Значит, сегодня тот самый вечер.
Эвен оглядывается по сторонам в поисках Исака, в то время как кто-то из парней, по голосу напоминающий Пенетратора Криса, громко матерится на группу предполагаемых якудза.
Где ты?
Эвен оглядывается по сторонам в поисках Исака. Но на улице слишком темно. Он может прятаться за деревьями или вообще быть дома. Кто знает. Эвен пытается поверить словам Юнаса, поверить, что Исак не полезет в драку.
Гераклит
23:05
Какого хрена ты тут делаешь?!!
Иди домой!!
Где ты?
Ты меня видишь?
Я в машине ПКриса
И да, я тебя вижу
УХОДИ СЕЙЧАС ЖЕ
Какая из них его машина?
Составить тебе компанию? :p
ЭВЕН
ЭВЕН, СЕЙЧАС ЖЕ СНИМИ СВИТЕР
Хм? что?
Эвен косится на телефон. Зелёный свитер. Почему Исак просит его снять свитер?
Он печатает ответ, когда замечает, что к нему приближается Вильям, а за ним идут несколько парней в красных комбинезонах. Эвен печатает ответ, когда Арвид выпрыгивает откуда-то сзади и становится перед ним, словно защищая.
Блядь, что происходит?
– Вильям, это не он! – восклицает Арвид, прежде чем Пенетратор Крис отталкивает его в сторону.
Эвен даже не замечает бутылку вина в руках Вильяма, пока он не разбивает её о его череп, пока не заставляет его упасть на колени, пока не отнимает последние остатки сил, благодаря которым он держался всё это время.
И это жестоко, так жестоко. Но ощущается правильным. Эвен чувствует, будто заслуживает этого. Боли. Так много боли. Так много настоящей боли.
Кажется, словно вселенная устала от метафор, олицетворяющих боль. Кажется, словно вселенная услышала его просьбу о настоящей, острой, резкой, непереносимой физической боли. Потому что теперь он тонет в ней.
Винной бутылкой по черепу… Возможно, теперь можно списать химический дисбаланс мозга на это.
На секунду он погружается в темноту.
-
Когда он приходит в себя, то над ним нависает Исак, повторяющий его имя снова и снова с льстящим ему отчаянием – словно Эвен что-то для него значит. Руки Исака испачканы красной жидкостью, и Эвен не может понять, это вино или кровь.
Темнота снова поглощает его.
-
Когда он снова приходит в себя, Исак сидит верхом на Вильяме, сжимая руками его шею, и кричит словно от невыносимой боли, хотя сам причиняет её сейчас другому человеку.
Карающее правосудие. Месть. Око за око.
Исак обжигает Вильяма. Исак, которому оставался лишь один инцидент, прежде чем его отправят в какую-то лабораторию, потому что он представляет опасность для общества. Исак, который прятался в машине и вышел оттуда только ради Эвена. Исак, который не может разгадать Эвена, Исак, чьи планы всегда рушатся из-за Эвена, потому что он не может его разгадать. Исак, который ведёт себя безрассудно и глупо из-за Эвена.
«Потому что он причинил боль тебе».
Эвен не слабое место сам по себе.
Эвен – слабое место Исака.
Последнее, что мелькает в его памяти, прежде чем темнота забирает его в свои объятья, – эскалатор, яичница и лёгкое касание изогнутых, словно лук Купидона, губ.
========== Глава 8,5 - бонусная (POV Исак) ==========
Исак стоит, засунув руки в карманы, и ждёт, когда Юлие вывернет из коридора в холл с лифтами. Он позвонил ей тридцать девять секунд назад, так что в любой момент ожидает увидеть копну её светлых волос.
Он опускает кепку ниже на лоб и натягивает сверху капюшон толстовки. Он прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что вообще-то подобные трюки скорее привлекут к себе внимание, что толстовки в сочетании с кепками — особенно в таких стерильных местах, как больницы, — часто ассоциируются с угрозой.
Исак знает, что и язык его тела вряд ли можно сейчас считать не привлекающим внимания. Он знает, что каждый, кто пройдёт мимо, отнесётся к нему с подозрением из-за его одежды, что ему было бы правильнее избавиться от обычных слоёв. Но он не может позволить себе в данный момент не прикрывать лицо. Не теперь, когда он с трудом может контролировать свои мысли, когда тревога грызёт его мозг. Не теперь, когда он не уверен, что лицевые мышцы не подведут его, что взгляд останется холодным и собранным.
Исак не доверяет собственному лицу, поэтому скрывает его, прячет, прикрывает и надеется, что Юлие повернёт за угол, не удостоив его взглядом. И он ждёт, терпеливо ждёт у пустой палаты, которую уже несколько дней использует в качестве наблюдательного пункта, чтобы видеть, кто приходит и уходит из палаты Эвена.
Исак ждёт так же, как ждал вчера, и как ждал позавчера, со скручивающим внутренности страхом, и раскаянием, и злостью — с чувствами, которым он обычно может найти объяснение и которых избегает любой ценой. Он ждёт и старается объяснить себе происходящее, снова проговорить про себя все «за» и «против», концентрируясь на «за», потому что ему нужно войти в эту палату сегодня, потому что ему нужно увидеть его сегодня, сделать это сегодня.
Исак ждёт.
Прошла уже целая минута, и он начинает беспокоиться, что Юлие, возможно, не купилась на звонок от некоего Адриана Эксетта, который попросил её переставить машину на больничной стоянке. Вероятно, ему нужно было постараться, чтобы его голос звучал более сердито. Может быть, ей плевать, что какому-то мужчине необходимо добраться сейчас до своей машины. В конце концов всего несколько минут назад она выглядела невероятно расстроенной в палате Эвена, не желая выпускать руку сына из своих ладоней, даже чтобы ответить на звонок, который он инсценировал.
Или, возможно, она поняла, что это был Исак, когда у него во время разговора задрожал голос. Он ничего не мог поделать, когда вина из-за того, что он использует такой дешёвый трюк, чтобы заставить её покинуть палату, внезапно затопила его. Обычно у него отлично выходит — эти липовые телефонные звонки. Он уже давно к ним прибегает, особенно если нужно выбраться из дома, когда атмосфера там становится слишком напряжённой из-за матери.
Но Исак полагает, что если бы Юлие узнала его голос, то не осталась бы такой спокойной, что она бы закатила истерику, накричала бы на него и повесила трубку, или, что ещё хуже, потребовала бы сказать, где он, чтобы иметь возможность высказать ему в лицо всё, что думает о человеке, по вине которого её сын оказался в больнице.
Ох. Возможно, она действительно поняла, что это он, и сейчас ищет его. Вероятно, она продолжила вежливое общение по телефону, чтобы убедиться, что он не убежит и не спрячется.
Да, наверное, дело в этом. Исак оглядывается по сторонам, пытаясь высмотреть её. У него два варианта: уйти или принять неизбежность встречи с ней. И не то чтобы он не думал об этом — о вероятности, что мать Эвена заметит, как он болтается вокруг больничной палаты. Он готов к этому.
Исак знает, что Юлие добрая и заботливая мать. Он также знает, что она крайне эмоциональна и что последние три дня проплакала у кровати сына. Поэтому наиболее вероятная реакция на встречу с человеком, ответственным за трагедию, случившуюся с её сыном, — это по-настоящему сорваться на него. У Исака нет данных, чтобы подтвердить своё предположение, но он практически уверен, что срыв Юлие может принять форму физического столкновения. Возможно, она захочет влепить ему пощёчину.
Пощёчина. Исак может перенести пощёчину, но не хочет. Не потому, что считает, что не заслуживает её, но потому, что не хочет, чтобы Юлие обожглась в момент удара. Он сомневается, что исключение из правил, позволившее ей быстро обнять его в прошлый раз на своей кухне, сработает сейчас, и он не хочет так рисковать.
Исак обдумывает способы избежать удара, чтобы при этом не задеть чувства Юлие ещё больше. Он думает, не предложить ли другие варианты наказания. Он задумывается, окажутся ли её удары такими же быстрыми и хлёсткими, как у его матери, если они последуют с того же угла и с той же частотой. Его мысли на секунду возвращаются к Марианне, ко всем ожогам, полученным ею, после того как она била его по лицу — в основном, после того как он провоцировал всплески её безумия, эгоистично надеясь, что она забудет о его проклятии и ударит его, тем самым подарив редкое прикосновение.
