— А ты крупный специалист по мерзким людям? Как ты их различаешь?

— Мерзкий человек — этот тот, кто причиняет боль другим, чтобы получить желаемое.

Эвен фыркает, и щёки Исака вспыхивают, словно он не понимал до этого, что подразумевают его слова.

— Я знаю, что ты считаешь меня мерзким. Но я делаю всё это не для себя, — говорит Исак.

— Ты манипулируешь Арвидом? — спрашивает Эвен, потому что, кажется, Исак здесь для того, чтобы отвечать на его вопросы.

— Да.

— Почему?

— Я не могу тебе сказать, — отвечает Исак. — Я расскажу, когда всё закончится.

— Ты поэтому вернулся в Бакку и отказался от своего предыдущего плана, когда хотел, чтобы тебя выгнали?

— Да.

Эвен достаёт пачку и вынимает сигарету. Ему нужна ещё одна, чтобы переварить услышанное.

— Ты манипулируешь мной? Я тоже предсказуемый, и поверхностный, и слабовольный для тебя?

Исак улыбается, чем застаёт Эвена врасплох. Он не может этого вынести. Он не может терпеть все эти неожиданные повороты, не может терпеть, когда Исак пудрит ему мозги.

И когда Исак кладёт руку ему на бедро и придвигается ближе, Эвен забывает, как дышать. Ему тяжело быть так близко, ему больно.

— Ты вообще слушаешь? — шепчет Исак, проводя большим пальцем по его щеке. Эвен даже не заметил, в какой момент ладонь оказалась на его лице.

— Что?

— Ты — единственный человек, кого я не могу разгадать. Единственный.

У Эвена трепещет сердце. Очень сильно.

— Откуда мне знать, что ты и мне не врёшь? — спрашивает Эвен, чувствуя себя вымотавшимся и опустошённым.

— Потому что я даю тебе власть уничтожить меня.

— Почему? Почему ты всё это говоришь?

— Потому что я хочу, чтобы ты мне доверял. Я знаю, что ты мне не доверяешь.

.

Они встречаются в бассейне на следующий день, и через день тоже. Эвен плавает, словно готовится к соревнованиям, а Исак просто лежит на воде в ожидании, когда Эвен решит передохнуть, чтобы приплыть на его дорожку и снова прикасаться к нему.

Эвен привыкает к этому, к их безмолвному соглашению, к тому, что Исак чувствует себя всё более уверенным, инициируя прикосновения. Когда Исак впервые прижимается к нему сзади, у Эвена на мгновение перехватывает дыхание. Когда Исак впервые обнимает его за талию, скользя руками по животу, Эвену кажется, что его захлестнуло волной.

Ничто в них не поддаётся логике. Физически они находятся в любовных отношениях, обмениваясь тёплыми и нежными прикосновениями, когда оказываются наедине. Иногда они смеются, а иногда со злобой смотрят друг на друга, обмениваются сердитыми словами. Иногда Эвен чувствует себя настолько счастливым, как никогда раньше, а порой — беспомощным, использованным, никчемным. В этом нет никакой логики.

Они не общаются в течение трёх долгих дней — взаимно согласованный период воздержания, эксперимент — и Эвена захлёстывает невероятная радость, когда он возвращается вечером от Мутты и видит Исака, ждущего его у дома.

Он даже не спрашивает Исака, что он здесь делает. Он знает. И когда тело Исака сталкивается с ним на лестнице, когда его руки обхватывают спину Эвена, он не сопротивляется. Он бросает сумку на пол и зарывается руками в волосы Исака.

— Я не могу функционировать, — бормочет Исак ему в шею, не скрывая нужды, отчаяния, необходимости. — Я скучаю по тебе.

Я тоже соскучился по тебе.

— Наука. Наука сегодня очень сильна, — задыхается Эвен, запихивая руки в задние карманы джинсов Исака, отвечая на его милые и дерзкие слова совсем не милыми, но дерзкими прикосновениями.

— Просто заткнись и дотронься до меня.

.

— Ты можешь остаться, — предлагает Эвен, когда уровень адреналина в крови спадает, когда они оба успокаиваются, когда больше не умирают от желания прикасаться, когда больше не теряют рассудок от необходимости быть ещё ближе. Время приближается к полуночи, и они лежат на кровати Эвена и дышат так тяжело, словно только что занимались сексом.

— Никаких ночёвок, помнишь? — отвечает Исак, прежде чем сесть. — Мне нужно вернуться домой.

— Ну сегодня ты можешь остаться ночевать.

— Тебе недостаточно трёх часов научных обнимашек? — смеётся Исак.

— Я начинаю думать, что нам не стоит слишком долго держаться на расстоянии. От этого становится только хуже.

— Ну, мы можем подумать над графиком в следующий раз, — говорит Исак, поднявшись с кровати и собирая свои вещи. — Мне бы хотелось избежать утренних ссор.

— Утренних ссор? — фыркает Эвен.

— Чего ты смеёшься? Это правда. По утрам всё время случается какое-то дерьмо. Я либо обжигаю тебя, либо ты меня выгоняешь.

— Во-первых, — Эвен садится и тянет Исака за руку, — это всего лишь два варианта утра. Не нужно обобщать.

Исак хихикает и позволяет уложить себя обратно на кровать. Так мило наблюдать за ним, когда он дурачится.

— Я просыпался с тобой всего два раза в жизни, и оба обернулись дерьмом. Так что это стопроцентное попадание. И я не обобщаю. Это настоящий факт, — объясняет Исак, продолжая смеяться. — К тому же, это ты начал свою речь с «во-первых», но так и не дошёл до «во-вторых». Ты знаешь, что это одно из моих больных мест?

— Ты когда-нибудь заткнёшься? — смеётся Эвен, обхватывая Исака ногами за талию и удерживая его на месте. — Я как раз подхожу ко второму пункту.

— Ты не мог бы подойти к нему быстрее. У меня и правда нет времени ждать всю ночь.

— У меня такое чувство, будто мы только что потрахались, и я умоляю тебя остаться на ночь.

Что ж. Этого не было в сценарии. По правде говоря, у Эвена нет сценария, когда он с Исаком. Исак непредсказуемый, и сумасбродный, и хитрый. И Эвен не поспевает за ним.

И всё же эти слова даже не улеглись у него в голове, не оформились в связную мысль. Они просто сорвались с его губ. «У меня такое чувство, будто мы только что потрахались».

Исак реагирует мгновенно, как и Эвен. Он обнимает Исака. Эвен обвивается вокруг него своим телом, поэтому может чувствовать каждое движение Исака, каждое подёргивание. И это подёргивание без сомнения весьма внушительное. Исак извивается в его руках.

— Ты не можешь говорить такую херню! — слабо протестует он мгновение спустя. — Я не…

— Гомосексуал? Ты не гомосексуал. Я знаю, — шепчет Эвен в шею Исака и чувствует, как тот дрожит. — Ты — учёный, проводящий эксперименты. Это чистая физиология. Ты проводишь несколько часов, обнимая парня, без которого не можешь функционировать, ради исследования. Я знаю.

— Эвен…

Эвен разворачивает его к себе, чтобы взглянуть на него, чтобы увидеть, как он взволнован, чтобы, возможно, заметить, как он выдыхает слово «пожалуйста». Возможно. Кто знает. Эвен опьянён страстью.

— Что? — шепчет он и наклоняет голову, пока не оказывается так близко, что может тереться носом о шею Исака, заставляя его хныкать. Он надеется, что мать этого не слышит.

— Я не…

— Я знаю, — бормочет Эвен. — Но почему ты… с чего ты тогда…

— Почему я что?

Эвен обдумывает свои следующие слова. На этот раз он задумывается. У него ощущение, что сейчас он может перейти черту, после чего возврата назад уже не будет. Вот оно. Переломный момент. Он это знает. Вполне вероятно, что Исак отправит его сегодня в больницу.

— Почему я что, Эвен? — жалобно стонет Исак, и голос срывается на его имени, и он великолепен сейчас, лёжа на спине на кровати Эвена.

— Почему, бля, у тебя сейчас такой стояк?

Исак под ним замирает, кажется, переставая дышать, и Эвен пытается придумать, что скажет матери, когда у него появится ожог, происхождение которого он не сможет объяснить. Он пытается, но не может сконцентрироваться ни на чём, лишь на прерывистом дыхании Исака, его раскрасневшихся щеках и упрямых глазах. Сердце против разума. Разум против сердца.

На словах Исак говорит «отъебись от меня», но тело Исака кричит «выеби меня».

Эвен теряет связь с реальностью.

И именно в этот момент у Исака начинает звонить телефон, и они отпрыгивают друг от друга, Исак с ощутимым стояком в штанах, а Эвен с ножом в сердце.