— Им показать, куда смотреть?! — перед лицом возникла рожа арабчонка, и меня всего бросило на прутья, но снова прострел в бочине, и опять я обездвижен. Никогда ещё не чувствовал себя таким слабым. Я, значит, чужак, а этот пиздёныш — свой?!

— За парнем я присматриваю, — успокоил меня Леон, хотя и не особо. — Подумай лучше о себе. Готов ли ты подставлять под удар близких?

— И что ты предлагаешь? — по телу прошёл холодок, и был он вовсе не от прохлады подземелья, он просачивался изнутри, это был самый настоящий ужас, тот, перед которым боялся предстать с первой встречи с оборотнем: неизбежность одиночества, пускай и во благо, сейчас казалась суицидом.

— Тебе надо уйти. На время. Пока не разберёшься: кто ты? Ты нравишься мне, Дан, как младший сын, но если придётся действовать — я тебя убью. Лучше я, чем это заставят сделать Виктора, — он понуро опустил голову, печаль тенью легла на лицо. — А его заставят.

Больше он не сказал ни слова, молча открыл дверь, и я уже знал, что решётка защищала не стаю от меня, а меня от них, так же сухо обработал раны, дал выпить воды, ею чуть и не вырвало, организм испытывал сильнейшую интоксикацию и плохо справлялся с отравой.

Уже уходя и сам стыдясь сказанного, произнёс, что ключ от оков отдаст Бойко, когда тот очнётся. Что делать со мной дальше — решать будет уже вожак.

Ночь растянулась в вечность. Периодически слышал, как к двери ведущей в камеры подходят волки, скорее всего удостовериться, что я все ещё здесь. Близнецы тоже не спали, я не вразумлю какого чёрта они сидят со мной, когда должны быть по ту сторону баррикад.

На злость не осталось сил, её всю выпили из меня, оставив только напоминание. Тело горело от температуры, голова кружилась, лёгкие словно свернулись, и не удавалось ровно дышать. Хотелось ползти по стенам, хотелось расчесать бочину и хоть как-то унять эту боль. Но выходило откровенно паршиво, только глубже в себя запускать недомогание.

Ближе к шести утра очнувшись из полудрёмы, открыл глаза вместе с Виком, тот пришёл в себя быстро, дыхание стало чаще, память возвращалась к нему так же с неохотой. Скорее всего рядом с ним близкие. Объяснят, наставят, помогут… тогда какого хрена он твёрдой походкой с грацией танка прёт сюда?.. Что не так с этим оборотнем, в принципе?..

Спокойно спускается по лестнице, проходит мимо близнецов, даже не треплет их по холке, как всегда, а эти клоны не прыгают к нему на грудь мощными лапами — странно. Открывает скрипнувшую, как завизжавшую дверь камеры, подойдя вплотную и присев на корточки, первым делом снимает кандалы, а уже потом смотрит мне в глаза. Глупый поступок, направленный показать мне своё доверие, а я бы мог легко свернуть ему шею, наверное, он никогда не поймёт этого, а уже бы пора.

Лучше бы он не смотрел. Я сгорел заживо, утонул в нём, и сразу воскрес. Все моё существо рвануло на сближение, и хоть я и сидел неподвижно, он сам протянул руки и осторожно обнял, почувствовав, что мне надо. Горячее дыхание в шею, трение колючего подбородка по щеке, едва слышный, но искренний скулёж сквозь зубы. Хреново ему, знаю.

— Как день прошёл? — первое, что приходит в голову, Вик нервно дёргается, хмыкает невесело и, сев задницей на пол удобнее, устраивает меня у себя между ног, развернув спиной. Рассматривает Леоновы намотанные бинты, хмурится, кажется до неприличия серьёзным и через-чур взрослым.

— Спал, — подхватив марафон идиотизма, стаскивает с себя куртку и заматывает в неё меня.

Зарываюсь в ворот носом, жадно втягивая запах и тепло, и всё… Этого хватает, чтобы пружина, затянутая внутри до предела, стала постепенно раскручиваться, отпускать.

— Выспался?..

— Не особо. Кошмары снились.

— Знаешь, чтобы избавиться от кошмаров, надо убить то, что их провоцирует… — аккуратно прощупываю почву, Вик, не подобрав слов, мотает головой.

— Не получится, — сам встаёт, покачиваясь, и меня такого же «пьяного» за собой тянет. Понимаю, что сейчас за ним даже в чистилище бы пошёл, хоть с обрыва, хоть в костёр, и это снова вводит в оцепенение. Так не должно быть. Это неправильно. Не честно, по отношению к себе.

— Я. Научу. Как. — ведёт меня по коридору, бережно, даже как-то слишком опекая, и по лицу вижу, на руки бы взял, если бы не хотел меня провоцировать. Такой растерянный, такой свой… — Вик, — останавливаюсь и торможу его, пока мы еще не вышли на свет, пока не вернулись в этот ёбаный мир. — Я не шучу.

— Коллективный суицид?

— Не смешно.

— Вот и я про то же. Мы что-нибудь придумаем, — мягкое давление и снова шаг, позади в поясницу тычется мокрый нос, подпихивая, второе мохнатое тело обтирается о ноги.

— Я больше их не слышу, — говорю шёпотом, стыдясь сам не знаю чего.

— Знаю, Дан. Тебе пока и не надо их слышать.

— Они меня ненавидят.

— Когда тебя стало заботить, что о тебе подумают?

— Тебя обычно это напрягало, Вик.

— А мне плевать, — я даже растерялся, вот это у мужика переоценка ценностей произошла, не в лучшую сторону…

— Приличный вожак так не говорит.

— Ты меня заразил.

— Ладно, тогда теперь только с презиком…

— Бестолочь.

====== Часть 15 ======

Вик

Телефон всегда гремит, как гром небесный, когда шесть утра, а полночи ты трахался, а ещё полночи трахали тебя. Типа разбирались, кто не прав, и кто сильнее любит. Особенно не старались, ведь следят уже не только за Даном, но и за мной. С такими скорбными мордами, что хочется за холки вытрепать. За меня переживают, а Волкову явно желают исчезнуть. Два раза видел Шейна, он издёрганный, со страшными глазами, потерянный. Смотрит сквозь меня, что-то шепча под нос, но близко не подходит.

Звонят, оказывается, два телефона. Мой и инкуба. Меня домогается Мирослава, его — гном. Причём орут оба, как сговорились, и орут матом. Староста, ясное дело, волчица — хоть и голубых кровей, а Славка вроде при должности, выдержка должна быть, как у пленного комиссара.

Мирра просит срочно появиться в управе, про гномьи интересы, надеюсь, что узнаю позже. Староста похоже спать не ложилась, а значит, проблема общая и существенная. Дан трясёт головой, Славка тоже прессует нехило, не сбавляя громкости.

Отрубаем мобилы одновременно и смотрим друг другу в глаза. А там одинаково высвечивается: «Пиздец, приплыли!» Волков отмирает первым.

— Инкубы активизировались и берут Салан в кольцо, насрав на все предупреждения. Без ультиматумов и объяснений.

— Как назло пропал Яков, и Леон сбрендил. Набросился на Шейна. Батю… поместили в изолятор.

— Мелкого засранца давно нужно было сожрать.

— Перестань! Думаешь, оба пиздеца связаны?

— Интересный вопрос… Вик, моим родственничкам скорее всего ждать надоело. А волки… они не уходят помирать в лес?

— Мы — оборотни. И человеческого в нас больше. Яков не отшельник. У него семья. Он, как и все, любил поблуждать в лесу. Но всегда возвращался, а тут исчез.

Пилим друг друга взглядами. Дан просто нагревается: типа, я ж тебя, ушастый, предупреждал.

— Что хочет гномище?

— Он не хочет, а приказывает. Забрать меня в Кемерово.

— Ясно.

— То есть, ты меня отошлёшь?

Ломает в трёх местах до глухого рычания. Ерошу короткие волосы и очень не хочу быть непоследовательным, нелогичным пиздоболом, который твердил одно, а сделал в противовес. Почему гном не звонит мне? Если Салану что-то угрожает, почему нас не ставят на дыбы? Мне надо уводить женщин и детей и готовиться к «встрече незваных гостей». Раскачиваюсь и спрыгиваю с кровати.

— Если придут демоны, мне понадобится твоя помощь, Дан. Поэтому прошу остаться здесь.

— Да, — сзади обнимают руки, губы касаются кожи спины между лопаток, — не вопрос.

Мимолетная нежность впитывается без остатка, прибавляя уверенности в разы. Я знаю его силу, его дикую несоизмеримую ни с чем силу… Если волки увидят участие Дана, то несомненно опять поверят в него. Это необходимая демонстрация без капли лицемерия. Дан — демон, но я его люблю. Но неплохо бы согласовать с гномярой. Может, он и для меня плюшку придержал?