Сейчас великовозрастный выродок, который выглядел, как юнец, смаковал свой план. Дан не просто мешал, он бесил, он занимал все мысли Виктора, вожделенного пса, идеального любовника, телохранителя и раба, источника сил и энергии. С Бойко и деньгами отца Шейну оставалось лишь осесть где-то на Востоке и жить припеваючи, можно ещё несколько волков притащить — своя армия это неплохо. У отца было много врагов, а разбираться с ними, пачкая руки, Шейн не собирался.

Араб посмотрел на своё отражение: но больше Дана, он ненавидел другого человека, того, кто так долго оживлял разрушающееся слабое тело, реанимировал, мучал, возвращая в мир боли и бессоницы.

— Ты породил чудовище, отец! — Шейн оскалился и плюнул в своё отражение, в тёмные отцовские глаза. — Я просил смерти, а не жизни. И должен был умереть с миром, отмучившись свой короткий срок, но тебе нужно было торжество над смертью. Я умолял о смерти, но ты вливал в меня новые образцы. Я перестал ждать смерти и выпустил из изоляторов твоих подопытных. Каково было тебе, отец? Тварей не связать, не подчинить, как немощного мальчишку. Что стало с тобой в подземной лаборатории? Может ты до сих пор ловишь и жрёшь там крыс? — Шейн провёл пальцами по губам, хихикнул и обернулся.

— Долго ты ещё будешь молча стоять, грязная свинья?

Из темноты угла отделилась тень, тут же материализуясь в худощавого молодого человека. Леший покачал головой, но опцию нравоучений отключил. Таких упырей хватало и среди нечей, и среди людей. Ничего святого! От Шейна у хранителя тайги холодок стекал по хребту, и яйца поджимались. Даже древний клан инкубов, вымирающих и от этого безбашенных, не вызывал такой оторопи, как арабчонок. Следить за Шейном, выполняя его капризные указки, Лешему было муторно, словно мухоморы с землёй жрать. Но чёртов договор с инкубами, вернее, следствие грязного шантажа высших, взявших за горло, обязывал, подчиниться малолетнему куску дерьма. Вот на кого бы наслать стадо бешеных кабанов! Леший приблизился к мальчишке.

— Что вы придумали на этот раз?

— Дан смотрел какие-то бумаги. Они остались у гнома, и пока ещё в его доме. Мне нужно заполучить эту макулатуру, пока Варейвода не затопил ею камин. Ты ещё здесь? — араб смотрел жуткими глазами, чернее адской смолы, постепенно они стали терять человеческий вид и сделались однотонными, затопив зрачок.

— Конечно, здесь. Я не видел, что смотрел Дан. Как я узнаю бумаги?

— На титульном листе написано: «Архив 1900». И… стопка приличная. Гном в квартире один. Охранных амулетов нет.

— Исчерпывающе, — процедил Леший и начал таять. Шейн зашёл в аморфное облако, ещё недавно бывшее телом, наслаждаясь, как исказилось от боли и отвращения лицо хранителя.

…Когда инкубы вышли на скучающего араба, предложив развлечение и Виктора Бойко, Шейн испытал сильнейшее возбуждение в своей жизни. Он-то считал, что волк потерян безвозвратно, а тут такая удача. Тот, кто давно перестал быть человеком с головой погрузился в нехилую авантюру.

Леший вернулся очень быстро. Видок у неча, прямо сказать, требовал участия стилиста. Шейн криво усмехнулся: если лешак двигался по теневой, его там недобро встретили. В письменный стол со громогласным шлепком влепили стопкой доков.

— Доставлено! — хранитель леса пытался продышаться. — Твари — это ваших рук дело?

— О чём ты, убогий? Иди проспись, — пацан уже с увлечением перекладывал листки из папки, словно Леший внезапно стал пустым местом. — Ох, как интересно! Какой насыщенный год, алый от крови. Волчьей крови… Да, Волков? Ты ведь сможешь дать этому объяснения?

Леший сполз по стене, восстанавливая силы, в руке его был зажат комок бумаги, который жёг плоть. Внезапно, неча грубо встряхнули:

— Отдай!

— А? Что? — хранитель леса приоткрыл глаза, голова наполнилась знакомой болью.

— То, что спрятал, плесень ходячая. Я далеко не дурак, и вижу отсутствие целой страницы. Судя по всему, единственно важной в этом бумажном мусоре! — Шейн наступил ногой на запястье левой руки, Леший с болью разжал пальцы. Пацан брезгливо развернул бумажку, словно она была в дерьме, жуткие глаза блеснули:

— То, что нужно. Бойко Лавр. Старший группы. Как думаешь, вожаку будет приятно узнать, что любимый Дантрес, когда-то убил кучу оборотней, среди которых был его родственник? Вика? М?

Леший отвернулся от Шейна, чтобы ненароком рядом не стошнило. Выкинуть злополучный лист не хватило духу. Договор, мать его, подписанный лешачьей кровью! Найти для себя другой такой заповедный лес будет непросто. А Вик парень очень неглупый, сообразит, что по чём. Гадёныш всё ещё давил на запястье, когда неч начал таять. Арабу на лесную нечисть было уже наплевать: он разглаживал помятую страницу досье. Это был абсолютная улика против чудовища. Даже такой влюблённый идиот, как Вик, не сможет проигнорировать убийство своих, а главное — сокрытие этого факта. Теперь нужно заманить вожака в изолятор, осторожно подтолкнув доверчивое человеческое сознание. Прийти к бедному мальчику, проведать, подбодрить… Дверь распахнулась. Шейн не сдержался и бросился к морозной сильной фигуре, влип всем телом. Как же просто он идёт в западню! Вожак даже не шелохнулся, руку на плечо положил, потрепал:

— Не обиделся? Наказание — это порядок. Без него в стае никак.

— А Дан сидел в изоляторе?

— Конечно, — Вик оскалился, — и ещё не раз загремит. Тебя же здесь не обижали?

— Да кому я нужен? Чужой, хоть и с волчьей кровью, — Шейн отошёл от вожака вглубь комнаты, присел на кровать. Он всё же немного осторожничал, чтобы радость не плеснула слишком явно и не выдала с головой.

— Скажи, если есть плохая новость, но ты боишься расстроить ею, можно ли промолчать? — Шейн опустил голову. Кровать рядом просела. Близость Вика опасно будоражила, араб еле сдерживался, чтобы жадно не вдохнуть его запах, всей грудью.

— Говори! — Вик не увидел торжествующей улыбочки.

— Ко мне приходил Леший. И принёс кое-что. Думаю, не без помощи тех демонов, что украли меня. Я это выбросить хотел, даже смял… — Шейн поднял блестящие глаза, шаря рукой под подушкой.

— Это… касается Дана? Или меня? — вожак терпеливо ждал.

— Вас обоих… Не читай сейчас!

Вик уже хрустнул злополучным листом, но поймал взгляд вскрикнувшего, словно от боли, пацана. Что-то уж больно сложная игра, если это игра. Но в вертолёте Дантрес пересматривал похожие штампованные странички из папки. И гномяра сидел, как шпагу проглотивший, навытяжку. А инкубы везде поспели!

— Сам-то прочёл? — осведомился Бойко, глотая тревогу вместе с вдохами.

— Да. Это список убитых на зачистке оборотней. Более ста лет назад.

Вожак кивнул, на его скулах заходили желваки: вариантов осталось немного… вернее всего два. Добежать глазами до фамилии ему хватило пары минут. Потом вернуться наверх и долго вчитываться в расплывающееся имя исполнителя и название места зачистки… Показалось, что залпом выпил стакан спирта: задохнулся и потом… пустота до звона в голове.

Леон, проводив Вика и с трудом оставив оба клинка у себя, сел в глубокое кресло у камина. Он слышал заговор, но даже с высоты своих опыта и лет не смог перевести ни слова, а вожак понял. Для Леона это значило, что Виктор был каким-то образом связан с ножами, и, хотел он или нет, провидение возложило на него миссию отмщения. Тот, кто выковал один из клинков был оборотнем и, обладая даром предвидения, точно знал, что однажды Бойко и Волков встретятся. Дан, сделав второй нож, был готов расстаться с жизнью, которая мучала его. Запечатление этих двоих, конечно, стало форс-мажором судьбы. А Леон в судьбу верил. Значит, уничтожение Дантреса не было решённым делом. Или все же было?.. Был ли выбор между жизнью и смертью, если не смог завершить обряд слабый волк, но смог подобраться более сильный той же крови? Случайно ли они сошлись, или так и было задумано судьбою, чтобы демон подпустил к себе зверя, раз уж в лобовую его не убить?

Нож в руках Вика тогда не забрал жизнь Вагнера, а лишь напрочь лишил сил. Такие артефакты куются из огромного гнева: тут надо уничтожить целый клан оборотней, чтобы напитать его мощью. Дана, положившего ни одну волчью жизнь, прокляли, после чего…