– Хочу, чтобы здесь и немедленно появился магистр Валенкир! Вот так! Валенка сюда! Пусть, сволочь трусливая, вместе с нами выкручивается!

Светлый лик Верховного исчез, и более не произошло ничего. Семин стоял, нервно заломив руки за спину и вспоминая слова Валенкира: «Выражаешь свое желание, и оно, скорее всего, исполняется».

– Скорее всего, исполняется… – прошептал он. – Скорее всего… Но может и не исполниться… Выходит, они могут просто напросто кинуть! Пролохотронить! О, чувствую, это будет в их божественном стиле: мы тут букашки под чужими башмаками, а они, сиятельные, слишком заняты!

В нижнем зале Магистрата сегодня все места были заняты. На повестке дня имелось три острейших вопроса. Первый, значившиеся на желтом пергаменте длинной и мудреной строкой: «О разумной целесообразности моления Верховному Нарфизину каждый пятый день не раньше предвечерней трапезы и не позднее полного угасания дневного светила», решили довольно быстро. Чего там было размышлять? Всем очевидно, что надо молиться Нарфизину каждый пятый день, иначе бардак получался. Второй, тоже непростой вопрос, записанный ниже пурпурными чернилами выглядел так: «О необходимости запрещения заклинаний седьмого уровня в мирах второго уровня». С ним так же покончили скоро девяносто восьмью полномочными голосами против шести и без особых дебатов. Зато последний вопросик «О дополнительном питании дежурных при ментальных концентраторах» вызвал апокалипсическую бурю в зале. Дело заключалось в том, что дежурили возле магического концентратора далеко не все. Те магистры, которые наиболее часто ходили со Стражами на обезвреживание незаконников, как правило, освобождались от бдений возле магической машины. И таковых насчитывалась почти половина. По неизвестно кем выдвинутой инициативе они как бы лишались части дефицитных продуктов в пользу народа, дежурившего возле хрустальных шаров наиболее часто.

– Вы с ума напрочь сошли! – кричал старичок с куцей бородой. – По-вашему посидеть вечерок возле концентратора, это большая работа?!

– Верно! – поддержал его магистр Кептенхош. – Совсем обнаглели! За что им спрашивается жрать больше?! На хлеб и воду этих, б… б… блин, операторов!

– Я, понимаете, со своими Стражами по самым опасным мирам шастаю! Я, понимаете, грудь под стрелы подставляю, а кто-то за меня на пушистых коврах паюсную икру кушать будет! Не пройдет! – взвизгнул его сосед и затопал ногами.

Другая группа завсегдатаев Магистрата громко убеждала в обратном. Тоже рьяно топала ногами, размахивала кулаками и приводила контрдоводы, живописуя тяготы ночного бдения у волшебной машинки. Кто-то самый сообразительный решил дать слово магистру Гульке, и тут же левитирующее кресло с калекой поплыло к подиуму, подталкиваемое сторонниками сытных дежурств.

Хотя у магистра Гульки не было ни рук, ни ног, и он не умел сердито топать или убедительно жестикулировать, он обладал другим достоянием – очень громким голосом, к которому прислушивались даже те, кто вовсе его не хотел слушать.

Едва достигнув мраморного возвышения, Гулька удовлетворенно улыбнулся, набрал побольше воздуха в грудь и заорал:

– А вы знаете, как устают глаза, когда целый вечер пялишься в хрустальные шары и плаваешь разумом во вредном ментальном поле?! Это вам не со смазливыми ведьмами по дальним мирам шляться! Это работа! Тяжелая работа глаз и ума!

Зал на какое-то время притих, и половина собравшихся закивала. Калека-магистр удовлетворенно прищурился и продолжил:

– За такую работу не десять процентов прибавки к ужину требуется! – проревел он и снова оглядел зал, поворачивая покрасневшую от натуги голову.

– А сколько? – скромно поинтересовался молодой человек в звездно-синем халате.

– А по три кило этой самой паюсной икры! И трюфели в сметане, чтоб зрение скорее восстанавливалось, и мозги хоть чуть-чуть работали! – саркастически крикнул кто-то с дальнего ряда.

Часть собравшихся разразилась смехом. Однако смех это Гулька прервал оглушающим голосом:

– Да, по три кило паюсной и трюфели в сметане. И еще тридцать дней к ежегодному отпуску. Попрошу магистра Валенкира сюда, – не имея по несчастью рук, калека указал носом на человечка в красной мантии. – Он провел важные расчеты и сейчас докажет всем вам необходимость поддержания наших уважаемых и многострадальных дежурных, опираясь на выкладки современной магической науки.

Валенкир пробивался к подиуму с исключительным трудом. То и дело на его пути попадались чьи-то ноги. Чьи-то шаловливые пальцы дергали его за край одежды, не пуская к беломраморному возвышению. В конце узкого прохода магистру вообще пришлось пробиваться с боем, расталкивая сторонников традиционных норм, повыскакивавших с мест.

– Господа магистры, – негромко и внятно проговорил Валенкир.

– Господа магистры! – продублировал Гулька его речь громовым ором.

– Многие из вас находятся в невежественном заблуждении, что бдения возле ментального концентратора – это легкая работа или даже веселое времяпровождение, – проговорил Валенкир. – Сейчас я докажу вам, что это не так, призывая свой личный опыт общения с этой чудовищной машиной и опыт моих коллег. О зрительном напряжении я скажу чуть позже. Сначала несколько слов о напряжении ума, постоянно находящегося под воздействием чужеродных ментальных полей. Замечено и даже научно доказано, что всего за один вечер, проведенный возле концентратора, мозг подготовленного мага потребляет в три раза больше энергии, чем, скажем, мышцы рыцаря, орудующего мечом в самой беспощадной схватке. Точный цифры я приведу чуть позже. А сейчас, пожалуйста, скажите мне, что случается с ментальным и физическим телом человека, получающим всего треть питания?

– Наступит истощение, – выкрикнул толстяк с четвертого ряда, похлопывая себя по круглому животу.

– Необратимое истощение! – заметил Гулька, выглядывая из-за Валенкира. – Человек будет тончать, пока не пропадет вовсе!

– Правильно! – согласился Валенкир. – Отдавая себя полностью дежурствам возле концентратора и не получая взамен достаточно пищи, мы рискуем вовсе пропасть. Я подозреваю, что некоторые из нас уже находятся на этой грани, – он хотел было для примера указать на магистра Хрипикула, похожего на скелет, обтянутый морщинистой кожей, но в этот миг бледно-розовое облако окутало его самого. Почуяв некую странность, Валенкир встрепенулся, вытянул руки к Гульке, качнувшемся в левитируюшем кресле, и принялся бледнеть и таять на глазах у притихшего зала.

– Это знак свыше! – высказался кто-то, тыча пальцем в исчезающего Валенкира. – Предостережение всем нам! Вот, что значить ограничивать себя в здоровой пище!

Артема Степановича Верховный не обманул. Семя Желания натурально сработало. Потолок озарило сияние, на этот раз малинового цвета. Что-то громыхнуло, и на пол свалился магистр Валенкир. Благородное, чисто выбритое лицо магистра стало красным, как мантия, наброшенная на его плечи. Он огляделся выпуклыми глазами по сторонам. Увидел Семина и заорал во всю глотку что-то бессвязное. Возможно, это было заклинание: вокруг магистра образовалась ядовито-желтая дымка, и запахло протухшей рыбой. Но если вопль Валенкира и был заклинанием, то оно сработало не до конца или прогромыхало впустую.

– Заткнитесь, магистр! Немедленно заткнитесь! – Артем подбежал к нему и со смачным шлепком приложил ладонь к его раззявленному рту.

В тот же миг Страж почувствовал, как в его руку впиваются крепкие зубы, и едва не закричал сам.

– Здесь, за дверью грехоморы и дейфы, – Семин взял магистра за челюсть и резко повернул к двери, за которой послышались тяжелые шаги и чьи-то голоса. – Еще один звук, и нам конец! Ясно?!

Валенкир судорожно кивнул. Его глаза стали еще больше, на белках проступили красные жилки.

– Разъясняю обстановочку. Слушайте и не перебивайте, – призывая к вниманию, Страж щелкнул перед его носом пальцами и, вместо логически напрашивающегося «чпок», зашептал: – Итак, дейфы совсем рядом, там же куча их подельников – всяких ужасных существ. У нас с ними уже случилось две кровопролитных битвы. Вероятно, Хельтавар с Тришкой тоже где-то здесь околачиваются.