Пятница, 16:30.

Она выкинула из жизни почти девять часов на сон. В пизду.

В этом был плюс. Она была не в коме и проебала всего день, а не несколько недель или месяцев. Но минус был куда значительней: все происходящее было реальностью.

Кроме цирка, разорвавшегося на части отца и его любовницы.

Молли прошмыгнула мимо медсестры, не поднявшей на нее глаз, и проскользнула в необходимый коридор, также воровато оглядываясь, словно сейчас ее могут поймать и заставить предстать перед судом или отправить к директору. Палата, в которой еще вчера Джейн просиживала дни, пустовала, и на кровати покоился голый матрас. Одна из уборщиц заприметив ее, отмахнулась, давая понять, что здесь ее точно не рады видеть.

Как и везде.

Стоило женщине лет пятидесяти отвернуться к окну, Молли показала ей средний палец, не думая о том, что со стороны это выглядело глупо, будто бы ей лет пятнадцать.

В очередной раз она не подумала о Джейн, а точнее оставила эту мысль напоследок. Нельзя было сказать, что Молли не волновалась за единственного живого члена семьи, но металась от одной идеи к другой. Все же ей хотелось оставить этот балласт позади и начать все сначала, но Джейн была ее сестрой. И, наверное, не поступила бы так.

Она же не могла далеко уйти.

У нее вырвался неуместный смешок, отчего пришлось списать все для немногочисленных окружающих на приступ кашля, прикрыв рот рукой. Это не было злой насмешкой над немощной сестрой, а скорее желание скрыть переживание и мысли о реанимации, ампутации еще одной конечности или о чем-то еще наихудшем.

Не поддавайся чарам.

Неизменная медсестра за стойкой все также увлеченно смотрела в экран моноблока, слегка закусив губу. Техника была расположена таким образом, что незаметно заглянуть и выявить причину некого азарта играющего в глазах, было невозможно.

Но Молли очень хотелось верить, что там действительно было что-то стоящее, а не открытый пасьянс или бульварное чтиво, выведенное на большой экран.

Ригс постучала пальцами по стойке, привлекая к себе внимание, ограничиваясь лишь неформальным жестом приветствия вместо громких слов. Девушка подняла на нее глаза и, облизнув верхнюю губу, учащенно захлопала ресницами, которые слегка слиплись от дешевой туши.

- Я насчет своей сестры, - Молли привыкла грубить им всем, но теперь будто решила испробовать иную тактику, стараясь варьировать между скользкими темами. – Джейн Ригс. Я ее сестра.

На последних словах голос срывается по каким-то неизвестным причинам, будто бы она вот-вот готова разрыдаться от самого факта родства с кем-то с таким именем.

Девушка склонила голову на бок, а после вновь посмотрела в экран моноблока, щелкая компьютерной мышью и что-то вбивая на клавиатуре.

Молли не смотрела за ней, но была уверена, что пальцы медсестры сейчас замерли между буквами «w» и «r», решая, спросить, сколько букв «e» в фамилии или лучше проверить методом проб и ошибок.

- Одна, - подсказала Ригс, продолжая отбивать пальцами по поверхности стойки, оставляя отпечатки. – Моя сестра у вас почти месяц, может меньше, была в другом крыле, но оттуда меня выставили.

Все звучало абсурдно и Молли хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться или перестать нервничать. Какого хуя вообще она чувствовала себя провинившейся школьницей или ребенком первый обратившимся к старшим с какой-то неуместной просьбой подходящей взрослому.

Медсестра дважды что-то проверяла, а после подняла на нее взгляд наполненный испугом или страхом.

- Что?

Ригс произнесла это одними губами, пытаясь растолковать такую быструю перемену настроения. Вот потеха будет, если окажется, что таких людей не поступало в ближайшую пятилетку и все это очередной выброс шлака в память.

Девушка отрицательно покачала головой и покинула свое рабочее место, отходя к углу, где за ненадобностью располагался стационарный телефон. Одергивая кремовую юбку-карандаш, выглядывающую сквозь белый халат, она выглядела чересчур испуганной, и этот страх как назло передавался самой Молли.

Та нарисовала себе тысячу и один сюжет того, как вызовут санитаров и ее запирают в психбольнице или полицию или судебных приставов или еще кого-нибудь. Сейчас выйдут люди в костюмах и с фразой «Все будет хорошо» отведут ее за решетку и завяжут крепче смирительную рубашку.

Медсестра все еще держала трубку у уха и не затрудняла себя нажать на одну из кнопок телефона, отчего Ригс казалось, что она слышит продолжительные гудки в пустоту. Когда молчание стало невыносимым, девушка вернула трубку в исходное положение и, подняв левую руку, обращаясь к кому-то.

Почему-то только сейчас Молли озарило, что все медсестры должны носить какую-то одну форму, а не фривольничать и, наверное, эта девушка не медсестра, а просто кто-то. Кто-то к кому обращаются по глупым просьбам. Кто-то кто носит юбку-карандаш на работу и семенит, стуча каблучками туфель «Мэри Джейн».

Обращались к Бишопу, которого Молли никогда не могла описать внешне. Она не знала, как называлась и чем объяснялась ее забывчивость, но если бы не его очки в массивной оправе и прическа, с которой он напоминал Ив Сен-Лорана, то каждый раз ей приходилось бы смотреть на пластиковый бейдж-пропуск или того хуже спрашивать имя.

Они виделись считанные разы, и разговор всегда был инициативой медика. Молли не горела желанием узнать тонкости, вмешиваться в работу профессионалов своего дела каковыми все себя считали и уж тем более заботливо ежедневно выяснять самочувствие сестры. Еще в первую встречу она предоставила им полную свободу действия и сейчас была того же мнения.

На лица Бишопа проскользнула тень улыбки, и он пригласил в свой кабинет для какого-то разговора неподходящего для коридора.

Молли не слышала никого и боролась с желанием убежать, которое последнее время стало навязчивым. Бежать от проблем, себя, семьи, да кого угодно и забиться в дальний угол и желательно подохнуть как собака. Она уже решила для себя, что этот разговор сулит сплошное дерьмо, и лучшим вариантом было бы вернуться домой и навестить Джейн где-то через недельку-другую.

Тишину разрывали ее шаркающие шаги, треск ламп и тяжелое дыхание больных детей за тонкими почти гипсокартонными стенами.

Бишоп по-джентльменски пропустил ее первой в свой кабинет, в котором она была уже дважды.

Молли замялась только на пороге, прикрыв глаза, взывая к святым, чтобы помещение пустовало. Так, собственно говоря, и было. Никаких судебных приставов, никаких санитаров.

Алюминиевые жалюзи на окнах практически не пропускали свет, давая свободу искусственному освещению. Несмотря на то, что кабинет был просторный и практически не загроможден мебелью был сродни тюрьме с белесыми стенами увешанными дипломами и сертификатами в рамочках, давящими не хуже пресса.

Молли присела на свободный стул, ощущая как в горле пересохло, и сердце бешено забилось вновь в предвкушении часа расплаты. Вспомнить бы, в чем она еще виновата помимо своего скотского отношения и не своевременно уплаченного денежного долга. Бишоп расположился напротив нее и свел руки в замок.

- Мисс Ригс, - начал он, сосредоточив взгляд на что-то за ее спиной. Возможно, на рамки с международными сертификатами, греющими самолюбие. – Как ваше самочувствие?

- Н-н-нормально, - Молли прочистила горло, коря себя за то, что уже начала заикаться и не может произнести стандартную фразу. – Нормально.

Заебись. Лучше всех. Разве не заметно?

Мужчина кивнул и вновь перевел взгляд на нее. Невооруженным взглядом было заметно, что он пытался что-то сказать, но по какой-то неведомой причине не мог подобрать необходимых слов, предпочтя скользить ужом вокруг да около.

- Как давно вы знаете свою сестру? – он задал этот вопрос на полном серьезе, отчего становилось смешней.

- С ее рождения? – как-то неуверенно предположила Молли, протягивая руку к пластиковому стакану у кулера. – Вы можете добавить конкретики? Ну, там я должна Вам больше денег, ей сделали еще какую-то дорогостоящую операцию или что?