Близнецы уже рычали у двери, они пока ещё могли сдерживать стаю, окружившую дом, но счёт шёл на секунды… Именно сейчас я испытал жуткий страх, что не смогу их всех защитить, душа разрывалась надвое, и это было чертовски больно, больнее чем раны прошлого или травмы в настоящем, намного.

— Он убил первого из клана — твоего деда, неосознанно мстил второму на зачистке — твоему отцу, и должен убить последнего — тебя. Должен, если хочет выжить. А он хочет, — бледное лицо искривилось, словно от боли, — Если сможешь, вожак, то оружие у тебя есть, два удара — две жизни, а если нет… то тебя убью я. Только так я смогу наконец освободиться. Только сломав проклятье, смогу уйти. Решай. Он или ты?..

Дан резко открыл глаза и внимательно посмотрел на меня, потом так знакомо ухмыльнулся, стёр со рта капли крови и глубокомысленно изрёк:

— Неужели всё-таки пересолил?.. — я стоял и хлопал глазами, чувствуя, как Лексу двое вцепились в холку и разодрали вплоть до костей, а Пашка собой закрывал брата и защищал дверь. Я хотел взреветь от радости, что Дан вернулся и от отчаяния за всю эту несправедливость. — Бойко, — кряхтя, как старый дед, он сел, встряхнув головой и растрепав пепельные патлы, до этого бывшие от природы бело-серебристые, а теперь… начисто седые… — Это ты мне всёк или я сам споткнулся?..

— Сам, — пячусь к двери, наружу зверь рвётся, не удержу, — Умойся, я сейчас.

Выскакиваю на мороз, перекидываясь в полёте, кости ломит с такой силой, что вою от боли, словно первый раз оборот прошёл, кожа по живому рвётся без анастезии, но терпимо. Стаю расшугал быстро, пацанов в дом загнал, только они так и сели на пороге, уставившись на Дана, допивающего остывший чай, и хвосты поджали. Старейшины, которые наблюдали за нами со стороны вместе с батей, дали понять, что разговор будет долгий и серьёзный, да я это и сам понял.

Дан

— Чего вылупились, пеньки мохнатые? — кошусь на двух клонов, они как-то боязливо меня осматривают, словно чужака видят. Из любопытства прусь к зеркалу…

— Тебе идёт, — Бойко стоит за спиной как тень, пока растерянно рассматриваю себя. Волк в точности копирует мою позу, как тень, так близко, что его дыхание оседает на моей шее. Хочу провести рукой по волосам, попытаться стряхнуть пепел, чтобы вернуть свой привычный образ, но вожак останавливает руку, сжав мои пальцы.

— Проверь, может у меня и жопа в морщинах, а то мало ли… — глаза широко раскрыты, дикий взгляд, не могу смотреть, поэтому беру бритву. Вик, видно протестуя, но не решаясь сказать вслух, разворачивается и уходит, пока сбриваю волосы под тройку. Движения нечёткие, смазанные, руки начинают трястись, и по спине разливается слабость, словно только проснулся и всё ещё не набрался сил. Темнота, прикрывавшая память, отступает и вижу всё, что происходило недавно в красках, пока срезанные пряди сыплются в раковину.

— Это мерзко, — указываю на близнецов, вылизывающих друг другу раны. Надо переключиться. Надо не думать и немного устаканить нервную систему. — Меня стошнит, — да кто бы послушал. Вик, стоя всё это время за дверью, хочет стянуть у меня с головы капюшон, но получив по рукам, сразу сдаётся, это на него не похоже. — Тебя охраняют? — киваю на парочку. — Может МНЕ уйти? А то напрягаю жителей.

— Дан, — мягкая интонация так явно подпиздывает, что заранее готовлюсь к нравоучениям. — Закрой рот и дай мне успокоиться.

— А ты злишься? — мотает головой, ухмыляется, правда, нервно. — Ударился? — снова нет. — У тебя газы?!

— Я — в бешенстве, — так же спокойно-мозгодробяще, — и тебе бы советовал немного отойти. Желательно от меня. Метра на два, чтобы руки не дотянулись.

Хожу курю, чем довожу его ещё больше. Порасчёсывал клонов, один уснул, второго я попытался перебинтовать, получилась этакая мумия, да и увлёкся я с заботой. В итоге, они оба ушли заживать на улицу, марая кровью сугробы. Вик молча смотрит в одну точку, спокойно так, приценивается, а потом просто с дури монотонно разносит к ебеням пол стены. Благо дерево крепкое, но вмятины и щепки впечатляют. Его бы дурь да в нужное русло…

Наливаю чай с коньяком. Вот — пакетик чайный на столе, а вот — кружка с коньяком, лью в себя, Виктор так же безэмоционально отряхивает руки и выдёргивает зубами крупные занозы. Зверюга.

— Мне извиниться за твоих родных? — уточняю чисто для справки, лучше бы молчал, но такова уж защитная реакция — нападение. — Там просто народу было много, я пока всех вспомню, уже состарюсь.

— Инкубы не стареют. Вы так мрёте, молодыми.

— А, ну да, ну да, — ещё чайку. — Я не могу изменить прошлое, даже если бы хотел.

— А ты не хочешь?

— Я, в принципе, сейчас мало чего хочу.

— Например? — складывает руки на груди, хмурится.

— Тебя хочу. На этом обычно планы заканчиваются. Я не живу будущим, считаю что и настоящего не достоин. Вик, я не хотел, чтобы мои действия коснулись тебя, и вред причинять тебе хотел бы в последнюю очередь, поэтому и спрашиваю — мне уйти?

— Нет.

— Я не пойму: ты дурак? — развожу руками и роняю посуду на пол, он даже не обращает внимания. — Зачем? Ради чего?! Ты меня ненавидеть должен. Заслуженно, заметь!

— Я пытался. Не получается, — а вот это было больно.

— И не получится, — бутылку он забирает и, скрипя зубами, отставляет в сторону, а не выбрасывает в окно или прикладывает мне об голову. — А знаешь, почему? Потому что твоей природой заложено подобраться ко мне ближе, а моей — подпустить тебя и убить.

— Дело только в этом? Мы вместе только из-за этого, Дан?

— Вот давай в этой ситуации о чувствах разговаривать не будем!

— Почему нет?

— Бойко, ты сломался, что ли? Где подкрутить? Я тебе объясняю, что демон во мне убить тебя хочет, что его сюда инкубы всегда тянули. Он же сильнее их, высший, уже не нуждается в ком-либо, он им нужен. Они его и раньше бы вызвали, только сил не хватило удержать. Он в тело младенца отзеркалил, при родах с душой вместе вошёл, и теперь его единственная преграда — ты!.. Зачем ты ко мне подошёл?! Бойко!!! Вик… Ви… Чтоб тебя…

Меня затыкают порывисто, но мягко, поцелуй тянется, как нагретый на солнце пластилин. Нас влечёт друг к другу, склеивает, не выходит не рук разжать, не открыть глаза, только тепло языков и влажность их ласки, а ещё дрожь по телу от собственнических таких, нахальных прикосновений, блуждающих под одеждой.

Дурацкая привычка все ссоры и скандалы переводить в горизонтальную плоскость, но иначе мы просто бы убили друг друга.

Бойко расслаблен до неприличия, и что редкость, сейчас он не старается меня накормить, намеренно отдать больше, чем есть, а просто наслаждается близостью, позволяя стягивать с себя одежду. Нагло забирает инициативу, ровно до того момента, как роняю его на лопатки и прижимаю собой, толкнувшись многообещающе вожаку между бёдер… Этот взгляд надо видеть: протест, стыд, желание и сумасшествие!

Жар его кожи пьянит похлеще виски, алкоголь разбавляет кровь, делая движения плавными и ленивыми. Плоть трётся о сильное тело, член уже колом, его твёрдость так же чувствую, прижатую к моему животу. Сладострастная усмешка… и он снова закатывает глаза. Я смеюсь, хотя плакать бы надо, два идиота-суицидника, забив на всё, решили потрахаться, и реально плюю, пусть весь мир остановится! Приподняв его за бёдра и наклонившись к самым губам, толкнувшись головкой между ягодиц и почувствовав первое сопротивление мышц…

— Вик, там тебя на совет… зовут…

Мелкий сукин сын! Убью тварь!

Бойко придерживает меня и смотрит умоляюще. Сам волчара где-то не здесь, поймал приход, и его так сексуально ведёт от возбуждения, что желание выдрать его на глазах у пацана просто дикое, но когда я своим делился?!

— На хуй пошёл! — рявкаю с дивана, приподняв голову, Вик лежит подо мной, прикрытый спинкой, увидеть его не получается, хотя малец и старательно вытягивает шею. Вик при этом вцепился мне в руки ногтями, смяв кожу, глаза зажмурил и дышит… бля, лучше бы он не дышал так.

Неудачно извернувшись, толкнулся в него ещё глубже, почти случайно, головка проникла в тело, его тряхануло капитально, у меня по спине струями потёк пот…