Хозяин, посмеиваясь, шлепнул ее по мягкому месту, направляя к прилавку.

Мы с Враном переглянулись как два заговорщика. Получалось, что королю было предсказано, кем он станет и если получится разговорить добрую хозяйку, мы сможем узнать, где его искать.

Еда на столе уже кончилась. Мы не спеша допили кисленький ягодный морс, предложенный хозяйкой, оттягивая момент вставания.

– Хозяин! – Окликнул Вран трактирщика, – есть ли у вас мыльня?

– Есть, господин. Вода греется. Будет горячая – позовем.

– Простыни и полотенца найдутся?

– Конечно! Только вот с мылом у нас плоховато…

– Об этом не волнуйтесь, – вмешалась я. – У меня все есть с собой.

Хозяин расцвел в улыбке, чуть поклонился и отошел к другим клиентам.

Поняв, что словоохотливую хозяйку нам сейчас не дождаться, мы поднялись в комнату – переодеться, взять мыльные принадлежности и чистое белье.

Покопавшись в мешке, я достала себе деревенскую рубаху почти до пят и шаль. Врану пришлось к рубахе отыскать штаны. Пока он выбирал одежду, я потихоньку посматривала на него: все же худой он очень. Как ни затягивает пояс и перевязь с мечом, одежда выглядит великоватой.

Вран перехватил мой взгляд своими темными, как ночь, глазами:

– Все есть?

– Все, только волосы надо расчесать, спутались. – Я вынула из мешка гребень и, стянув платок, принялась распутывать и разбирать остатки красоты, сотворенной Враном накануне. Он со своими гладкими прядями управился быстро, но собирать в хвост не стал. Посмотрел минуту, как я, шипя сквозь зубы, выдираю шпильки с клоками волос и спросил

– Помочь тебе волосы расчесать?

– Помоги, – я сдула упавшие на глаза волоски. – Только сначала все заколки надо вынуть.

– Садись ко мне спиной, – сказал он, забирая у меня из руки гребень.

Сесть пришлось на кровати, другого подходящего места в комнате не было.

Первые минуты я ежилась от каждого движения гребня, ожидая боли. Но Вран, осторожно массируя кожу головы, вынул все шпильки и ленточки. Я перестала бояться. Потом он смазал волосы душистым растительным маслом и начал разбирать их руками. После такой процедуры гребень скользил в волосах легко, лишь изредка цепляя особенно узловатую прядку.

Я млела и едва не мурлыкала от удовольствия. По шее сбегали щекотные мурашки, дыхание участилось…К счастью, пока Вран разбирал у меня на голове то, что осталось от сотворенной им прически, в дверь тихонько постучались и хозяйский мальчишка шепнул:

– Мыльня готова, господин.

Мы отпрянули друг от друга. Вран встал, расправил плечи и снова натянул маску холодного аристократа, которую я не любила.

– Вы готовы, Маргарита?

– Готова.

Отвечая, я мысленно вздохнула – и что теперь? Очевидно, что в мыльню нам придется идти вместе. Здесь это нормально. Хозяйка говорила, что порой в одно помещение набивается вся семья от старых дедов до грудных младенцев. Дрова и вода в этих краях роскошь. А купальня в трактире единственная на несколько дней пути окрест.

Впрочем, влюбленные, получившие благословение считаются почти супругами. Хотя брак и не обязателен. Да и я как-то уже привыкла, что Вран всегда рядом, и помыться очень хочется. Может, вспомнить историю средневековья? Но как смыть с себя многодневную грязь через сорочку?

Отвлекаясь от странных мыслей, я торопливо окликнула мальчишку:

– Погоди! Скажи, могут ли у вас постирать наши вещи?

– Конечно, госпожа! Давайте сюда, я отнесу Сувариэ, она хорошо стирает. К завтрашнему дню все будет готово!

– Скажи ей, что денег у меня немного, но я Травница и могу полечить.

– Скажу, госпожа.

Я с облегчением сунула парнишке сверток и мелкую монетку. А герцог уточнил:

– Мыльня где?

– Внизу, господин. Хотите провожу? – парнишка получил за сообразительность еще монетку и заверил, что готов услужить в любое время.

Он привел нас к тяжелой деревянной двери на первом этаже трактира. Вообще в этих краях толстые двери были редкостью – леса нет, доски дорогие, чаще всего проем занавешивался плотным шерстяным покрывалом, которое служило дополнительной защитой от пыли и мух. Но мыльня требовала, конечно, уединения и сохранения тепла.

Внутри все было каменным или железным. Малюсенькая комнатка прогревалась железной печкой, каменные лавки прикрывались циновками из тростника. Медные шайки и веник из полыни.

Комнаты для отдыха не было. Повесив чистые вещи и полотенца на крючки, мы переглянулись – выбора нет, надо раздеваться. Помещение одно, расходовать тепло и воду неразумно. Я опять покраснела, а Вран вдруг ласково провел рукой по моей щеке и сказал:

– Не пугайся, я отвернусь. Если понадобится помощь – зови.

И отошел в самый жаркий угол мыльни, аккуратно снимая одежду, стоя ко мне спиной. У меня опять защипало в носу – какой он внимательный! Я тоже отвернулась, решив оставить сорочку, вместе с остатками скромности и смущения.

Потом в голове шевельнулась коварная мыслишка: а что если я ему не нравлюсь? Запинала ее в угол – мы прошли испытание, это главное.

Закончим квест и расстанемся – он герцог, их на все королевство человек пять! А я простая ученица травницы, таких в каждом селе по полдюжины.

И тут поползла третья мысль, такая же «здравая» как и остальные – взять Благословение Династии может только девушка! Вот почему герцог сторонится меня! Он ведь аристократ, и ничего, кроме обещания Руиме, его не сдерживает.

На уроках этикета Хранительница особенно подчеркивала, что любой мужчина выше меня по статусу может предложить мне не только брак, но и любовную связь. Другое дело, что я как магичка, хоть и слабенькая, могу отказаться без особых последствий, а вот крестьянка или прислуга обычно находится в более зависимом положении.

– Впрочем, – с усмешкой поясняла тогда Руима, – некоторые женщины радуются вниманию аристократа. Например, у лорда Жардиниуса нет отбоя от любовниц.

Я тогда вопросительно подняла брови, пытаясь припомнить, когда это женщин радовало внимание не молодых и красивых, а старых и обрюзгших лордов с изрядными лысинами.

– Все просто, девочка. Мужчина-аристократ обязан содержать всех своих отпрысков. Всех. А наличие магов крови делает определение отцовства делом пары минут.

– А лорд Жардиниус, надо полагать, очень богат?

– Очень, – кивнула Хранительница, – он просто неприлично богат. И внебрачных детей у него по самым скромным подсчетами две дюжины.

Ох, и посмеялись мы тогда с дворцовыми воспитанницами!

Улыбнувшись забавному воспоминанию, я отошла в другой угол и занялась мытьем. Мыло использовала щедро. От здешней пыли волосы слипаются так, что даже не сразу в воде намокают, да и масло смывается с трудом. Нужно поспешить, пока вода не остыла.

Вран мылся в другом углу, громко фыркая и натирая кожу мочалкой до кирпично-красного цвета. Бросив в его сторону робкий взгляд, я убедилась, что не зря оставила рубашку – герцог мылся в тонких полотняных бриджах.

В столице праздновали возвращение Двора из Летней Резиденции. Праздновали пышно и шумно.

Несмотря на недовольство канцлера Ода, нарушить традицию и отменить бал никто не решился. Герцоги и графы из ближайшего окружения принцев поглядывали на коротышку барона сверху вниз и цедили через поджатые аристократические губы:

– Господин …барон, вам незнакома эта традиция, а между тем поколения наших предков отмечали этот праздник в королевском дворце!

Канцлер бледнел, краснел, пронзал знатнейших нахалов взглядом и мечтал увидеть их на плахе.

Сам канцлер выслужил баронский титул лишь к двадцатому году службы и люто ненавидел ближайшее окружение принцев. Именно эти отпрыски самых влиятельных аристократических фамилий не позволили ему захватить трон сразу после пропажи короля Саоритаса.

Сей достойный муж ревностно требовал бумагу на каждую свечу и ленту, а особенно тщательно проверял счета ее величества и принцев. Ворчал на лишние траты и требовал с казначея полный доклад о количестве потраченной на отчеты бумаги.