- Привет, Кейси, - Люк произнес это без какой-либо былой пылкости, притворства и без заранее зазубренного сонета. – Услышал из новостей об этом. Мне, правда, жаль. Она была слишком молода.
- Мы не были подругами, но ты прав. Этой участи никто не заслужил.
- Думаю, теперь его поймают, - он чувствовал недостаток слов, и хотел было добавить «Не знал, что ты была одной из первых жертв», но вовремя остановился. – Может, хочешь, чтобы я проводил тебя? Сейчас в городе небезопасно и поговаривают, что нужно ввести комендантский час.
В двадцать первом веке и комендантский час.
- Не утруждай себя.
Когда-то они могли говорить несколько часов подряд, пока не перестали изображать напускную мягкость духа и общительность. Сколько ни пытайся перекроить свою сущность, используя различную маскировку, – это всегда твой автопортрет.
“Мы сами создаем для себя тернии и даже не задумываемся, чего нам это будет стоить. А потом только и остается терпеть и уверять себя, что мучаемся не напрасно.”
- Поющие в терновнике. Колин Маккалоу
Комментарий к XII - О милосердии и страдании
* - Виктор Гюго - Отверженные
** - Аллюзия на 71 сонет Шекспира
“Я не хочу, чтобы своей тоской
Ты предала себя молве людской”.
========== XIII - О последнем обете ==========
За каждым твоим вдохом,
За каждым твоим движением,
За каждым нарушенным тобой обещанием,
За каждым твоим шагом,
Я буду наблюдать за тобой.
- Every Breath You Take. Sting
___________________________________
Есть такая легенда - о птице, что поёт лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поёт, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо всё лучшее покупается лишь ценою великого страдания… По крайней мере, так говорит легенда.*
___________________________________
Через неделю после плена Кейси была вынуждена посещать психологов во время реабилитационного периода. В какой-то степени это была идея следователя, который хотел выпытать через опытных специалистов детали по делу, восстанавливая картину тех дней.
Серые стены, глянцевый черный кафель, в котором можно было увидеть собственное отражение и мягкие кожаные кресла, позволяющие пациенту расслабиться и почувствовать себя в безопасности.
Это было третье занятие, во время которого Маршеллин (если судить по бейджу на халате) пыталась узнать о происходящем во время жестокого убийства, задавая наводящие вопросы о состоянии маньяка и жертвах.
- Когда ты выбралась, ты попыталась найти своих одноклассниц?
- Да.
- Как ты смогла открыть дверь и сбежать?
- Я не помню.
Кейси прекрасно помнила тот ржавый гвоздь, блеснувший на бетонном полу, как ключ к спасению. Даже сейчас ей казалось, что на руках остались мозоли от усилий, с которыми она пыталась расковырять дверной проем, а кожа хранит металлический запах.
Маршеллин качает головой, записывая в планшете все сказанное, время от времени сверяя это с ранее собранными показаниями в машине скорой помощи.
«Выброс адреналина».
«Состояние шока колеблется от субкомпенсированного до декомпенсированного».
«Пострадавшая заторможена, на боль не реагирует, кожный покров бледен, тоны сердца приглушены, пульс частый — до 140 ударов в минуту, максимальное АД снижено до 90-80 мм рт. ст. Сознание сохранено, на вопросы отвечает правильно, односложно, крайне медленно, тихим голосом и иногда переходит на шёпот».
- Кейси, расскажи, что ты помнишь, - почти умоляюще отозвалась психолог, всматриваясь в свою самую замкнутую пациентку. У Маршеллин были жертвы изнасилований, те, кто избегал погони, те, кого грозились убить, и к каждому ей удавалось найти подход, кроме этого трудного подростка. – Что угодно. Ты видела убийство своей одноклассницы?
Немой кивок, и рука Кук скользит к свежему шраму на икре. Врачи сказали делать ежедневные перевязки, чтобы не занести инфекцию и рана не загноилась, но тогда ей не удалось бы чувствовать его снова и снова, и она обдирала сукровицу, выступающую при ходьбе.
- Я не помню. Я видела Маршу, а потом тело женщины-психотерапевта, - заранее заготовленная речь слетает с уст слишком быстро.
Кейси лжет и делает это искусно, как она делала раньше, срывая уроки и притворяясь, что она хуже, чем есть на самом деле.
Она помнит те чавкающие звуки поедаемой зверем плоти Клэр. Стоит только закрыть глаза – видит выпотрошенное, словно пойманная дичь, тело Марши, а ещё видит Зверя и слышит собственный голос, срывающийся на истеричный крик.
«Кевин Вэнделл Крамб».
«Кевин Вэнделл Крамб».
«Кевин Вэнделл Крамб».
А после – растерянный взгляд, полный непонимания и непринятия происходящего.
***
Она возвращается специально раньше, чем нужно, отдав свою смену новой медсестре. Ей нужно либо навсегда отмести эту версию со зверем, либо поставить жирную точку во всём.
Кейси не смогла выстрелить в родного дядю в пятилетнем возрасте, а потом несколько раз попадала, но без толку, в неуязвимого душегуба. Сейчас она уверена, что её рука не дрогнет, когда пальцы сомкнутся на рукоятке холодного пластика ружья, как раньше.
Этот звук разрываемой плоти и хруст костей, что наполнял её сновидения, и крики, напоминающие собственные, разносились эхом по коридору совсем как семь лет назад.
Теперь она не растеряется и не захлопает глазами, когда каждая из личностей начнет захватывать пятно сознания. У неё есть двадцать патронов, ружье и непоколебимость в своем решении.
Кейси хотела верить в сказку о принцессе, которая спасет своей чистой любовью чудовище, позабыв, что персонажи на страницах детских книг не воплощаются в реальных людей.
За закрытой каморкой, где, по словам Денниса, были остатки опалубки и листы фанеры, собранные с каждой комнаты бывшего складского подвала, держали нечестивую деву, посмевшую насмехаться над людьми с диссоциативным расстройством идентичности.
Кук была права, когда на минуту предположила, что легкомысленная медсестра –лучшая добыча для оголодавшего от длительного воздержания зверя.
Каждый её шаг на негнущихся ногах был неуверенным, будто бы делался в кромешной темноте. Она уже знала, что увидит сквозь приоткрытую дверь и до последнего хотела оттянуть этот момент.
Рвотные желчные массы стояли в горле при одной визуализации того, как человек, которого она так сильно любила, разрывал внутренности молодой и неопытной девушки, поплатившейся жизнью за свои убеждения. Прежняя уверенность, что сейчас нужно схватиться за ружье и чередой патронов размозжить череп растворилась без остатка.
Подавляя крик отчаяния, Кейси зажала рот рукой, сотрясаясь и глотая горькие слезы разочарования. Сейчас нужно, просто необходимо свихнуться или потерять сознание, чтобы стереть увиденное из памяти, как страшный сон.
Чужие глаза Зверя устремлены на неё прожигающим, буквально пожирающим взглядом. Расширенные зрачки, лопнувшие капилляры и вздутые вены. Это не он.
Существо перед ней не девятилетний забавно шепелявящий мальчик-переросток Хедвиг, носящий красные носки, и не читающая нравоучения мисс Патриция, и не педант Деннис, который несколько дней назад сам поцеловал её ранним утром. Худшее, что могло быть в них, вылилось в двадцать четвертую личность.
Кейси знала, чем все могло обернуться, как и то, что ей вновь и вновь приходилось бросаться в омут с головой, словно глупая танцовщица, прыгнувшая в очаг камина за оловянным солдатиком, жертвуя собой. Не пойди она на поводу у своего эгоизма и пристрели во сне Зверя и следующей пулей себя, то удалось бы спасти несколько невинных душ.
