Кажется, это обращение успокоило даже его мать.

Окситоцин. Эндорфины. Серотонин.

Песня, играющая на радио, повествует о какой-то девушке, скучающей по какому-то парню, и Исак чувствует, что щёки начинают гореть ещё сильнее. Он чувствует, как огонь разливается внутри, охватывает его повсюду. Он чувствует его, Эвена. И Исак знает, что его здесь нет. Он знает это, потому что рядом с ними нет машин, и Эвен не может летать или телепортироваться, по крайней мере Исаку ничего не известно о такой его способности. Но он чувствует его. По-прежнему.

Ох.

Поцелуй. С технической точки зрения поцелуй — это обмен биологическими жидкостями. Они обменялись жидкостями, как бы странно это ни звучало. В этом есть что-то противное, но мысль о том, что это произошло, по-прежнему потрясает Исака.

Частички Эвена теперь со мной, во мне.

Он… внутри меня.

Исак фыркает и даже не обращает внимания на то, что мать снова поворачивается и неодобрительно на него смотрит.

— Отдай мне свой телефон! — раздражённо требует она.

— Да пожалуйста. — Исак без возражений отдаёт ей мобильный. Она, вероятно, думала, что он переписывается с Эвеном. Если бы она только знала, из-за чего именно он сейчас хихикал.

Он подносит кончики пальцев к губам, когда она отворачивается и снова обращает внимание на дорогу, и замирает, не зная, что делать дальше.

Он прикасается к губам, раз, другой, третий. Краснеет ещё сильнее. Улыбается ещё шире. Приоткрывает рот и касается большим пальцем языка. Что за хрень я творю?!

Ему хочется свернуться в клубок, когда горячие воспоминания охватывают его. Его язык. Его рот. Наверное, он казался безнадёжным. Должно быть, в каждом его движении чувствовались неопытность и излишнее рвение.

Внезапно ему становится стыдно, он пытается вспомнить, какие издавал звуки, где были его руки, был ли у него всё время открыт рот, не укусил ли он случайно Эвена. Боже. Эвен не выказывал особого неудобства, когда они перестали целоваться. Исак пытается держаться за эту мысль.

Он что-то со мной сделал.

.

Исак продолжает пребывать в состоянии зачарованного оцепенения, пока они не подъезжают к центру несколько часов спустя. И после этого всё как в тумане. Он практически не помнит, как выгружал вещи из машины и как его знакомили с персоналом, который будет «заботиться о нём». Он практически не помнит коридоры и лестницы, ведущие в его комнату. Видимо, ему придётся пройтись по зданию позже, когда он успокоится, особенно если он собирается в ближайшее время приступить к выполнению своего плана. Вероятно, ему снова придётся представиться всем, если он действительно хочет, чтобы в этом месте его боялись, а не считали каким-то глупым, слабым краснеющим мальчишкой.

Исак продолжает парить в облаках весь день. Он машет рукой малышу со смешно торчащими во все стороны волосами, который продолжает смотреть на него, пока родители говорят с каким-то врачом, потом улыбается девушке, подстриженной под мальчика, по имени Эмма. Он даже улыбается своей маме, когда ей приходит пора уезжать.

Она плачет. Ну, разумеется. Она произносит речь о том, что это всё для его же блага, что его здесь вылечат, что они смогут прикасаться друг к другу после этого. Она плачет и пытается обнять его, и Исак благодарен отцу, который удерживает её от этого. Иногда она забывает, иногда она игнорирует последствия. Настолько она импульсивна.

И Исак пытается не меняться в лице, пытается воскрешать в памяти все ужасные вещи, которые она делала по отношению к нему, все ужасные слова, которые говорила. Но он не может. Он не может смотреть на её рыдания, граничащие с истерикой.

— Всё будет хорошо, мам, — говорит он, удивляя даже самого себя. — Не волнуйся. Я буду в порядке. Обещаю.

Проявленное милосердие, невысказанное прощение повисают в воздухе. Исак не знает, почему внезапно проявляет к ней подобную доброту, особенно учитывая его дальнейшие планы. Ему интересно, откуда у него вдруг возникли такие чуждые ему порывы.

Он что-то со мной сделал.

Она улыбается и отдаёт ему что-то. Его телефон.

— Спасибо, — говорит Исак, и на этот раз он искренен.

.

На экране блокировки уведомление о трёх новых сообщениях, все от Эвена. Его сердце снова подпрыгивает в груди, а он ведь даже ещё не читал их.

— Всё нормально? — спрашивает Эмма, идущая рядом с ним. Она вызвалась провести для него экскурсию по центру, и Исак не уверен, что сможет сдержаться перед ней.

— Да. Всё отлично.

У неё какое-то заболевание, названия которого он не помнит, потому что, когда она внезапно подошла к нему, он слушал её рассказ в пол-уха.

— Ну, вот и всё что есть на первом этаже. На самом деле большую часть времени мы проводим на втором этаже, так что если ты…

— Э-э-э, знаешь, Эмма, — перебивает её Исак, потому что три непрочитанных сообщения в телефоне лишают его возможности думать о чём-то другом. — Я не очень хорошо себя чувствую после дороги. Ты не возражаешь, если мы продолжим завтра? Мне очень жаль.

— О, — нервно мямлит она. — Конечно, нет. Завтра — не вопрос.

— Спасибо тебе большое, — лучезарно улыбается Исак и замечает, что она не смотрит ему в глаза и кусает нижнюю губу, словно забыла важнейшую часть его истории — что он не может прикасаться к другим, как и другие не могут прикасаться к нему.

Он ей нравится. По крайней мере на это намекает язык её тела. Это может пригодиться в будущем.

— Эй, Эмма, — окликает он её, когда она уже собирается уходить.

— Да?

— Ты определённо самый приятный человек здесь, — говорит он самым обычным голосом, пытаясь звучать убедительно, не слишком пылко или фальшиво.

У него получается, потому что уже через несколько секунд она превращается в комок смущения.

— О, но ты пока познакомился лишь с четырьмя людьми, — хихикает она.

— Неважно. Я уверен, что ты останешься моей любимицей.

Она коротко улыбается, и её щёки слегка розовеют.

Увлечение кем-то. Какая приятная вещь. Исаку интересно, что в нём привлекает её.

Возможно, это его недоступность. Или, может быть, тот факт, что она застряла в этом центре в пятнадцать лет, и здесь нет других парней, близких ей по возрасту. Что бы это ни было, Исак сможет использовать это себе во благо.

Увлечение кем-то.

Партнёр по науке 3

12:13

Я уже соскучился по тебе

Блин

15:18

Как ты? Я по тебе скучаю

Исаку хочется кричать, уткнувшись в свою подушку. В его новой комнате пациентам предлагались подушки, но он всё равно привёз собственную. Он не может спать без своей подушки. И сейчас он крепко обхватывает её. Он с трудом дышит.

Я скучаю по тебе.

Это всё окситоцин. Это допамин и серотонин. Все эти вещества создают навязчивое желание близости. Преувеличенную и фальшивую необходимость, которая исчезнет, как только химические вещества растворятся в организме. Это всё наука. А Эвен просто запутался.

На самом деле он не скучает по Исаку и не хочет его. Нет. Разве бы он мог. Исак сделал всё, чтобы вести себя с ним максимально ужасно, чтобы облегчить для него расставание. Однако он каким-то образом всё равно появился в самый последний момент, чтобы поцеловать его на прощание. Эксперимент №23. Это был лишь эксперимент. Длинный эксперимент с большим количеством пауз и интересных звуков, и прикосновений, но тем не менее всё равно лишь эксперимент.

Эвен сейчас испытывает кайф после поцелуя, как и Исак. В этом нет ничего настоящего.

Это не любовь или как ещё это называют люди. Это ожидаемый результат стандартного эксперимента.

Партнёр по науке 3

19:02

Я уже устроился

Спасибо, что спросил :)

Спасибо, что спросил?

Я не могу думать

Я ничего не могу делать

Попей воды

Прогуляйся

Это обычный побочный эффект

От чего? От поцелуев?

Да. От эксперимента