Смерть Беллатрисы её оглушила, остальное… как будто только сейчас пришло понимание, что вот она — война, никто не уйдет с неё чистеньким, уж точно не они со Снейпом. Сначала гибель членов Ордена, потом оборотней — все это наложилось друг на друга и окончательно все изменило. Подтолкнуло ли к краю, или она уже была внизу к тому времени, Гермиона затруднялась ответить, но все же именно поэтому она пошла к Малфою. Она не хотела, чтобы Северус был там в одиночестве. Он опять впадал в депрессию, и ей невыносимо было видеть его таким. Но Гермиона вовсе не была спасителем, она сама боялась, что останется там один на один со своей совестью, грузом прошлого, будущего и бесперспективным настоящим. Они оба вцепились друг в друга по одним и тем же причинам, хотя Снейп наверняка видел в ней только жертву, которую он утаскивает за собой. Но будь она в порядке, то не швырялась бы темномагическими заклинаниями на поражение, будь она в порядке… То что? Осталась бы дома, пока МакКиннонов и мародёров убивают? Даже Снейп не стал уговаривать её поостеречься, ведь нельзя выиграть войну, не участвуя в битвах, какими бы они не были.

Ближе к ночи Гермиона уговорила себя лечь в постель и закрыть глаза, но это, ожидаемо, ничего не дало. Она больше не пила зелье сна без сновидений — после всех этих смертей Белле уже нечего было ей сказать. Но сон все равно не шел, жить одним днем, без оглядки не выходило. Нет-нет, да и приходили мечты. Они же были на финишной прямой, ещё немного усилий, ещё пара трупов, и вот она — спокойная жизнь. Смешно.

Гермиона была честна с Северусом, их абсурдные отношения не пугали и не тревожили её сейчас, но после войны… Если они выиграют, выживут, выкарабкаются, то что им останется? Она ведь даже не могла сказать (и не сказала), что влюблена. Разорвут ли они связи, когда преодолеют болезненную необходимость друг в друге и захотят забыть обо всем этом? Снейп рассуждал, наверняка, ещё мрачнее и критичнее. С него станется патетично бросить её во спасение сразу после падения Воландеморта. На фантазиях о заламывающем руки Северусе, объявляющем о расторжении их помолвки, она задремала.

*

От него веяло холодом, не просто ночным, а каким-то неестественным, могильным. Магия вообще часто воспринималась очень стереотипно: бытовая была уютной, светлая — теплой, Темные искусства вызывали мороз по коже. Северус явно хотел как-то защититься от этого, преодолеть отчуждение. Она заворчала недовольно, когда он разбудил её и бесцеремонно залез под тонкое одеяло, а вскоре и сама чуть не замерзла, пытаясь отогреть ледяные руки и ноги, но действительно выставить его Гермионе и в голову не пришло. От прикосновения губ тоже разбегались мурашки, но уже гораздо приятнее.

— Ещё только начало осени, каким же ты будешь возвращаться зимой — с коркой льда? — голос со сна казался слишком громким.

— Надеюсь, до зимы дело не дойдет.

— Лорд тоже что-то планирует? — она окончательно проснулась.

— Все что-то планируют, — отозвался он равнодушно и зарылся носом в её волосы. Сомнительное удовольствие, но раз ему нравится…

— Что сказал Малфой?

— Отказал, конечно. Побег пленницы связали с тем, что после смерти Рабастана с тебя спали наложенные им чары. По правде говоря, думаю, Лорд просто сам забыл, что кто-то есть в подвале, — его руки оказались под её рубахой. — Но целенаправленное нападение на случайность не спишешь. Даже если мы победим, Люциус славы предателя не жаждет и уж тем более не горит желанием видеть упоминание имени своей жены где-либо, кроме светской хроники.

— Дамблдор тоже не особенно рад всему, что происходит.

— Могу представить, наверное, даже процитировать близко к оригиналу, — она почувствовала кожей, что он улыбается. — Но никто никогда не сможет достичь его высокоморального идеала, даже он сам.

— Не знаю, Гарри в прошлый раз он неплохо натаскал.

— И что в этом хорошего? Если даже Поттер выжил в обеих наших реальностях, то какая жизнь его будет ждать в будущем после всего того, что он потерял?

— А нас?

Она не успела прикусить язык. Не все темы, что волнуют по ночам, надо незамедлительно выводить на повестку дня, иногда стоит просто подождать. Да и что она хочет услышать сейчас? Клятвы вечной верности?

— Может ты уже и победу отпраздновала, Грейнджер? Я лично не уверен даже в том, что выживу, — Снейп помолчал немного. — Но я понимаю, о чем ты.

— Как только я начинаю думать, то не могу остановиться, — она вздохнула.

— И к какому же выводу ты пришла?

— Что ты считаешь меня несчастной жертвой ситуации. И предложишь расстаться, как только все закончится.

— По-твоему, я достаточно отчаялся, чтобы завязать отношения с бывшей студенткой, но все ещё настолько благороден, чтобы разорвать их при случае? — он фыркнул. — Ты слишком хорошего обо мне мнения.

— Скажешь, что я ошибаюсь?

— Скажу, что ты слишком сильно стараешься все просчитать, как и остальные участники нашей трагикомедии. Да и что значит «когда все закончится»? Для нас все придет к финалу только в мае девяносто восьмого.

— А для Малфоя и того позже.

— Может Люциус, Дамблдор, Поттер и все остальные покинут нашу постель хотя бы ненадолго?

— Хорошо, — она улыбнулась и потянулась к нему.

Её рубашка оказалась на полу, немного не долетев до стула. Северусу раздеваться не требовалось, он озаботился этим заранее. Было довольно темно, но даже в слабом магическом свете на его молочно-белой коже виднелась россыпь родинок, а на руках расползалась сетка вен. Шрамы тоже были, но из-за общей бледности они выделялись только стянутыми краями. Следы от ожогов, какие-то порезы на руках, неровности на ребрах… Гермиона подалась вперед и поцеловала его в отметину на месте явно сломанной когда-то ключицы.

— И зачем мы так долго с этим тянули.

Он вернул ей поцелуй и провел рукой по молнии от проклятья Долохова, сейчас уже почти незаметной, но все равно безобразно широко пересекающей её грудь.

— Ещё скажи, что была влюблена в меня со школы.

— Нет, — она хихикнула, но добавила не так уверено: — Не знаю, я тогда мало думала о подобном. Но сейчас мне кажется, что я тебе нравилась. По крайней мере чуть больше остальных людей.

— Мне можно ревновать к самому себе?

— О, у этого тебя есть одно неоспоримое преимущество.

— Я живой и молодой?

Его голос звучал совершенно ровно, но руки скользили по её телу совсем не целомудренно. Гермиона прикусила губу.

— Значит, даже два.

Северус, видимо, устал от болтовни, и его движения стали более настойчивым и резким. Если бы она могла сейчас думать, то решила бы, что их на этом проклятом Слизерине явно учат не только Темным искусствам, но и другим, гораздо более приятным вещам.

Выспаться не вышло. Она поворочалась немного, пытаясь ещё немного подремать, но так и встала, оставив Северуса отдыхать. Он в принципе спал мало, меньше её, но все же не на столько. Нормальный кофе кончился, за всеми этими потрясениями, внезапно начавшейся личной жизнью и прочими интригами она забыла купить новую пачку. Да и, честно говоря, возиться с помолом и туркой сейчас не хотелось, так что в чашку отправились две ложки растворимого. Время было пять, максимум шесть утра, на окно в очередной раз аккуратно приземлилась черная сипуха.

— Малфой совсем с ума что ли сошел? Бедная птица не виновата, что у нас тут у всех, похоже, бессонница.

Гермиона вполголоса возмущалась, отвязывая письмо с лапки. Сова стояла смирно и даже не клевалась. Не улетела и после, значит ждала быстрого ответа. Она в нетерпении раскрыла записку, но сразу же нахмурилась. Из конверта выпала простенькая брошка, Гермиона позволила ей упасть на пол, не рискнув дотронуться. Подозрения усилились, когда она обратила внимание на почерк. Не то чтобы манера Люциуса запала ей в душу, но это определенно написал не он.

Пришлось будить Северуса. Он проснулся за секунду, но так и вышел на кухню в одной мантии и босиком, прихватив только палочку. Украшение сразу же было признано порталом, письмо — безопасным.