–Натали, ты что ж мне жалуешься на Дарью? Что-то я не пойму к чему все это?

–Приструнить ее только ты сможешь, вот и веду с тобой этот разговор.

–Твой отец богаче стал, значит и вам с сестрой после его смерти, дай Бог, не скоро это случится, больше деньги достанется. Чего ж ты печалишься?

–Дай Бог, нам с Софи самим не стать у Дарьи крепостными, а отца она скоро со свету сживет, только ничего этого он не видит и видеть не хочет. Серж, ведь ты тоже рискуешь жизнью, она, как гончая за деньгами гонится, ничего и никого не признает, ни законов божеских, ни людских. Ей все едино, что дядя чужой, что брат родной. У нее весь капитал под рукой, а у тебя что? Неужто самому хозяином стать не хочется? Берегись ее – это мой тебе совет, держись от нее подальше.

–Сама говоришь, что капитал у нее, так чего мне боятся? Но, подумать надо.

–Подумай, да не затягивай с ответом. Поверь Серж, тут без смертоубийства не обойтись. Ты только спокойно подумай, прежде чем сделать чего ни будь и прямо сейчас ничего мне не отвечай, но к вечеру, будь любезен, прими решение.

–Ты тоже не проболтайся.

–Да и если бы сказала? Дарья с Софи ссору ученила и лицо сама себе исцарапала, с плачем бросилась к ногам отца и все повторяла, никогда дескать не думала, что Софьюшка желает моей смерти. Батюшка в зверя превратился. Приказал бить батогами Софью, потом погрузил ее на телегу, которая навоз вывозит и отправил в деревню на голодную смерть. Отец с ума сошел, запретил Софье одеться, а дворовым категорически запретил подстилать какие-либо тряпки на дно грязной телеги. Дуняша не слышала отца, в доме была и поднесла к телеге подушку, чтобы барыне было облегчение в дороге, так отец приказал привязать Дуняшу к телеге и отхлестать плеткой. Софья и Дуняша были брошены в телегу, прямо на навоз. Отец отрекся от Софьи, скоро и от меня отречется. Не стану я переубеждать отца и рассказывать о зверствах Дарьи, все равно не поверит, да еще и обозлится, что Дарью черним в его глазах. Что ж ты молчишь, неужто думаешь, что Дарья до тебя не доберется?

–У Дарьи есть сынок от первого брака, тот еще ребеночек. Сейчас Дарья, насколько я знаю, распоряжается всем капиталом твоего папаши.

–Верно, но отец еще не переписал на нее право владения имуществом и капиталом она владеет только тем, что в доме лежит. Мы с сестрой перед тем, как отец обвенчается, весь капитал в общественный банк свезли в Петербург и счет тот на мое имя открыт.

–Сколько я получу, если завтра Дарьи не станет?

–Сможешь купить ни одну деревню с крепостными и еще останется на такой дворец, как у моего отца.

–Но у меня есть условие.

–Говори.

–Помнишь драгуна, что пропал намедни?

– Твоя сестрица передала разговоры, которые вел с ней этот защитник отечества? Ты предлагаешь мне с офицерами шашни водить, а потом тебе обо всем докладывать?

–Шашни водить не обязательно, но в доверие к ним войти нужно.

–Согласна. А куда делся этот красавчик?

–Он уже не красавчик, но против императора уже ничего сделать не сможет. Мне ведь ты не безразлична, а если обвенчаемся, то капиталы объединим, а я сила и скоро получу доходное место в военной канцелярии. А Дарья и вправду перешла черту. Нужно пригласить ее сына погостить в имении.

–Зачем он тебе нужен? Дарья сама не хочет его видеть.

–Должен же кто-то взять на себя вину за смерть сестры, не нам же голову под топор класть. А с ее смертью разбираться будет никто иной, как Бенкендорф, а сыночка своего Дарья сама боится.

–Представляю, что это за зверь такой, если его Дарья боится. Расскажи, сделай милость.

–Родился Антоша самым обыкновенным. Дарья не поехала в преддверии родов ни в столицу, ни даже в губернский город, а довольствовалась подручными средствами – привезли повитуху из деревни. Салтыков кормил ее за барским столом, кровать ей поставил в той же комнате, где спала Дарья. Клопы перебежали от роженицы в кровать к повитухе и Дарья, вздохнув с облегчением стала спать сладко, улыбаясь во сне.

У Салтыковых не было в обычае следить за ребенком, вот и болтался Антоша в деревне да на хозяйском дворе и в свинарнике. Научился сей отрок хрюкать, как свинья и очень то любил подглядывать за случкой лошадей, прячась в стогах сена; не единожды ловил его отец за воровством денег у него из конторки, да за охотой на ворон и деревенских девчонок, он подкарауливал жертву и расстреливал ее из рогатки.

–Зачем тебе деньги, -строго вопрошал отец, поймав сына во время воровства.

–Хочу купить себе девку для потехи.

Антошка любил бегать в деревню, где выслушивал жалобы крестьян и сам жаловался. Что мол голодом морят его дома, вчерась не дали съесть шестую булочку, так и пришлось лечь спать на тощак. Воображение сего неискушенного мальца наполнено фантасмагориями, содержащими мечты о богатстве и генеральстве. Антошка одевал кафтан с пришитыми к нему эполетами и командовал своими подданными в господском свинарнике. Салтыков говорил сыну, глядя как тот строит свиней и отдает им приказания:

–А кто ведает, что ждет тебя впереди, может и со временем, когда подрастешь, то переведут тебя в превосходительную должность. Я уж надеюсь на старых своих товарищей, они обещали записать тебя в полк, так ежели этим летом случится тебе стать офицером, так к двадцати годкам полковником станешь.

–Да кто ж это Антошку в полк запишет, когда ты даже письмо с просьбой о зачислении нашего сына в гвардию не собрался написать?! Всю весну у тебя неотложные дела да неважное здоровье, -злилась Дарья на мужа.

–Все случай, Дарьюшка, вот со мной-то как произошло. Встретился я как-то с государем, а тот возьми и спроси меня, -Ты кто таков? –и смотрит этак сурово. Евграф Салтыков, отвечаю, а император и спрашивает, -Какой такой граф Салтыков? А я молчу, только глазами государя поедаю, да надулся от усердия, воздух в себе задержал и ответить государю не имею никакой возможности. Ведь со словами из меня весь воздух вон вылетит и стало быть усердия поубавится, а ведь я перед императором стою, так и простоял молча перед его величеством по стойке смирно и с полным пониманием грандиозного момента в моей жизни. А государь восхищается, смотри, говорит, сколько у тебя усердия. Велю, чтобы сопровождал ты меня, граф Салтыков. Так и стал я графом. Все случай, говорю тебе Дарьюшка и Антошка генералом, даст Бог, когда ни будь станет.

–Если не погибнет среди свиней своих заблаговременно, то может и станет наш сын генералом, но рискует твой сыночек головы лишится, отгрызут ее хряки в гневе или клопы съедят. В грязи день – деньской валяется, так разумеется и в доме от клопов и блох спасения нет.

–Да, хилый у нас сыночек, пора уж и за ум взяться.

–Ага хилый, вчерась столб, что мужики впятером вкопали, он один вытащил из земли и убег с ним в лес.

–В лес-то зачем?

–Уж больно Антошке тот столб понравился, решил посадить его, авось зацветет.

–Дарьюшка, а мужики этот столб зачем вкопали?

–Да ты забыл чай? Сам же приказал сосну срубить, от веток очистить, обстругать и в землю вкопать.

–Для чего, родная моя?

–А я почем знаю?

–Что ж так погано воняет у нас в горнице?

–Антошка прибежал, обедать пора.

–Это дело, проголодался я. Ты скоро желудями меня кормить станешь, что ж мяса у нас совсем нет?

–Откуда у нас мясо? Ты думаешь, как мы состояние-то нажили, али не помнишь?

–Так свиней больше трех десятков содержим, могла бы мужа побаловать.

–Свиней не дам, – отозвался Антон, -Не троньте их тятя – это солдаты мои и если смерть придет к моему солдату, то лишь на поле боя, а так, чтобы зарезать – не дам.

–Так очень кушать хочется сынок!

– Ничего тятя, потерпите, вот стану генералом, тогда и отъедитесь, а покудова ешьте, что матушка дает и довольны будьте. Ну а если голодны, то вчера не доели кашу, она еще не испортилась поди, так сейчас и доешьте, а если добавки захотите, так есть соленые полотки из домашней живности.

–Я их видеть не могу, к тому же они запах залежалый имеют и цвета какого-то зеленого.