Они сталкиваются с ещё одной группой людей на следующей улице, и Исак внезапно оказывается в объятьях незнакомцев, покрытых блёстками. Каждого человека в группе обнимают и целуют в щёку, и Исак поражён. Ему никогда не доводилось чувствовать такого количества добровольных прикосновений, такого свободного и искреннего расположения. Он никогда не чувствовал себя настолько причастным, настолько нормальным, настолько принятым. Эти люди вообще ничего о нём не знают, но это никак не влияет на их объятия, которые они так щедро дарят. Они просто обхватывают его руками и обнимают, как будто он один из них.

— У тебя есть муж? — спрашивает маленький мальчик справа, которого Исак не замечал раньше.

У него светлые волосы и зелёные глаза, и он такой маленький, что даже не достаёт до бёдер Исака. На нём футболка с радужной надписью «Любовь создаёт семью».

— Что? — восклицает Исак скорее про себя, прежде чем начать искать в толпе мать ребёнка.

— Или жена? Папочка говорит, что у людей может быть и то, и другое, — продолжает малыш, рассеянно касаясь руки Исака. — У тебя кто?

Исак понятия не имеет, сколько ему лет. После того, как Леа стала подростком, он утратил способность определять детский возраст.

— Где твоя мама? — спрашивает Исак, чувствуя, как ребёнок качает его руку.

— У меня нет мамы. Зато у меня два папы, — с гордостью заявляет малыш, поднимая руку и показывая ему три пальца.

— О. Это мило, — заикается Исак.

— Ему нравится допрашивать незнакомых. Извини, — говорит появившийся из ниоткуда высокий мужчина с тёплой улыбкой на лице. Исак поворачивает влево, чтобы взглянуть на него. Кажется, ему лет сорок. Исак решает, что он отец мальчика.

— О, э-э-э, да ничего, всё нормально, — смущённо бормочет Исак.

К ним присоединяется круглолицый мужчина, у которого на плечах сидит маленькая девочка, и Исак смотрит, как двое мужчин берутся за руки.

Исак пялится на их переплетённые пальцы и понимает, что жаждет почувствовать то же самое.

— Не грусти, — говорит мальчик, словно чувствует тоску Исака. Наука полагает, что дети могут чувствовать грусть взрослых, что они могут ощущать, хотя и не понимают её.

— Почему ты выглядишь грустным?

Исаку не грустно. Он опустошён, но ему не грустно.

Он поднимает голову и наконец смотрит на людей вокруг. На толпу, которой он сторонился до этого, потому что она слишком красочная, слишком жизнерадостная, слишком сконцентрированная на себе и показная. Слишком гордая. Исак поднимает голову и наконец осматривается по сторонам, наконец позволяет улыбкам, смеху и радости наполнить его, закружить его.

Исак наконец позволяет себе увидеть любовь, счастье, гордость, простоту. Он позволяет себе увидеть робких влюблённых, держащихся за руки, толстощёких детей, у которых две мамы и два папы, желающих, чтобы все знали об этом. Он позволяет себе увидеть группы пьяных друзей, гордящихся бабушек и дедушек, родителей и неохотно пришедших сюда родственников, которым потребовалось какое-то время, чтобы смириться с ориентацией своих детей. Увидеть танцоров, домашних животных, туристов, союзников, людей, похожих на Эскиля, Линн, Эву, Нуру, Сану и Эвена. На Эвена.

Исак наконец открывает глаза и смотрит вокруг. И его грудь кажется слишком маленькой, чтобы вместить бурю, бушующую у него внутри. Он идёт и смотрит вокруг, пока чувства не прорываются наружу. Пока он не ломается.

Исак сдаётся.

Он тихо плачет. Здесь слишком жарко и слишком людно, и он не может дышать. Поэтому он плачет. Он плачет, словно его сломали и оставили истекать кровью, утирает слёзы свободным рукавом куртки.

Он плачет не потому, что ему грустно. Он плачет, потому что не знает, как выпустить хаос в своей голове и не взорваться, как сделать так, чтобы обжигающая боль не вернулась, чтобы грудь не раскололась надвое. Он не знает, что делать, поэтому он плачет, пока незнакомый ребёнок держит его за руку в этот жаркий субботний день.

И всё же он улыбается. Это трудно, но он улыбается несмотря на слёзы. У него ощущение, как будто шрам, о существовании которого он не подозревал, заживает внутри него.

Ему больно, но он улыбается.

.

Исак чувствует Эвена до того, как видит его. И на мгновение ему кажется, что их связь вернулась, потому что грудь мгновенно охватывает огонь. Его мозг загорается. Его сердце парит.

Он хочет бежать к нему, но не может. Он слишком опустошён. Поэтому он просто смотрит, как Эвен прокладывает к нему дорогу, бежит к нему, и его крылья трепещут, а вьющиеся волосы развеваются на ветру. Он выглядит нелепо, и это заставляет Исака улыбнуться.

— Смотри! Ангел! — восклицает малыш Лукас.

«Как я могу не смотреть?» — хочет сказать Исак. Все смотрят.

Все.

Исак смотрит.

— Ты бежал. Это моя тема, — нервно улыбается Исак, когда Эвен наконец оказывается рядом. Он знает, что он в полном раздрае.

— Ты плакал. Это моя тема, — отвечает Эвен, накрывая ладонью его щёку.

— Не плакал, — продолжает отрицать Исак, хотя Эвен прямо сейчас стирает с его лица слёзы. — Просто очень жарко. Солнце. Я же тебе говорил.

— Иди сюда.

Исак тает в сильных руках Эвена, стоит им сомкнуться у него за спиной. Он закрывает глаза и льнёт к нему, обнимает его крепко, так крепко.

Быть здесь с ним, со всеми этими людьми, которые отказываются скрывать, кем являются, — это возможность впервые вдохнуть полной грудью после долгих лет, когда он задыхался, когда он тонул.

— Прости, что оставил тебя одного.

«Ты мне не нужен».

Возможно, нужен. Может быть, это нормально, что ты мне нужен. Немного.

— Не отпускай, — умоляет Исак, уткнувшись ему в шею и крепко зажмурившись.

— Не отпущу.

========== Глава 15 - Философия гордости - часть 4 ==========

.

Исак не осознавал, что посещение парада включает в себя ещё больше обязательств, больше гуляний. Эскиль заставляет их всех отправиться на афтепати.

– Если я иду, то и ты идёшь! – рявкает на него Элиас, по-прежнему одетый лишь в обтягивающие жёлтые шорты с подтяжками.

Исак смеётся над его угрозой, потому что он до сих пор под кайфом, потому что пальцы Эвена по-прежнему обхватывают его запястье, удерживая его, помогая ему чувствовать себя нормально.

– Я собираюсь заставить тебя танцевать, – Эвен широко улыбается, игриво поднимая брови.

– Да прямо, не буду я танцевать, – Исак закатывает глаза.

– Нет, блин, ты будешь танцевать. Это я тебе обещаю, – настаивает Эвен, положив руки Исаку на бёдра и притягивая его ближе.

– Эвен… – протестует Исак, выглядывая из-за плеча Эвена, чтобы посмотреть, не наблюдают ли за ними. – Люди смотрят.

– Ну и что? Пусть смотрят, – широко улыбается Эвен, слишком широко. – Пусть видят, какими красивыми мы можем быть.

Исак вспыхивает, смутившись от воспоминания о собственных словах, которые сказал Эвену на пляже, когда утешал его влажными горячими поцелуями.

– Потанцуй со мной, – жарко шепчет Эвен ему на ухо, прежде чем прижаться губами к щеке, а потом потянуть за собой от стены.

– Эх!

Песня просто чудовищная. Это один из электронных треков с повторяющимся битом, входящих в топ 40. Но Эвен с улыбкой подпевает, поднимая руки Исака вверх.

В моей душе горит огонь. И причина тому ты.

Заставь меня гореть, потеряв контроль.

У меня во рту горит огонь. Только ты можешь его потушить.

Давай же, потуши его. *

Такие подходящие слова. Исак закрывает лицо руками, чтобы не показать, как ему стыдно за Эвена. Но Эвену плевать. Он танцует вокруг Исака, поёт для него и заставляет его смеяться.

Эвен смеётся над нарядом Мутты, он смеётся с Юсефом и даже во всех откровенных деталях описывает половой акт между геями Адаму, который как обычно задал дурацкий вопрос. Крылья – это всего лишь реквизит, но создаётся впечатление, будто Эвен действительно парит, нависая над ними. Он такой счастливый, что Исак не может не расслабиться и не улыбаться ему в ответ.