— Спасибо, Адам, — сказала она хрипло.
— Дай мне руку.
Поколебавшись всего мгновение, Розали протянула руку и доверчиво вложила ее в раскрытую ладонь Адама.
— Завтра после твоего отъезда я объясню Кейт, что твой приезд был проявлением твоей заботы о ней, о наших с ней отношениях, и попрошу не видеть в этом пролога к чему-то более длительному и постоянному.
Конечно, он лукавил, поскольку сам не мог отказаться от надежды сделать их отношения с Розали более серьезными и длительными. Он почувствовал, как ее рука сжала его ладонь, инстинктивно протестуя против неизбежного расставания.
— Я буду… очень благодарна. Скажи ей, что я сожалею, если невольно заронила какую-то надежду…
Адам кивнул, поглаживая большим пальцем нежную кожу на внутренней стороне ее запястья и чувствуя, как ускоряется ее пульс.
— А теперь давай обо всем забудем и сделаем наш последний вечер памятным и счастливым.
С глубоким выдохом долго сдерживаемое напряжение покинуло Розали. Тело ее обмякло, и она благодарно улыбнулась Адаму.
— Это прекрасная мысль.
Розали очень надеялась, что Кейт, периодически подбегавшая к ним, чтобы глотнуть холодной диетической колы, и веселившая рассказами о каких-то забавных происшествиях во время танцев, не заметила ее напряжения.
В промежутках между появлениями разгоряченной дочери Адам с юмором развлекал Розали рассказами о жизни на острове и островных традициях. Он заметил, что здесь во многом сказывается влияние англичан, и прежде всего в правостороннем движении, при том что большинство машин здесь — американские, у которых руль слева, и надо еще постараться, чтобы приобрести сноровку в езде на машине по здешним правилам. Не стоит также удивляться, встретив на центральных улицах людей, забинтованных с ног до головы, — это пациенты местной, очень дорогой клиники пластической хирурги!!.
Розали расслабилась и почти не заметила, как пролетело время, веселье закончилось и Кейт объявила, что устала и готова ехать домой. Путь до виллы показался Розали пугающе коротким. Семейная часть вечера подошла к концу, когда Кейт пожелала всем спокойной ночи и отправилась спать, оставив ее наедине с Адамом. Несмотря на то что они провели вместе уже три ночи, сейчас Розали было немного не по себе из-за того, что оба они знали, что эта ночь — последняя, что это — конец.
Адам снова взял ее за руку, и это был скорее дружеский, чем сексуальный жест. Может быть, своим рассказом она убила в нем всякое желание? Или тем, что дала понять, что не хочет никаких более тесных и продолжительных отношений с ним? Она попыталась высвободить свои пальцы, чтобы уйти в свою спальню, потому что еще одного разговора ей просто не вынести.
Но Адам не отпустил ее, а, наоборот, развернул к себе лицом, взял ее за вторую руку и прижал обе ладони к своей груди, давая почувствовать жар своего тела и услышать стук сердца.
— Розали…
Она подняла на него взгляд, полный боли и… с радостным облегчением увидела в его глазах неистовое, едва сдерживаемое желание, которому не требовалось словесного подтверждения.
— Ты подаришь мне эту ночь? Всю ночь?
Все предыдущие ночи она оставляла Адама и уходила в свои апартаменты, чтобы не дать ему повода думать, что она рассчитывает на какие-то длительные отношения, но прежде всего чтобы медленное чувственное порабощение не обернулось для нее потерей самой себя. Но сейчас, когда они оба знали, что завтра для них не наступит, в том, чтобы до утра остаться в его постели, не было ничего нечестного и вводящего в заблуждение. Кроме того, она не могла больше бороться с искушением пополнить копилку памяти еще одним незабываемым воспоминанием об Адаме Кэйзелле.
— Да, Адам. Да, — пообещала она нежным страстным шепотом.
Он привлек ее к себе, и это теплое, надежное объятие облегчило боль, снедающую ее изнутри. Ее руки обвились вокруг его шеи, а пальцы зарылись в густые, чуть вьющиеся волосы. Их губы слились в поцелуе, как будто ища избавления от одиночества и даря друг другу магическое удовольствие.
Адам обнял ее за плечи, Розали его — за талию, и так, обнявшись, они направились в его спальню. Процесс раздевания друг друга превратился в безмолвную торжественную церемонию, где имели значение каждый взгляд, каждое прикосновение.
— Это не секс, Розали, — тихо сказал Адам, подхватывая ее на руки и покрывая поцелуями лицо. — Это любовь. — И она поняла, что эти слова идут из самого его сердца.
Прижимаясь к нему всем телом и страстно отвечая на поцелуи, Розали вдруг поняла, что Адам Кэйзелл ей не просто нравится — она любит этого мужчину. Для нее вдруг стало очень важно, чтобы он почувствовал это, перестал считать, что она использовала его для приобретения этого нового для нее жизненного опыта. Пусть это станет ее прощальным подарком Адаму. Каждое движение, каждое прикосновение Розали наполнилось любовью и нежностью, которыми были переполнены ее душа и сердце.
И когда он глубоко вошел в нее, замерев на миг, чтобы они оба могли прочувствовать этот момент их полного единения, Розали посмотрела ему прямо в глаза и прошептала:
— Ты всегда будешь частью меня, Адам.
— А ты — меня, — также шепотом ответил он, как будто принося клятву.
С этим чувством она утром покинула Тортолу. С этим чувством она жила все последующие дни, недели, месяцы. Как бы ни была она занята — работой ли, заботой о детях, требующих помощи и участия, — это чувство жило и крепло…
Ей никогда не забыть Адама Кэйзелла.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Телефон зазвонил, когда только что вернувшаяся домой Розали разбирала купленные настольные игры. Это были игры, в которые она играла с Адамом и Кейт на Тортоле. Она собиралась в очередную поездку в Камбоджу и хотела порадовать тамошних своих подопечных.
— Розали Джеймс, — привычно ответила она. Мыслями она была на прекрасном острове в Карибском море, на веранде роскошной виллы, за столом, на котором была разложена игра, и Кейт азартно сражалась со своим отцом, но была снисходительна к Розали, которая играла впервые.
— Это Рибел. Сто лет тебя не видела.
— Я почти не бываю здесь, извиняющимся тоном посетовала Розали.
— Ну раз уж я тебя застала, приезжай завтра на ленч. Завтра у Селесты последний день осенних каникул, и она тоже будет рада тебя видеть.
Селеста — лучшая подруга Кейт. Не уловка ли это со стороны сестры, чтобы снова свести ее с Адамом и Кейт?
— Она приехала одна?
— Да. Успокойся, кроме членов семьи, больше никого не будет, — сухо заверила ее Рибел, зная необщительный характер Розали. — Приедешь?
Напряжение ослабло, и Розали искренне сказала:
— Буду рада повидать всех вас.
— Я пришлю за тобой «роллс-ройс». В девять устроит?
— Конечно.
Семейный обед… Опуская трубку на рычаг, Розали мысленно отругала себя. Она всегда с удовольствием бывала в Дэвенпорт-Холле, и глупо было избегать поездок туда лишь потому, что они неизбежно напомнят ей о первой встрече с Адамом. Она и без напоминаний не в силах забыть о нем, а они повсюду — вот хотя бы настольные игры, которые она купила.
С тех пор как она вернулась с Тортолы, Рибел только один раз упомянула Адама в телефонном разговоре, осторожно пытаясь выяснить, не досаждал ли он ей, получив номер ее телефона. Розали заверила сестру, что он повел себя как джентльмен и не докучал ей, и извинилась за то, что вспылила в разговоре с ней. С ним она действительно оказалась в безопасности.
Ни одна сплетня, объединяющая их имена, не просочилась в прессу. Кроме того, Адам не предпринял ни единой попытки заставить ее изменить свое решение. Они ни разу не встретились — ни намеренно, ни случайно. Единственное, что он сделал, — заставил ее взять свою визитную карточку на случай, если она вдруг сама решит ему позвонить или ей потребуется его помощь в чем угодно.
Однако Розали пришло в голову, что Кейт могла рассказать Селесте о ее визите на Тортолу, а та — Рибел и теперь сестра неспроста приглашает ее в Дэвенпорт-Холл.