— Конечно, юноша, — сказал король, — ты можешь попытаться исцелить принцессу. Но знаешь ли, что ждет тебя, если тебе это не удастся?

— Знаю, — твердо ответил Радош.

Король позвал своего придворного, приказал ему отвести Радоша в покои принцессы и оставить там одного. А сам тайным знаком приказал придворному, чтобы тот подслушал, что там будет происходить.

Придворный повел его через множество зал, одна роскошнее другой. Наконец дошли они до покоев принцессы. Придворный открыл последнюю дверь и знаком показал Радошу, чтобы тот вошел.

Принцесса Либена сидела в своей комнате у окна и вышивала золотом.

Ни одна жилка на ее лице не дрогнула, когда Радош вошел. Ни на один миг она на него не взглянула, словно принцесса была безжизненной, как ее портрет, который висел в золотой раме на стене.

Радош поклонился принцессе, но не стал говорить с ней.

Он подошел к портрету Либены и, обращаясь к нему, сказал:

— Разреши ты, прекрасный образ, большой спор, который идет во дворце: резчик вырезал из дерева девушку, портной сшил для нее платье, а третий человек дал ей речь. Кому та девушка обязана своей жизнью?

— Кому же, как не тому, кто дал ей речь! — вдруг промолвила принцесса и продолжала шить.

Радош с поклоном вышел. Радостно было у него на душе: принцесса заговорила!

Но придворному, который все это слышал, стало завидно, что простому, бедно одетому юноше удалось сделать то, чего не смог добиться ни один знатный барин. И он сказал королю, что принцесса не произнесла ни слова.

Король приказал, чтобы Радош остался в замке на второй день.

На следующий день придворный опять привел Радоша в покои принцессы. Снова юноша задал портрету тот же вопрос. И принцесса опять ответила:

— Я вчера тебе уже сказала, что третьему человеку она обязана жизнью.

Придворный, который подслушал и этот разговор, опять доложил королю, что принцесса не произнесла ни слова.

Но на третий день король сам захотел пойти послушать.

Радош вошел к принцессе и опять обратился к портрету с таким же вопросом.

— Я уже два раза тебе сказала, что девушка обязана жизнью человеку, который дал ей речь. Что тебе еще нужно? — сказала Либена и встала из-за стола.

Тут вбежал король и, плача от радости, бросился к дочери. Потом взял Радоша за руку и сказал:

— Юноша, ты избавил меня от большого горя! Ты исцелил мою любимую дочь! Будь же моим сыном и королем, потому что я вижу, что ты умнее и талантливее всех других.

— Милостивый король, — ответил Радош, — ведь я из простых людей. Захочет ли прекрасная принцесса, чтобы я был ее мужем?

— Ты меня своим умом освободил от колдовства. Никого другого не хочу я иметь своим мужем, хроме тебя, — сказала Либена и подала Радошу руку.

Сейчас же по городу разнеслась весть, что принцесса исцелена, а ее исцелитель — простой подмастерье ювелира.

Через некоторое время была свадьба, и принцесса блистала в драгоценностях, которые ее жених сделал собственными руками.

Радош правил мудро, как ни один король перед ним, и народ его любил.

Было у него несколько сыновей, и каждый из них должен был с детства учиться какому-нибудь ремеслу. Но были ли они так же умны, как их отец, неизвестно.

ТРИ ПРАЧКИ

(Словацкая сказка)

или-были три бедные прачки. Не было у бедняжек ничего, кроме того, что сами своими руками заработают. Жили они далеко за городом, в маленьком домике, со своими тремя мужьями. Мужья их ходили в город дрова колоть, а сами они на речке людям белье стирали; так с грехом пополам и перебивались.

Вот раз ждут они вечером мужей домой из города, а те все не идут. Да так и не пришли. И найти их бедные не могли, — как ни искали, кого только ни расспрашивали. Стало бедным прачкам без мужей еще труднее жить. Кто им теперь дрова в лесу нарубит? Все самим приходилось делать: и нарубить, и принести.

Купили они раз мерку ржи — хотели хлеба себе испечь. Намесили теста в квашне, все приготовили — только печь затапливай. А огня-то нет!

Пошла старшая в город огня добывать, а младшие обе крепко ей наказали скорей возвращаться, потому — больно есть хочется, целый день ничего не ели, а уже солнце садится. Стали они ее ждать. Ждали дотемна, а ее все нет. Видно, заблудилась, потому что жили они в лесу. Хотели они обе пойти на розыски, да нельзя дом бросить. И пошла средняя, а самая младшая осталась тесто месить, чтобы к их приходу все готово было. Перемесила она тесто, посидела, отдохнула, а тех все нет. Стали страх и голод ее мучить; что делать — не знает. Подумала и сама собралась пропавших искать. На дорогу испекла себе из поскребышков три хлебца прямо на уголечках, что еще горячие были. «Найду их обеих, — думает, — вместе съедим».

Пошла она старой знакомой тропинкой в город и, хоть ночь темная была, ни разу с дороги не сбилась. Вдруг видит: узкая ложбина вниз с горы. «Не пройти ли мне этой ложбиной? — подумала. — Ведь так, пожалуй, ближе будет».

И свернула туда. Шла она, шла, бежала, бежала, а ложбине все конца не видно. И когда уж далеко зашла, поняла она, что заблудилась. Только хотела назад вернуться, вдруг видит: вверх по ложбине, навстречу ей, светлый всадник едет и собачка бежит. Подошла она к нему, опрашивает, куда дорога ведет. Очень понравился ей этот светлый худой всадник; не могла она на него надивиться. Такими же светлыми и худыми были и конь его и собачка, что впереди бежала.

— Дай вам бог счастья, молодой господин, — обратилась путница к всаднику. — Не скажете ли, как мне до города добраться? Ах, какие вы худые, — и вы сами, и конь ваш, и собачка! Может, покушаете? Вот у меня поскребышек.

Вынула она один хлебец из сумки и протянула им. Собачка раскусила его на три одинаковые части и одну дала хозяину, другую коню, а третью сама съела.

— Спасибо, что нас накормила, — сказал всадник. — Дорогу мы тебе указать не можем. Но ступай всё по этой ложбине. Встретишь еще одного всадника; только тот потемней будет, потому что от меня свет получает. Может, он тебе дорогу укажет. А мне надо скорей дальше.

Пошла она дальше, а от всадника такое сияние идет, что в ложбине и темной ночью все, как есть, видно, — с дороги не собьешься, в лесу не заблудишься. И только она всадника из виду потеряла, — глядит, навстречу ей другой светлый всадник, и впереди опять собачка бежит.

— Дай вам бог счастья, молодой господин! Может, укажете мне дорогу: как из этого леса поскорей выйти? Я уже давно тут брожу, все никак не выберусь. Нате вот, покушайте поскребышка — вы такой худой.

И протянула ему хлебец. Собачка схватила хлебец, раскусила на три части и разделила между ними троими.

— Спасибо, что нас накормила! — сказал всадник. — Но дорогу мы тебе указать не можем, потому что сами не знаем. Мы должны за тем передним всадником всегда ездить, из виду его не теряя, чтобы часть света от него всегда на нас падала. А ты ступай дальше по этой ложбине. Встретишь еще одного — черного всадника Он тебе скажет, что делать.

От этого всадника свет шел уже слабее; скоро путница совсем потеряла его из виду и шагала в черной тьме. Вдруг навстречу ей третий, совсем черный, всадник. Она отдала ему третий хлебец и спросила, куда ей идти.

Черный всадник остановил коня и собачку.

— Ступай, — говорит, — по этой ложбине; только смотри, не сбейся с дороги и не заблудись в лесу. И придешь ты к одному дому. Посреди двора, увидишь, дрова в костер сложены, и на нем фонарь горит. Ты в дом не ходи, а иди в конюшню Там в сенях недоуздок висит. Сними его, только тихонько, чтобы дыханья твоего не было слышно. А то разбудишь коня, что в конюшне стоит, и он за тобой кинется. Как возьмешь недоуздок, ступай в дом, — через две горницы в третью. Там все будет светиться. Но ты хоть страшное увидишь, не пугайся, а иди смело вперед. Войдешь в третью горницу, — там старый колдун, за столом сидя, спит. Накинь ему на шею недоуздок, и что он ни станет делать, ты не обращай внимания, а тащи его за недоуздок прямо во двор, к костру, зажги тот костер свечой из фонаря и наверх положи колдуна. Пусть он сгорит. Не выпускай его, что бы он ни делал, как бы ни изворачивался, во что бы ни превращался. Коли все это исполнишь — освободишь и нас и себя, а коли нет — пропадешь так же, как пропали твои подруги, которые тоже так вот заблудились. Первый всадник, которого ты встретила, служит тому колдуну вместо солнца, второй — вместо месяца, а я — вместо ночи. Ты нас накормила, и мы не будем домой спешить, подольше на дороге задержимся: пока мы ездим, колдун не проснется. У тебя довольно времени; только не мешкай и делай все осторожно, как я тебе сказал.