщина вжалась в стену, в глазах её был ужас, она подняла левую, необожжённую руку к лицу и стала мелко креститься, бормоча:
— Изыди, отродье дьявола!
— Заткнись, дура! — рявкнул я. — Здесь есть ещё пленники?
— Не…не…не… — бормотала Дженет.
— Я спрашиваю, здесь есть ещё объекты? — продолжал наступать на неё я. Знакомое слово словно включило программу, и Дженет ответила спокойным металлическим голосом:
— В соответствии с приказом, все предыдущие объекты утилизированы.
Ах ты ж! Если тут был Люпин, значит они и его… тоже? И дети… Несчастные дети… Их было не меньше десяти… сволочи!
— Вы убивали детей? — прохрипел я.
— Это были объекты, заражённые опасной болезнью. Мы проводили опыты по их излечению, — продолжала со странным спокойствием отвечать Дженет.
Я сильнее сжал руку Конни, и тот судорожно вздохнул. Я прижал его к себе и прошептал:
— Нам нужно выбираться отсюда. Других здесь нет.
Конни кивнул и спрятал лицо у меня на плече. Я чувствовал, как он дрожит, но он держался. Для восьмилетки — так просто потрясающе: не запаниковал, не впал в истерику и не отвлекал меня.
— Где выход? — спросил я начинающую бледнеть Дженет. Похоже, у неё не только ожог руки, наверное, я ей что-то внутри повредил неосознанно… Но после этого вопроса на лице женщины появилось злобное торжество:
— Я активировала систему! Выхода больше нет! Вы сдохнете здесь, дьявольские отродья, вы — зараза для всех нормальных людей… Я не выпущу заразу наружу… Дженет Бирбоун помнит инструкции…
Я почувствовал нарастающий гул, пол под ногами дрогнул, продолжавший стонать «профессор» затих. А Дженет засмеялась таким злобным и безумным смехом, что куда там Беллатрикс Лестрейндж.
— Гарри… — прошептал Конни, — Гарри, мы умрём?