Подарок нам не мил, когда разлюбит тот, кто подарил.****
На какое-то мгновение Кейси почудилось, что с нее сняли какой-то тяжёлый груз, напоминающий кандалы и пришла невесомость. Отныне она свободна от закона притяжения и уз нежеланного брака.
Чувство легкости уступило былой усталости и опустошенности.
Шаркающими шагами Кейси зашла в другую комнату, вопреки идеям о свободе и праве каждого на личное пространство.
О последствиях она подумает завтра, когда Патриция выскажет о манерах, которые должны быть свойственны приличной девушке, а еще о воспитании; и тогда, когда Деннис довольно повертит в руке кольцо, которое уже стало неким манифестом свободы, которой не хватало долгое время.
Но не сейчас.
Односпальная кровать порой мала и для одного человека, не говоря уже о двух.
Но неудобства волновали Кейси в последнюю очередь. Человеческое тепло и размеренное дыхание – все, что было нужно, как панацея от любых проблем. Никто, кроме него, не прогонит демонов и не защитит от изогнутых когтей чудовищ.
Комментарий к X - О благих помыслах во имя любви
* - Джон (Джозеф) Максвелл Кутзее. В ожидании варваров.
** - Прозвище штата Нью-Йорк «Имперский штат» (Empire State) приурочено к высказыванию Джорджа Вашингтона: «Штат Нью-Йорк будет базой нашей империи».
*** - Прозак или флуоксети́н — антидепрессант, улучшающий настроение, снижает напряжённость, тревожность и чувство страха. Плохо переноситься пациентами с психомоторным возбуждением, с тревогой и бессонницей.
**** - “Подарок нам не мил, когда разлюбит тот, кто подарил.” (Офелия) Гамлет, Шекспир
========== XI - О беззаботном детстве ==========
“…Вы столько всего повидали, что вполне могли бы впасть в уныние,
Но это не значит, что этим нужно злоупотреблять.
Хотя этого достаточно, чтобы свести вас с ума.”*
Если бы все пробуждения в её жизни были столь приятными, как в полдень воскресенья, то Кейси предпочла бы просыпаться каждую минуту.
Никакой перепалки соседей за стенкой, шумящих детей в коридоре, не поделивших десерт, и никаких машин. Но самое главное – никаких кошмаров.
Распахнув глаза, Кейси пыталась пересилить себя, чтобы не оббежать всю комнату и не начать смеяться без причин. Она чувствовала себя абсолютно счастливой, будто бы только что вытянула золотой билет на шоколадную фабрику или выиграла миллион долларов в лотерею. Хотелось дотронуться до всего, что есть в комнате, на улице, в городе, в мире.
В семнадцать лет она была пленницей, но теперь всё будто стало ярче. Ей хотелось сжечь все чёрные вещи из гардероба и вытащить из запылившихся коробок одно из самых ярких платьев, сшитых Барри, с глупой розовой юбкой-пачкой.
Грудную клетку переполнял смех, абсолютно не вязавшийся со всем происходящим. Кейси редко улыбалась, и многие считали, что она и вовсе не умеет этого делать, но сейчас приходилось сдерживаться, чтобы не прослыть ещё более сумасшедшей в собственных глазах.
Она не была удивлена тому, что проснулась одна, даже, наоборот, в какой-то степени обрадовалась, что ей не придется объяснять свой импульсивный поступок, о котором не было никаких сожалений.
И всё же, вопреки этой энергии, что переполняла её и побуждала двигаться, Кейси продолжила рассматривать трещины на потолке, будто в них был какой-то сокровенный смысл. Она давно не позволяла себе таких дней, когда можно было бы расслабиться.
Когда-то в детстве после раннего пробуждения, она прибегала в комнату к отцу с просьбой прочитать что-нибудь или рассказать об охоте. Ей нравились истории и монологи родителя, хотя бы потому, что больше никто не был так осведомлен о тонкостях этого дела и это делало её частью какого-то особого взрослого клуба.
На завтрак отец готовил тосты с арахисовой или шоколадной пастой и чашку горячего шоколада, позволяя дочери перебивать аппетит сладостями, делая поблажки, считая, что детство бывает лишь один раз в жизни, и у неё ещё будет достаточно дней, чтобы ограничить себя, следя за фигурой.
Кейси не помнила свою мать и, к сожалению, отец убрал все фотографии покойной жены, стараясь не травмировать девочку ещё больше. Её взросление прошло без какого-либо вмешательства женской руки, наверное, это тоже наложило своеобразный отпечаток на её характер.
В детстве Кук часто представляла, какой была эта женщина: её голос, манеру разговаривать, одеваться и задавалась главным вопросом – любила бы мама её или нет. Воображение всегда рисовало женщину ростом пять футов и три дюйма с длинными каштановыми волосами, немного вздернутым носом и острым подбородком. А еще любительницей джинсов-клеш, коротких платьев и сарафанов, напоминающих о временах хиппи. На завтрак они бы ели блинчики с кленовым сиропом или пресловутые тосты с арахисовой пастой.
Лишь опираясь на собственные представления и фантазии, Кейси не теряла надежды, что когда-то встретит её, и все истории о смерти остались бы ошибкой и ложью. И она узнает от матери то, что обычно говорят родители своим детям. О взрослении, мальчиках и разбитых сердцах.
Как и всякой девочке, ей хотелось, чтобы мама стала её лучшей подругой и собеседником. Расчесывала бы спутанные волосы, заклеивала бы сбитые коленки, красила бы с ней ногти, помогала бы выбирать платье на выпускной бал и встречала бы со школы, предлагая заехать в ближайшее кафе и съесть самое большое мороженое. И обязательно бы порицала её за беспорядок в комнате, предупреждая, что если она ещё раз хлопнет дверью, то на неделю окажется под домашним арестом.
Но единственной женщиной, которая продолжала следить за Кейси и периодически читала нравоучения, была Патриция в теле Кевина. Это было как минимум странно, но спустя долгие годы отсутствия заботы это было лучше, чем ничего.
- Кейси, ты проснулась, - раздалось шепелявое приветствие Хедвига, который за пару шагов преодолел расстояние от двери до кровати, присаживаясь рядом с ней. – Мисс Патриция очень недовольна, что ты проспала почти весь день.
- Сколько сейчас времени?
- Почти половина третьего. Ты проспала завтрак.
Кейси завидовала его непоседливости и тому, что, будучи взрослым человеком, Кевин имел детскую личность и возможность вновь ощутить счастье в мелочах, как, к примеру, сладости весь день и неограниченное количество часов перед телевизором. Вседозволенность развращает, и с возрастом ты не чувствуешь былого восторга перед стеллажами со снэками и газировкой.
- И всё же… Доброе утро, Хедвиг, - она позволила себе такую дерзость как телесный контакт, обнимая мальчика за плечи.
- Тебя будут ругать, - глубокомысленно произнес он. – Когда я не просыпаюсь рано, то мисс Патриция часто сердится на меня, считая, что так я становлюсь обузой для всех.
- Я уже выросла из того возраста, когда меня будут порицать за длительный сон.
Живя с дядей, Кейси действительно перепадало от опекуна за тунеядство и непослушание, поэтому синяки на руках за неповиновение были частыми гостями на её теле.
- Мистер Деннис нашел твоё кольцо на кухне и спрятал, но я уже забрал к себе.
- Можешь выбросить, - усмехаясь, отозвалась Кейси, осматривая знакомого человека перед собой. Раньше её интересовало всё, что происходит в его голове, но теперь это было, как игра, которая никогда не закончится, и со временем она смирилась с тем, что в одном мужчине будут и женские личности, и пожилой Оруэлл, и Деннис, и модельер Барри, и девятилетний мальчик, которому не суждено повзрослеть. – У тебя не осталось припрятанной шоколадной пасты?
Все сладости запрещались Хедвигу, и ему приходилось прятать всё у себя в комнате, остерегаясь лишь того, что на зов придут муравьи или мисс Патриция обнаружит, что одежда перепачкана арахисовой пастой (Как и всякий ребенок, он имел дикую привычку вытирать руки о собственную одежду).
Озорная улыбка растягивается на его лице.
- Маршмеллоу, - Хедвиг наклоняется слишком близко, чтобы прошептать эти слова, будто у стен есть уши.
