— Гарри, — обратился после долгого молчания к нему Том, от чего по коже поползли мурашки. Слишком проникновенно и слишком страшно слышать дальнейшие слова. — Я хочу, чтобы ты отвечал мне предельно честно. Это очень важно. Понимаешь?
Гриффиндорец сглотнул, смотря прямо в глаза напротив.
— Хорошо… буду отвечать честно, — голос немного дрожал и он ничего не мог с ним сделать. Для Гарри было ясно одно: Том что-то узнал, или, может, вспомнил.
— Итак, первое, что мне важно знать, — начал Том и переместил руки с края стола на бока парня. — Я тебе нравлюсь? В том самом плане, Гарри, да, — уточнил тут же, заметив легкое удивление со смущением.
— …нравишься, — совсем тихо ответил Гарри, не отведя взгляд.
— Что именно тебя привлекло во мне? Почему именно я?
Гарри задумался. Раньше он хотел с ним общаться только, чтобы убедиться в том, что Том — не Волан-де-Морт и, по возможности, помочь. А сейчас… сейчас всё по-другому. Но зачем Слизеринец спрашивает? Ясно, что хотел к чему подкопаться, но из-за смущения Гарри не понимал к чему…
— Меня влечёт к тебе. Тянет так, что для меня это уже стало нормой. Ты не отвернулся от меня, помогал мне, и я восхищаюсь тобой. Но в тоже время мне очень страшно, — Гарри покачал головой, словно пытался отогнать плохие мысли, а потом продолжил. — Я не могу сказать, что именно в тебе привлекло меня, потому что мой ответ будет — всё.
— Удивительно, — криво усмехнулся Том, поддавшись ещё ближе, почти соприкасаясь носами. — И так глупо, Гарри. Я ведь тот, кто в будущем лишит тебя всего. Здесь моё имя боятся произносить вслух. Здесь я желал устроить настоящий геноцид. Так почему, Гарри Поттер?
Все вокруг вмиг перестало существовать. Гарри показалось, что он провалился куда-то под землю. В горле встал ком. Том узнал, кто он. Гриффиндорец совсем не ожидал, что это произойдёт так скоро. Нет. Он хотел, чтобы Реддл был в неведении как можно дольше. Бледнея на глазах, он еле произнес следующее:
— Ты… не он. Я верю, что нынешний ты не станешь таким. Не лишишь меня всего…
— Но одна только мысль, Гарри!.. — не выдержал Том, повышая голос, и почти прорычал. Руки, что он устроил на боках парня, сжались сильнее, причиняя боль. — Ты должен был продолжать ненавидеть меня, а не влюбляться.
Гарри сжался под его взглядом, немного скривившись, и тихо промолвил:
— Я не могу ненавидеть того, кто был со мной рядом весь учебный год. Ты не станешь Волан-де-Мортом, Том, если сам не захочешь.
— Одного года мало, чтобы изменить мнение о человеке, что испоганил тебе всю жизнь, — скривился, словно в омерзении, Реддл, и тут же отпрянул, поворачиваясь к Гарри спиной. Он и сам не понимал, что так сильно его раздражало, почему начал выходить из себя. Для всепрощающего Поттера, с верой в любовь, вполне естественно так измениться. Возможно, дело в сравнении. Том невольно пытался поставить себя на место Поттера. И понимал ясно, что при таком раскладе попросту бы убил своего врага при удобной возможности.
— Я просто видел… — сглотнул Гриффиндорец, решив признаться в кое-чем, — тебя более взрослого уже не раз. И знаю точно: Волан-де-Морт не умеет любить. Он хочет лишь бессмертия и власти. А ты, Том, не такой. Я ведь стал дорог для тебя, верно?
— И что это изменит? Я не в своем времени. Наша связь изначально была бессмысленной, ведь я исчезну. Не сейчас, так завтра. Не завтра, так через год. Это лишь вопрос времени.
Гарри закусил губу. Он не хотел думать о таком, даже мысли не допускал. Парень встал с места, подходя к Слизеринцу, и крепко обнял со спины.
— Но пока ты здесь.
— Пока, — прошипел Реддл, впервые не замечая того, что говорит на другом языке, и напрягся сильнее в объятьях Гриффиндорца.
— И я буду с тобой, в любом случае, — на парселтанге ответил Гарри, не отпуская Тома из объятий. Он хотел, чтобы тот расслабился, не был раздражённым и злым. Совсем немного для счастья. Ведь если Реддлу неспокойно, Гарри подхватит это состояние. И расшибется об стену, лишь бы сделать все хорошо. Если это в его силах. Объятья ведь должны помогать, верно? И слова обещания…
Пока Поттер стоял, все больше охватываемый сомнениями и печалью, Реддл зашевелился. И первым же делом отстранился. Но не затем, чтобы уйти, а чтобы развернуться, лицом к лицу. Гарри успел лишь с недоумением поднять взгляд, прежде чем ощутил прикосновения прохладных рук к своему лицу и теплые губы, прижавшиеся к его собственным, приоткрытым губам. Сердце Гарри замерло от неожиданности, а затем забилось так, словно хотело выпрыгнуть.
Мир на миг остановился, и Гриффиндорец мог бы наслаждаться этим моментом вечно, но Том решил вывести его из сладкого забвения: он притянул того к себе поближе и снова положил свои холодные руки ему на скулы. Этот жест был таким приятным и обжигающим одновременно, что у Гарри перехватило дыхание. Уже ничего не было важно: ни то, что Реддл узнал, что в будущем станет Тёмным лордом, ни то, что сейчас именно тот самый Волан-де-Морт, всемогущий маг, имя которого боятся называть, будет дарить Поттеру самые нежные и в то же время властные поцелуи, от которых кружилась голова.
Все, абсолютно все отошло на второй план. Только прикосновения Тома, его неожиданный напор и манящие властные губы, уносящие в мир грёз. Гарри не позволял до этого целовать себя по-взрослому. Он боялся поддаться этому искушению, впоследствии чего приобрести еще большую зависимость Томом.
В одном сущность Реддла не меняется никогда — что в прошлом, что в настоящем, хоть обычный студент, хоть Тёмный лорд — он ВСЕГДА берет то, что хочет. И этой «вещью» стал Гарри. Желая заполучить свое, он прёт, как танк. Поттер, в процессе поцелуя, которому вскоре поддался и стал отвечать с неменьшим желанием, стал отходить назад из-за Тома, что заставлял его отступать. И совсем скоро он уперся в край стола, где сидел до этого.
Сердце трепетало, как сумасшедшее, словно птица в клетке, которая не может вырваться. Он обвил шею Тома руками, ощущая, как щёки, да и всё лицо, пылает. Каким же дураком он был, когда не позволял себе взрослые поцелуи! Ведь сейчас он ощущал себя, как никогда прежде хорошо. Колени тряслись, и он, казалось, был готов в любую минуту упасть. Только Том, предчувствуя реакцию, избавил его от позорного падения из-за слабости в ногах — обхватил за бедра и поднял, словно Гарри не весил ничего.
Этот подъем лишь сильнее возбудил. Гарри не сдержал тихого стона в поцелуй, когда его усадили на стол. Словно и не отходили до этого. Вернувшись в изначальную позицию перед самим разговором. Изменилась сама суть. Страх и волнение уступили место пылким чувствам и возбуждению.
Том подвергся тем же ощущениям, что и Гарри. Он не отрицал свое влечение. Скорее сейчас он доказывал это как никогда ярко, не желая отрываться надолго от губ Гриффиндорца, не желая переставать его трогать. Он хотел чувствовать реакцию и слышать приятные звуки. И Гарри полностью наслаждался происходящим. Каждое прикосновения Реддла к нему обдавало жаром. Парень ёрзал по столу, прижимаясь к Слизеринцу все сильнее.
Голова перестала работать — он полностью поддался ощущениям, что были готовы разорвать его изнутри. Гриффиндорец зарылся пальцами в волосы слизеринца, полностью отвечая на его ласки, и растрепал их сильнее, чем они есть. Но волновало оно в последнюю очередь.
Том и вовсе позволил своим рукам блуждать по телу податливого Гриффиндорца, не останавливаясь только на поглаживани лица. Однако заходить далеко он не позволял ни себе, ни Гарри. За оглушительными и безумно приятными ощущениями не скрывался контроль. Том все еще ясно мыслил, понимая, что ничего не может произойти в этом классе. Да и может ли вообще? К чему оно приведет? Именно поэтому он ограничил их обоих жаркими поцелуями и ласками через одежду.
Ничто не может длиться вечно, даже сладкие минуты, которые приводили Гарри в безумие, дарили ему неимоверное наслаждение. Вскоре они прервались, соприкасаясь лбами друг с другом. Дыхание Поттера было сбитым, щёки покраснели, губи опухли, но на лице расцвела радостная улыбка. Он ощущал себя как никогда свободным и ещё больше влюбленным.
