Беньи бегал в одиночестве в другой части леса. Он нашел себе новое убежище, он долго учился находить такие места. Он стал мужчиной, который ничего не принимает как данность. Это дети считают какие-то вещи самоочевидными. Что лучший друг будет с тобой всегда. Что тебе можно быть самим собой. Что ты имеешь право влюбиться в кого захочешь. Для Беньи ничего самоочевидного больше не осталось, он просто бежал и бежал по лесу. В конце концов мозгу перестало хватать кислорода, и Беньи больше ничего не чувствовал. Тогда он залез на дерево. И стал ждать ветра.

Человек должен сдерживать свои обещания. Это первое, чему учат детей, едва они начинают говорить. В детстве Мая заставила отца пообещать, что ей разрешат стать астронавтом, и Петер пообещал, как всякий родитель. Он обещал и другое: что никто никогда не причинит ей зла. Что все устроится и будет хорошо. Хотя знал, что это неправда.

После всего, что случилось той весной, Петер спросил дочь, не хочет ли она уехать из Бьорнстада. Она сказала: «Нет. Потому что это и мой город». Петер спросил, что он может сделать для нее, и Мая ответила: «Создай клуб еще лучше, для всех». И он пообещал.

Петеру вечно не хватало слов. Он был не мастер рассказывать, как он любит детей и жену; Петер полагал, что любовь подтверждается делом. Но что и как он подтвердил теперь? Кроме того, что он – лузер?

Петер затормозил у «зебры». Молодой папа с дочкой лет восьми-девяти переходил дорогу. Папа держал дочку за руку, по виду девочки было ясно, что она уже лет сто как выросла из таких вещей. Петер едва удержался, чтобы не выскочить из машины и не крикнуть молодому отцу, чтобы тот никогда не выпускал руку дочери. Не выпускай ее никогда. Никогда!

Когда у Петера и Миры родился их первый ребенок, Исак, Мира сказала Петеру: «Вот кто мы теперь в первую очередь. Родители. А все остальное – во вторую». Конечно, Петер и так это знал. Это все знают. Никакого выбора у тебя нет: жертва чувственной агрессии, ты превращаешься в собственность в ту минуту, когда впервые слышишь плач своего ребенка. Отныне ты прежде всего принадлежишь этому существу. И когда с твоим ребенком что-нибудь случится, виноват будешь только ты.

Петеру хотелось выскочить из машины и заорать тому отцу: «Не спускай с нее глаз, никому не доверяй, не отпускай ее на вечеринки!»

Когда умер Исак, Петера спрашивали: «Где взять силы, чтобы такое пережить, чтобы справиться?» Петер мог ответить только одно: справиться с таким невозможно. Просто живешь дальше. Какая-то часть твоего эмоционального мира включает автопилот. А теперь? Петер не знал ответа. Знал только, что если с твоим ребенком что-то случилось, то неважно, кто виноват; виноват всегда только ты. Почему тебя там не было? Почему ты не убил негодяя? Почему оказался плохим отцом?

Петеру хотелось прокричать все это папаше на переходе. «НИКОГДА НЕ ВЫПУСКАЙ ЕЕ РУКУ, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ ЭТИ СВОЛОЧИ ОТНИМУТ У ВАС ВСЮ ВАШУ ЖИЗНЬ!»

Но Петер только тихо заплакал, впившись ногтями в руль.

Когда Петер возвращался домой поздно, Мира обычно засыпала на диване. Неоткрытая бутылка вина, два бокала на столе, безмолвный укол совести: ему напоминают, что его ждали. Что кому-то было больно оттого, что он не пришел. Петер осторожно на руках относил жену в постель и засыпал, дыша ей в спину.

Долгое супружество состоит из вещей настолько мелких, что когда мы теряем их, то даже не знаем, где искать. Из того, как жена словно бы нечаянно дотрагивается до тебя, когда ты моешь посуду, а она варит кофе, как ее мизинец ложится на твой палец, когда вы одновременно опускаете руки на стол. Того, как твои губы скользнут по ее волосам, когда она стоит у кухонного стола, а ты просто идешь мимо, и оба вы смотрите в разные стороны. Когда два человека любят друг друга так давно, что прикосновения перестают осознаваться и становятся инстинктом; когда, встречаясь между прихожей и кухней, тела сами находят друг друга. Когда, выходя из дома, она вкладывает руку в твою точно по ошибке. Микростолкновения тел, день за днем, постоянно. Такое не придумать никакому инженеру. И никто не знает, почему все это кончается; просто два человека начинают жить параллельно, а не вместе. Однажды утром у них не получается посмотреть друг другу в глаза, их пальцы ложатся на стол в нескольких сантиметрах друг от друга. Они ухитряются разминуться в прихожей. И больше не наталкиваются друг на друга.

Петер открыл входную дверь уже после полуночи. Мира знала – он надеется, что она спит, поэтому притворилась спящей. Бутылка на столе была пуста, рядом стоял всего один бокал. Петер не отнес жену в кровать – просто накрыл ее, лежавшую на диване, одеялом. Постоял несколько минут – может быть, ждал, что она перестанет притворяться спящей. Но когда она открыла глаза, Петер уже был в ванной. Он запер дверь и уставился в пол, а Мира так и лежала на диване, уставившись в потолок. Они больше не знали, что сказать друг другу. Все имеет свою точку невозврата, и, хотя «разделенная радость – радость вдвойне», мы упорствуем во мнении, что скорбь работает иначе. Может быть, это неправда. Двое тонущих со свинцовыми ядрами на ногах вряд ли спасут друг друга, если будут держаться за руки, – они просто утонут вдвое быстрее. Нести разбитое сердце другого под конец станет невыносимо.

Теперь они спали, не держась за кончики пальцев. Губы не касались волос, а дыхание – спины. И один-единственный вопрос медленно, ночь за ночью вползал им в головы и все основательнее там укоренялся: неужели это оно? Когда между людьми все кончено?

Все любители спорта знают: исход матча в равной степени зависит от того, что во время его произошло, и того, чего не случилось. Попадания в штангу, судейские ошибки, потери шайбы. Все разговоры о спорте в конечном итоге сводятся к тысяче «если» и десяткам тысяч «если бы не». У некоторых людей на этом залипает и сама жизнь. Год за годом человек скармливает все те же истории незнакомцам, присевшим за все более пустеющую барную стойку: о несчастной первой любви, о нечестном партнере по бизнесу. Несправедливое увольнение или неблагодарные дети, несчастный случай или развод. Одна-единственная причина того, что все пошло прахом.

У каждого, кто оказался на дне, есть что рассказать о той жизни, которая должна была им достаться на самом деле. То же и с городами. Прежде чем разобраться в судьбе величайших из них, надо услышать истории маленьких.

После праздника солнцестояния здание администрации опустело, местные политики ушли в отпуск или вернулись к обычным делам. Если хочешь понять, как управляется коммуна, начинать надо здесь. Местные политики заняты неполный день за несколько тысяч гонорара, что в пересчете на стандартную ставку превращает их работу практически в безвозмездную. Поэтому большинство муниципальных деятелей заняты где-то еще или имеют собственные предприятия, то есть клиентов, поставщиков, начальство и партнеров. При таком раскладе трудно говорить о независимости, но человек в принципе не остров, а в этих лесах и подавно.